Честное пионерское

Андрей
Бартенев Андрей Бартенев

Успеть до сентября

30 августа 2021 10:15

В галерее «Здесь на Таганке» до 5 сентября проходит выставка «Цветик-семицветик. Наш Неповторимый Владик Мамышев (Монро) Королевич» памяти художника Владислава Мамышева-Монро. Выставка, которая рассказывает не только историю жизни и творчества Влада Монро, но и передает атмосферу Москвы и Санкт-Петербурга периода конца 1980-х до начала 2000-х гг, – одного из самых захватывающих и свободных для искусства и страны. Мы предлагаем вместе с куратором выставки и другом Влада Андреем Бартеневым вспомнить художника, поговорить о нем, попытаться понять и уже потом, хоть немного подготовленными, – отправляться в галерею «Здесь на Таганке». Именно так сделала наш стажер Полина Кизилова.

Первая ретроспектива и наиболее полная версия художественного наследия Владислава Мамышева-Монро была представлена в 2015 году в ММОМА. Целью той выставки было максимально точно систематизировать основные периоды и циклы в творчестве Мамышева-Монро: от первого вхождения в питерскую богему и до конца его жизни. С тех пор наступила тишина. С 2015 года ничего серьёзного вокруг наследия Мамышева-Монро не происходило.

Художник, о котором зрители до 30 лет почти ничего не знают, хотя он – одна из крупнейших фигур русского современного искусства. Монро и Бартенев — люди одного поколения, появившиеся благодаря волне суперсвободы и перестроечному ренессансу. Как куратор выставки Андрей Бартенев предложил выдающийся ход для Монро, который заключается в представлении художника через архивы и воспоминания других людей. Работа с эмоциями, реакцией окружающих, отражением себя в других людях, с человеческими отношениями в целом — это и есть та самая творческая лаборатория Мамышева-Монро. Представить Влада Монро через калейдоскоп воспоминаний, показать этого фантастического спонтанного гения через симпатию или неприязнь, которые он вызывал в людях — это и есть исследование внутри выставки. В архивах других людей наследия Монро оказывается в разы больше, чем в его собственных. Здесь присутствует как искусство художников, связанных с Монро, посвящения и «каверы» на него, так и его собственные уникальные работы — графика, фотографии, письма, видео.

— Почему наиболее плодотворный период творчества Мамышева-Монро выпал на эпоху становления новой постсоветской России?

— Перестройку вы имеете в виду?

— Да

— Потому что это начало нашего Ренессанса: абсолютная свобода, расцвет искусств, новых смыслов и экспериментирование с этими смыслами, что немаловажно. У людей в головах была такая каша, что она позволяла появляться всему, чему угодно.

— То есть на него влияла эпоха, в которую он творил?

— Конечно! Ленинградский рок-клуб был оплотом всего российского андерграунда и самых авангардных междисциплинарых экспериментов. Конечно же, это на него влияло, ведь это давало импульс для его раскрепощённости и смелости. Уже после Сергея Курёхина и «Поп-Механики» Влад встретил Тимура Новикова и стал членом его Новой академии, и он добавил теоретическую искусствоведческую базу в его творчество.

— Влад Монро стал одним из символов своего времени. А было ли это его время? Не опережал ли он его?

— Нет, он мог появиться только в конце 1980-х, и ничего он не опережал, потому что именно Перестройка помогла огромному количеству людей почувствовать себя Другими. Дала повод исследовать то, другое, что в каждом находится. Когда в СССР был период застоя, все сидели в подпольях, либо на кухнях, и что-то обсуждали. Началась перестройка, развал СССР, в результате чего появилась масса поводов оттянуть внимание всей страны на политическую модификацию. И на фоне этого отвлечения стали расцветать разные виды искусства. Художников, наконец, оставили в покое: перестали сажать в психбольницы, отправлять в лагеря и на поселения, подвергать принудительным терапиям и отбирать право на профессию.

— Если бы Монро творил в наше время, он тоже вряд ли бы подвергался подобному.

— Сейчас он неуместный художник, потому что воплощает дух абсолютной свободы. Сохранились отдельные зоны свободы, как Instagram, TikTok, и я думаю, что, будь Влад в наше время, он стал бы звездой социальных сетей однозначно. Владик Монро – мгновенный художник, импульсивный, хватающий всё свежее, новое, интересное. Он был прекрасным импровизатором, писателем и блогером на всех своих страницах.

— А как к его творчеству, на ваш взгляд, меняется отношение с течением времени? Тогда, может, меньше понимали, сейчас, возможно, воспринимают, лучше… Может же быть такое?

— Тогда все его ценили, любили и понимали больше. Он был безусловной сияющей звездой и все это прекрасно осознавали.

— А почему именно образ Мерилин Монро больше остальных преобладал в его жизни и явился самым сильным перевоплощением в его творчестве?

— Две причины: сексуальный магнетизм, безупречная соблазнительность и трагический финал, сделавший неимоверно популярной и недосягаемой эту диву. Владику это нравилось и на самом деле его судьба тоже в какой-то степени превратила его в недосягаемую диву из-за того, что он рано ушёл из жизни. Мне кажется, Мерилин Монро в него вселилась и начала им управлять.

— Вы говорили, что он снился вам во сне, и это стало причиной открытия выставки. Снился ли вам Влад Монро уже после открытия выставки?

— Да, он приснился и требовательным тоном сказал мне сделать про него новую книгу.

— Серьёзно?

— Конечно. Ну а что с ним сделаешь? Вот уж такой он и есть – наш друг любимый.

— Могут ли быть последователи у Влада Монро? Пока, кажется, еще их нет.

— Могут быть последователи? Да, мы страстно ждём их!!! Но для того, чтобы появились последователи, должен воспрянуть культ, поэтому наша цель – делать выставки про Влада, сделать новую книгу.

— А можете рассказать, как вы познакомились с Владом?

— В 1992 году на квартирнике у Светы Виккерс. Я был в костюме, слава Богу, что не на лыжах и не с санками! Образ прозрачной северной снежинки: чёрно-белый грим, раскрашенное чёрно-белыми орнаментами платье. Была вечеринка, маленькая квартира, все сидели на полу, куча художников с Масловки...Он просто ворвался: прыгнул с дивана и упал на меня сверху, ударив больно своей накладной грудью, и сказал: «Я Мерилин Монро – Владик Мамышев», на что я ответил: «А я Андрей Бартенев – северная карякская снежинка. Добро пожаловать!» С этого и началась самая главная наша жизненная любовь и ненависть!

— Как вы считаете, почему со второй половины 2000-х он начал проводить большую часть времени в Азии? Нашёл ли он там новый источник вдохновения или что-то другое его там удерживало? Почему не так часто стал бывать в России?

— Это, разумеется, связано с духовно-эмоциональными исканиями. Влад предчувствовал большие социальные изменения. Он понимал, что искусство перестает быть ареной внимания первой линии, что оно модифицируется в обслуживающую, практическую индустрию, функцию, которая всего лишь обеспечивает потребности широких масс в коротких развлечениях, а не является самой главной сутью изменений эпохи и времени. Он это чувствовал...

— Хочется еще спросить: может ли творчество Влада Монро существовать без него?

— Может. Это очень въедливая инфекция. Не даром, Тимур Новиков называл его «наше бактериологическое оружие». Кто увидит, тот уже из памяти никак не выкинет!!!

Билеты на выставку тут