Работа пионера
Куриные лапки
Саша Беляева
3.14
( 7 голосов )
6 октября в 16:19
Куриные лапки. Такие тощие, в подернутой от горячего бульона шкурке, все пупырчатые, как кожа ящерки из далекого детства.
Он смотрел в грязный потолок и впервые за свой тридцатник с небольшим вдруг вспомнил эти самые куриные ножки в наваристом прозрачном бульоне. Вообще - впервые. Его память откуда-то из глубинных залежей показала эту картинку привычного когда-то детского обеда.
Вспомнил старшую сестру, которая пыталась у него эту самую ножку из тарелки выцарапать, а также ясно, словно бы и не в памяти, а наяву, увидел давно уж покойную бабку, которая суетилась вокруг стола и нарезала влажный и сочный бородинский хлеб, а затем доставала из ЗИЛовского холодильника упаковку холодной сметаны и аккуратно ножом надрезала по краю толстую и острую, словно бритва, фольгу с упаковки.
Да, теперь такого уж не делают - все какой-то хилый полиэтилен прикрывает коробки с молочными продуктами, подумалось ему.
Потолок за все это время ничуть не изменился - это была единственная картинка перед его глазами уже долгие месяцы, и он изучил его и вдоль и поперек и мог нарисовать как карту страны - по памяти.
А бульон от куриных ножек - он был такой наваристый, такой советский-советский. Прозрачный, с круглыми пятнышками жира на поверхности. Бабка клала туда оранжевые кружочки морковки, сыпала накрошенной лапши, добавляла лавровый лист и толченый черный перец. А лапки - они были украшением бульона. Бульон ели с бородинским и уже разлитый в тарелках посыпали нарезанным мелко зеленым луком - было вкусно.
А сметану бабка столовой ложкой накладывала ему прямо поверх ароматного хлеба.
Просто и незамысловато, но теперь, вспоминая это лучистое детство, ему, хоть на минуту-другую, изо всех сил захотелось вернуться туда. Там он был карапузом, а сестра - почти всегда вредной. Там он вечно разбирал и вновь собирал дедовское радио, там ему прочили светлое будущее и профессию радиоинженера. Там все только начиналось...
Потолок и лампа - все, что было у него теперь. Лампа никогда не гасла.
И еще была дверь. Через нее его ввели, и через нее он надеялся когда-нибудь выйти.
Но время тянулось долго, почти бесконечно. Бесконечное время, казалось, играет не в его пользу.
Бывало, ему приносили работу. Он ведь был мастер. И он работал - чинил оружие.
Бывало, ему заносили еду. Но это становилось все более редким явлением и потому силы стали постепенно покидать его.
Он перевернулся на бок и закрыл глаза. Тело, изможденное недоеданием, теперь с трудом выносило даже лежачее положение. Тело таяло и костям было все чувствительнее.
Опять возникла родная бабка и куриная ножка. Сестра делилась с ним самым ценным в обеде. Иногда сестра бывала хорошей и доброй. Ножка из его супа, а также ножка из тарелки сестры - теперь обе были его. Он с удовольствием посмотрел на бабку, а она удовлетворенно кивнула в ответ.
- Ешь, давай, чего ж ты? С тобой поделились, так ешь же!..
Солнце освещало крохотную кухню хрущевки в заводском районе, за стеклом наливались ягоды рябины, трепеща на ветру тонкими зелеными листьями.
Куриный бульон еще был горяч и испускал пар.
Он захотел остудить его немного, надул толстые щеки и - как дунет!
Сестра визжала и ревела в три глотки - дунул он сильно. В суматохе бабка увела сестру - подальше от него, и утешала ее в комнате.
А он сидел один на маленькой кухоньке и наслаждался жизнью. Обкромсал обе ножки - до ноготков, опустошил тарелку с бульоном - до дна, уплел не только хлеб со сметаной, но и целиком всю пачку - пока никто не видел.
- Ну что, напоролся? - спрашивала его после бабка. - Ох ты, какой же теперь толстый будешь, каким ты поросем вырастешь!..
Обед был вкусным как никогда.
И откуда только он вдруг все это вспомнил? Никогда не помнил он ни ножек, ни бульона.
За дверью зазвенели ключи. Сквозь забытье он и не сразу сообразил, что наяву кто-то открывает дверь.
- Эй ты! Есть будешь? - чей-то грубый мужской голос спросил с раздражением.
Пока он медленно приподнимался и разворачивался ко входу, на пол уже со звоном поставили медную миску.
Дверь с грохотом захлопнулась, ключи вновь зазвенели.
Он подошел и наклонился, чтобы взять в руки, не расплескать. Запах еще теплого бульона вдарил его в самое сердце - это был куриный бульон!
Его тело затрясло - от бессилия. Коленки подергивала мелкая дрожь, а голову кружило от запаха еды. Он развернулся к матрасу на полу, почти присел и - чуть было не выронил миску! Но удержал и облизывая заплескавшиеся грязные и немытые месяцами кисти рук, аккуратно, глоток за глотком, чувствуя вкус каждой капли, стал медленно пить.
Бульон. Куриный. Пустой. Без хлеба. Без ножек.
- Эхх, где ж ты, моя сестрица?
Он поставил рядом наполовину опустошенную миску - для него теперь это слишком много. Было тепло и сытно.
Улегся на матрас, повернувшись набок, и подложил под голову иссохшие руки заместо подушки.
- Ну что, напоролся-таки? - лицо покойной бабки смотрело на него со светлой улыбкой.
- Бабушка... здравствуй!...
...Тем временем, в далеком большом городе его мать получила очередной официальный конверт, где было сказано - пропал без вести.
3
945
Оставить комментарий
Мария
Сергей
Ринат
редакция Ruspioner.ru 
Александр Чесноков О'Санчес 
Язык легкий, плавный. Картинка визуализируется. Вкусные описания, несмотря на простоту. Спасибо вам за рассказ. Удачи!
П.С: мы-то знаем, кто нам с вами единички кидает)))
По поводу "единичек" - тоже согласна, мысли такие есть, как и у вас )))) но, думаю, тут не "онодинтакой", тем более, что оценки анонимны и эта анонимность позволяет людям быть теми самыми - настоящими, - каковы они и есть. Так что пусть каждый будет самим собой )))
Была бы возможность написать это в личку - написала бы )) но тут нет такой возможности, посему пишу в комментах ;-)
А вообще, иногда вот смотрю - рядом с текстом стоит пятерка, читаю текст, про себя думаю, да, нравится, а после, спустя несколько дней смотрю другие тексты и замечаю, что у того текста, где была пятерка, теперь стоит трояк )))) И вот в который раз думаю, ну вот охота ли? ;-)
А вообще "онодинтакой" меня даже стал забавлять - интерес появился ;-)