Конкурс:
Ода
еде

Душно в июльские ночи на перине, страшно в полупустой квартире обреченного на слом дома, но еще страшнее для Анисьи новый дом, новые люди. Риэлторы всю дорогу приходят, все переехать предлагают в новую квартиру, с пожизненной рентой. Люди поговаривают, вместо дома банк хотят построить. Племянник же строго наказывал никого не слушать, и ничего без него не предпринимать. – Гони всех в шею, и даже не разговаривай, и дверь не вздумай открывать, - приказал он. Оставил сотовый телефон, на одну кнопку нажмешь и сразу ему звонок. Теперь телефон у нее всегда в кармане кофты болтается. И смотровая, третья по счету, лежит на заставленном посудой столе, крытом изрезанной клеенкой. И не сомкнуть глаз Анисье всю ночь. Достает она из-под подушки мешок, серый полотняный мешок и, цепко держа его тряской рукой, сползает с кровати и, пряча в складках широченной рубахи, крестясь и пятясь, вылезает из комнаты.
В коридоре пробует запор на двери, не забыла ли дверь закрыть, включает на кухне свет, и десяток черных тараканов разбегается по углам. Ищет на кухне китайский мел, чтобы очертить от Сатаны круг, но нету мела – стащил Сатана. Тут и шаги в коридоре: вот он, сюда прется, нечистый, нет от него спасения. Дрожит Анисья и крепче прижимает к себе полотняный мешок. Чуланиха, соседка, маленькая, согбенная от старости, заглядывает в кухню:
- Чего свет-то жжешь? Никак опять не спишь, полуночная?
- Пусти, подруга дорогая, на ночь!- встречает её Анисья как спасительницу. – Одна спать боюсь, совсем измаялась я, с ума сошла…
- Опять, что ли черти разбирают?
В ответ Анисья только кивает головой, а слезы уже наготове.
- И что тебе моя икона не помогает?- спрашивает её Чуланиха. – Ну уж, ладно, иди спи, места не занимать,- жалеет она Анисью.
Захватив одеяло с подушкой, Анисья идет к соседке. Попав в привычную обстановку – столько лет в этой комнате пила чай за круглым дубовым столом под большим оранжевым абажуром – Анисья успокаивается, устраивается в углу на тряпье и сразу засыпает измученная видением в зеркале.
А Чуланиха еще долго думает, что донимают Анисью черти, потому что совесть у той нечиста, оттого так и носится Анисья со своим мешком, как полоумная. Соседи из-за нее отсидели. Люди были порядочные, при обыске только и оказалось две серебряные бумажки из-под чая, работали они на чайной фабрике. А с Катькой Мызовой Анисья мужика не поделила. У той двое ребятенок осталось, в комнатушке галстук нашли, она в цеху трудилась по их пошиву. Анисья донесла, больше некому, все это знают, из-за мужика, а он от Анисьи сбежал и Катьку дожидаться не стал. Женился на хохлухе. Анисья, может, и впрямь ополоумела: старость – не радость. Смотрит в темноту на мигающую лампадку у Богородицы, постепенно погружаясь в мирный и спокойный сон, лампадка в углу горит всю ночь, денег для Бога не жалко, и сейчас не война, чтобы масло экономить. А Господь, он всем за молитвы воздаст сторицей, и не было случая, чтобы Господь Чуланиху обидел.
Утром Анисья, проснувшись, недолго церемониться, толкает Чуланиху в бок, мол де хватит спать, утро, а та укутавшись стеганным одеялом, ворчит, что Анисье ни днем, ни ночью покоя нет, а она ещё досыпать будет, потому как её Сатана по ночам не одолевает. Проглотив обидные слова, Анисья волоча за собой одеяло и подушку, удаляется пить чай, потому что если чаю с утра не напьешься, весь день ходишь как чумовая.
Уж слетала Анисья в магазин, и утро кажется ей светлым и замечательным, хотя с вечера страхов натерпелась. Пора и прогуляться, мешок днём никто не утащит, а в новый недавно открытый супермаркет, блистающий стеклом и металлом, ходить ей очень приятно, много интересных вещей там продается, какие купить хочется, но к чему они ей дома, когда и так, проведя в магазине часок-другой, всей этой роскошью налюбоваться можно вдосталь.
Продавщицы давно знают эту чудную, неряшливо одетую старуху, которая часами глядит на включенные телевизоры, заходит в отдел готового платья, перебирает на вешалках вещи, но никогда ничего не покупает, а уходит из магазина счастливая и совсем не обижается, что нечего руками зря трогать, покупать нужно. Иногда приходит задолго до открытия и все витрины переглядит, интересуется, когда «нашу» обувь привезут, а то вся иностранная, это же какие деньжищи надо. Эта, импортная, через две недели разваливается. А Чуланиха-то, удумала тут, с киоска обувь купила, красивую; так дождь пошел, у ней подметка и отвалилась. А лоточники больше не появились, ни поменять, ни поругаться, ищи ветра в поле.
А у Анисьи на хорошие вещи нюх. Недавно пальто себе приглядела из темнозеленого драпа, шерстяное. Глаза разгорелись, как у молоденькой, подсчитывала, пришепетывала, сказала, что бы оставили, за деньгами пойдет. С полдороги вернулась, передумала: зачем, ей старухе, роскошествовать и того, что есть, хватит. И нарочно ещё проторчала в магазине, чтобы поглядеть, не догадается ли кто про её мешок.
Днём Анисья прилегла, привыкла спать после обеда, при дневном свете никакой Сатана не тревожит. Не успела заснуть – стучится Чуланиха.
- Анисья, поди-ка сюда…
- Ну, да чего тебе? Я сплю…
- Поди, слышь, говорю, сказать нужно…
- Да уж говори тут.
Чуланиха протиснулась в комнату и уселась на диване, против Анисьи:
- Я, Анисья, уезжаю. Подобрали мне квартирку отдельную, теплую, светлую, около центра, грех отказываться.
Сон у Анисьи как рукой сняло, вытаращила глаза:
- А я-то как одна останусь?
- Да как же ты одна-то! У брата побудь, чай, брат-то у тебя есть?! – и Чуланиха ушла, оставив Анисью в большом смятении.
Анисья стала кидаться из угла в угол, полезла в гардероб, чтобы достать платье, залпом выпила стакан холодного чаю, полезла под кровать выволакивать из-под неё всякий хлам.
Нет, к брату она не поедет. Всю жизнь где-то, непутевый, шляется, то на Севере, то на Камчатке, после перестройки в Африке годами пропадал, худой приехал, сам на негра похож стал. Большие деньги зарабатывал, да впрок ничего не шло, приедет – все с бабами прокутит. Моложе её, а выглядит… совсем припердун старый стал, крючком согнулся. Брат к ней не зазря ходит, хочет, что бы ему наследство оставила, да он деньги на какие-нибудь глупости спустит, по ресторанам проест, голь перекатная, деньги смолоду беречь надо, а не клянчить, не унижаться на старости лет. Она, конечно, виду не подает, что его намерения разгадала: она ему наливочки, чайку и все, что бог даст, только скорее спровадить, чтоб не убил, не отравил, не обокрал. А он может! За деньги люди все могут, только заплати.
-Святый Боже! Спаси и сохрани! -взмолилась Анисья и перекрестилась. Пошарила в буфете, нашла запрятанное варенье, печеньи разные.  И пошла к Чуланихе чайку попить. И вот сидят старые подруги за столом под абажуром, в комнате Чуланихи, пьют чай,  и от горячего чая разливается тепло по телу. И все невзгоды, обиды и беды вроде как далеко - далёко. Вот разъедутся по новым квартиркам, будут друг к другу в гости через весь город ездить, чаёвничать, всё занятие. Чай китайский, сахарок хозяйский. С чая лиха не бывает!