Рассказ.
Мы и не понимали в этой жизни ничего. А теперь нам остались только воспоминания.
Нам было рано заводить ребенка, а мы хотели ребенка.
Она взяла яйцо и разбила его ударом ножа. Сковорода зашипела, запузырилась яичницей. Шумы смешались с прибоем и криками серых чаек. Она стояла спиной ко мне. Ее голая спина возбуждала.
В Крыму на даче мы предавались разврату .
Она говорила и спрашивала меня :« А ты всегда будешь рядом со мной? Я интересуюсь . Кроме того я пытаюсь тебе помочь. Ты ненавидишь всех и меня, и все эти годы живешь с ненавистью, потому что ты замкнулся на своих чувствах и своих переживаниях. Ты можешь разрушить мою жизнь , потому что ты и сам несчастный. Ты разрушаешь все живое, что встречается на твоем пути, поэтому я тебя ненавижу. Ты меня опутал, околдовал, поэтому тебе необходима сейчас моя любовь , чтобы спасти себя как личность.»
Яичница зарумянилась и начала покрываться матовым белым цветом. Я смотрел на сковороду и на ее девичьи груди. Чувство голода и ее вид возбуждали. Она покачивала своими прелестями.
Она умела изображать интонации любви . Такие всегда опасны для окружающих .
У нее было страшное сплетение любви и ненависти, добра и зла.
Вечерами мы отправлялись бродить по пустынному берегу. Полумрак ресторанов манил запахами еды. Там за столиком, она говорила странные вещи . Она считала себя девушкой — блондинкой и считала свою и мою жизнь неправомерной. Тогда я предложил ей раздеться и лечь на стол. Она легла. Я хотел ее тела. Я хотел ее есть.
Она даже не поинтересовалась от кого забеременела. Она говорила , что чувство и сентиментальность разные понятия. Однажды я залез в интернет и прочитал все эти ужасные статьи про беременность. Иногда лучше ничего не знать.
Мы ходили на фортепианный концерт. «Шопена нужно играть просто и строго — шептала она на ухо. На даче в Крыму всегда предпочитала играть голой. Белый рояль и черные клавиши. На самом деле в этом мире нет человека, которому я мог доверять настолько, чтобы открыть свое сердце и ее большая беда в том, что я тоже любил ее как никогда, но чтобы она ни делала, как ни старалась, я так и не открылся ей. Она играла гениального маэстро, его вторую сонату.
Музыка оставляла печаль и душевную смуту.
«Шопен был гордым. Вторую прелюдию нужно всегда осмысливать без пафоса!» - ее голос задрожал.
Она легла на рояль и раздвинула ноги. .
На кухне подгорала яичница.
Начало - "рассказ" с точкой - выглядит провокационно...
А в целом - забываешь про яичницу... Но надо работать.:)