Пробел

В России поэт с фамилией Ким (как, допустим, с фамилией Цой) уже не будет первым Кимом (привет, Юлий Черсанович!) или Цоем (мир праху твоему, Виктор Робертович). А в свете неумолимой востокизации метрополии так и вовсе без шансов выделиться, опираясь на фамильный ресурс, — тем более это фамилия мужа, а муж поэта Анастасии Ким Иван Ким тоже поэт. Анастасия пыталась какое-то время, семь лет, жить в столице, но потом вполне осознанно развернулась и уехала в родной Ставрополь. В том числе и этот поступок осмысливается в стихах («наших не любят здесь со времен Батыя…», «так что валить нам обратно за МКАД и еще куда / пока здесь не решили, что мы годимся крепить дома»). Это осмысленная поэзия и беспощадная, как мысль. Но и бесстрашная, как Ким.

наших не любят здесь со времен Батыя

девки стирали простыни и простыли

рыхлые руки русалка упрет в бока

Клязьма ли Вязьма Калка ли Каменка

сахарны церквы стоят по краям болот

чешет водяное пивной живот

ваша икша-кидекша-расторопша

говорят «татарин, лицо попроще»

в монастырских подвалах поют мокрицы

«нас не берут, не берут, не берут в столицу»

говорят, на сто первый км высылали нечисть

из москвы, бо русскому духу нече

целовать валютных царевн-лягушек

вдоль железки пустые глаза избушек

говорят «выходи из поезда, будешь кормом»

леший достал кастет и бредет к платформе

в электричках с собачьими животами

можно спастись контролерами и ментами

выхожу на станции коломенская верста

доставать Иванушку

из омута

***

(В сталинке на ВДНХ горница

В ней темно

Рабочий и колхозница

подсматривают в окно)

Хороша Москва говорят огромна

Хороша настолько, что в пост скоромна

Говорят, в рубиновых недрах зева

Сладок, как амброзия, корм казенный

И хлеба, и зрелища чашкой полной

Хорошо хлебать и себя не помнить

Хороша как эдипов комплекс и оборонный

Хорошо как Кремль горит картонный

И казненные снова встают со стоном

От Лубянки до Бутовского полигона

Говорят: хорошо в этом центре мира

По усам стекает во время пира

Голову от седла отцепил опричник

С лаем разбегаются электрички

Миражи столицы моей в огне

Хороши, как выправка Жукова на коне

***

(в отсутствие наружности славянской

недружелюбным нахожу пространство)

как отличить простуду от аллергии на реагент

в местных домах, говорят, тела
таджиков закатывали в цемент.

Ким, как нас отличить
от этих работящих немых парней

— они, говорит, индоевропейцы и москвичам родней

а ты определенно приехала
east-west стрясти с них дань

так что валить нам обратно
за МКАД и еще куда

пока здесь не решили,
что мы годимся крепить дома

пока наш материал расходный кажется сопротивляющимся to much

здесь такой идет монолог культур,

что хочу подтвердить — мой
родной аул назывался Чур,

мы такие чурки, что побойтесь
нам говорить welcome

мой прадедушка в Мекку дошел пешком и обратно пришел пешком

***

Ваня Ким варит прозрачный рис,

этому научил его Ким Ир Лен.

у котелка рассказывает рецепт:

хочешь рисовой мудрости — повинись

каждому предку-корейцу на семь колен

может увидят храброго в наглеце

скажут:

помни, это не брат тебе и не сват,

знай, что он сильнее тебя стократ

рисовый куст не прощает тоску и лень

мы ему в пояс кланялись каждый день

спины наших душ согбенны крючком

говорим мы рисовым языком

двух черных духов прогонит из риса жмых,

плошка отвара отвадит десятерых,

вещие в его клейковине сны,

все мы его дочери и сыны.

Если выдюжишь выдержать наш совет,

будет в котелке твоем нежный рис,

о котором драконы бородатые пели звонко

— простой, как солнечный свет

— клейкий, как едва раскрывшийся лист

— рассыпчатый, как стук подошв убегающего ребенка