Вдоль набережной сталкиваясь, не помещаясь на гранитной тропинке шагают три алкаша, два мужика, одна сисненосая баба.
Время чудесное, полдень, еще светло.Небо продирается, просвечивает голубой подкладкой через плотное сукно серых облаков. Как бритвой порезали.
Холодно, зябко, но все трое нараспашку, а один мужик в тапочках, таких, что в бассейне носят, резиновых.
Они уже успели выпить и влюблены в жизнь, переполнены и шумно делятся этим, как весенние бездомные псы, заглядывая друг другу в глаза и толкаясь боками.
-Серег, нет, ты не понимаешь. Мы всех победим. Нам ниче не страшно.
-Мы ж это. Мы ж Россия. Россия, Серег. Это те не негры.
-Конфеты были такие, помнишь, про негров?
-Не понял.
-Жопа негра или в этом роде.
Смеется женщина:
-Сам ты жопа, Коль. Поцелуй, а не жопа. Поцелуй негра.
-Ишь размечталась.
Целует ее в губы, отрывисто как кусает. Ей все нравится, она смеется.
От них хорошо. Хочется за ними увязаться. Увязывается пес с драным правым боком. Тут же получает кличку Негр и становится неотъемлем и неотделим. Они идут бессмысленные, пустоголовые. Набережная тянется и тянется. Небо сверкает. Сверкают осколки бутылок. У Коли из порезанного на спине пальто серкает перламутровая голубая подкладка.
-Хорошо все-таки жить. Живым быть. Да, Серег?
-Хорошо, аж рвет изнутри. Непонятно, куда кидаться: ебаться бежать или в морду кому дать.
-В баню б еще. Чтоб в озеро потом. Лежишь, там звезды.
-Да, это лучше, чем ебаться.
Все как-то разом загрустили. С реки подул свежий ветер.
Потом они еще долго шли. Нина упала. Поднимали ее. Отряхивали. Сами падали. Смеялись. Поднимали друг друга. Негр скакал вокруг и счастливо лаял.
В окнах зажигался свет.
Маленькое кафе. Два столика заняты.
За одним две девушки. За другим муж с женой.
-Я не знаю, не знаю, Ань. Я не понимаю себя. Мне кажется я просто не могу быть счастлива. Во мне нет этой способности. Мне все скучно. Я целый день хочу спать.
-Я тоже, слушай. Кофе пью литрами.
-Да, не в этом даже дело. Надо как-то развиваться внутренне. Моя психиня говорит, что надо приблизиться к своему истинному Я, к своему ядру. А я не могу. Год к ней хожу, ничего- никуда не приблизилась. Возможно, конечно, это какя-то глубокая детская травма, которую надо проработать.
-Ой, слушай. Тут такая тема крутая. У меня знакомая ездила.
-Ну.
-Короче, три дня на Алтае, вобще без еды, без гаджетов. без связи. Короче, один на один с собой и природой. Ведешь дневник. Ощущения свои записываешь. Возвращаешься просто другим человеком. Там тебя перворачивает. Это американцы какие-то делают. Тренинг. Реально работает тема.
-Там отель какой-то есть приличный?
-Ты чего, какой отель. Спишь в мешке спальном в лесу. Одна. В этом и прикол.
-Да ладно! Это ж пиздец, как страшно.
-Зато эффект.
-Ну, не знаю.Слушай, я тут еще поняла, что надо раскрывать в себе женщину. Я читала. Там знаешь, есть несколько типов: женщина-девочка, женщина-сестра, женщина-любовница, романтическая там, мать еще, вобщем целая куча. И я понимаю, что во мне ничто не развито, что я все еще ребенок.А это же важно.
-Да, да. Я слышала. Дико интересно. Тоже хочу об этом почитать.
-Надо пробудить в себе настоящую женщину, Ань. Тогда ваще. Все будет: и мужики, и секс крутой, и вобще жизнь нормальная. А не то что.
-Счет уже давай просить, эти Володьки еле шевелятся здесь. Пока принесут, пол часа пройдет.
-Мудаков набрали.
-Ага.
Пока ждут счет, обе смотрят в окно. Закатывают глаза чуть не одновременно: там грязная опухшая баба гладит мужику член через штаны, тот наминает ее за жопу. Оба увлечены. Только иногда отпинываются от пристающей дворняги.
-Знаешь, китайка открылась новая.
-Ага, на Рубинштейна. Тёма рассказывал.
-И как?
-Вроде, нормально.
-Может в субботу сходим?
-Я в субботу в Москву.
-А что там?
-Ну работа, что.
-В субботу?
-Слушай, не начинай.
-Я не начинаю. Я спрашиваю.
-В субботу.
-И обратно когда?
-Еще не знаю. Билетов пока не нашли.
-Что там искать. Самолеты каждый час летают.
-Слушай, не я этим занимаюсь. Секретарь все бронирует. Я не вникаю.
-Ты не можешь одним днем?
-Посмотрим, посмотрим, дорогая. Ты выбрала десерт?
-Нет, еще нет. Нет, не выбрала.
Она отворачивается к окну. Кутается в шарф.На белом воротнике рубашки, на внутреннем сгибе виден грязно-бежевый след тонального крема.
Он листает новости в телефоне.
За окном шатаются какие-то пьяные люди, все нараспашку, один вобще в тапках, вокруг скачет грязная собака. Сумерки падают на город быстро, как темный занавес.