Честное пионерское
"Писать роман гораздо сложнее, чем искать издательство"
13 ноября 2017 15:10
У читателей "РП" была отличная возможность попробовать свои силы в написании рецензий. Спасибо всем, кто принял участие в нашем пилотном проекте "Школа пионерской критики". Мы предложили участникам конкурса выйти за рамки постов в соцсетях и попробовать свои силы в написании настоящей рецензии. В роли наставника выступил профессор факультета журналистики МГУ В.И. Новиков, который специально для нашего проекта рассказал, как написать хорошую рецензию. А объектом литературной критики мы выбрали роман Гузель Яхиной "Зулейха открывает глаза". Мы встретились с автором, чтобы поговорить об отношениях писателей и критиков, обсудить рецензии участников и выяснить, в каких случаях автору лучше не читать отзывы на свою работу. Через неделю редакция "РП" объявит, чья рецензия на роман Гузель Яхиной будет опубликована в декабрьском номере, а прямо сейчас интервью с автором романа "Зулейха открывает глаза" о том, как непросто осознавать себя писателем, а еще сложнее быть им.
Когда вышел роман «Зулейха открывает глаза», вы следили за тем, что писали критики? На ваш взгляд, насколько сложны отношения автора и рецензентов, если вообще существуют какие-то отношения между писателями и критиками, или каждый просто делает свое дело?У меня очень небольшой опыт отношений с литературной критикой. Исходя из него, могу сказать, что сначала я читала рецензии с жадностью, было очень интересно. Признательна тем критикам, кто нашел время прочитать мой роман и написать: на мое счастье, это были и Галина Юзефович, и Анна Наринская, и Павел Басинский, и Майя Кучерская, и Лев Данилкин. Я была польщена самим фактом. Было интересно посмотреть на роман их глазами и что-то понять для себя, чему-то научиться. Другое дело, что чтение рецензий, имеющих отношение не только к литературной части, но и к другим аспектам текста, - не самое полезное занятие. И этим я с какого-то момента перестала заниматься, потому что подобных отзывов было достаточно много в интернете, и я, при всем уважении к авторам, не чувствовала в себе силы читать все тексты.
А к каким другим аспектам? Что вы имеете в виду?
Что касается не литературы, а, к примеру, каких-то национальных или религиозных моментов. Я перестала читать такие отзывы - поняла, что не справляюсь с потоком эмоций, которые эти отзывы у меня вызывают. Конечно, повторюсь, те профессиональные рецензии, которые были посвящены литературному анализу текста, я читала с благодарностью, они мне очень помогали. И при написании второго романа я возвращалась мысленно к той или иной статье, размышляла над ними. Читала интервью литературных критиков, смотрела их публичные дискуссии – старалась лучше понять, что они хотели сказать тогда, два года назад, в статьях про «Зулейху». Кстати, очень рекомендую сентябрьскую дискуссию Галины Юзефович и Анны Наринской «Литература и критика» - в рамках «Открытой библиотеки». Видео есть в интернете.
А вообще критики друзья писателей?
Я не знаю. Мне кажется, они друзья читателей. Когда писатель заканчивает рукопись, на этом его отношения с текстом заканчиваются, происходит «разрыв пуповины». И текст выходит уже в самостоятельное плавание. Дело автора – написать честный текст, быть уверенным: ты сделал все, что мог, дал тексту все, что мог. А дело критика уже дальше оценивать его, рекомендовать или не очень рекомендовать.

Гузель Яхина (фото предоставлено издательством АСТ, "Редакцией Елены Шубиной")
Что вас больше всего удивило в рецензиях, присланных на конкурс «Русского пионера»? Были какие-то вещи, которые показались вам новыми?
Не могу сказать, что встретилось нечто совершенно новое, но некоторые моменты показались мне очень интересными. Скажем, необычный ракурс. У Ольги Юдиной в ее рецензии был фокус на женской теме: она рассказала практически обо всех героинях. Сделала разбор даже тех, кто до этого не упоминался в рецензиях – Илоны, Груни, Аглаи. Это было неожиданно – я не рассматривала свой роман с точки зрения исключительно женских персонажей.
Дальше. Я очень признательна тем, кто говорит о кинематографичности романа, понимая, что на самом деле под этим подразумевается. Два автора, Раджа Пожарский и Роман Попов, они меня этим подкупили. Оба имеют, как я поняла, кинематографический бэкграунд, поэтому со знанием дела приводят примеры из области кино, ссылаются на сценарии, рассуждают о смене планов и воздействии на органы чувств. Раджа назвал роман «Зулейха…» «историческим кинороманом с сильной центральной линией становления личности». Я даже выписала себе эту фразу, так она пришлась мне по душе. Роман родился как сценарий, я этого не скрываю, более того, везде рассказываю об этом. И то, как два автора увидели в романе эту кино-оптику, как они рассказали о ней, иногда словно рецензируя сценарий, а не литературный текст, было мне очень близко.
В отзыве Яниты Семешкиной тоже было очень здорово сказано про кинематографичность («нарочитую кинематографичность», как определила автор). Вообще рецензия Яниты показалась мне самой плотной, самой концентрированной по мысли: и про гастрономический слог, и про фольклорное двоемирие, и про паломничество из мира живых в мир мертвых, и про доказательство литературной теоремы…
Очень трогательный текст Татьяны Таран, где она рассказывает о своей семейной истории, о воспоминаниях тети Веры, деда Григория Ивановича, их жизни в тайге на Амуре. Даже картина сплава бревен по Амуру описана – как рифма к описанию сплава в романе «Зулейха…». Я признательна за такую открытость, за то, что автор захотел поделиться личным и сделал это.
Очень эмоциональная рецензия Татьяны Шершневой – по сути, конечно, совершенно разгромная. Но все эти 27600 знаков – самая объемная рецензия из присланных! – это же настоящий эмоциональный концентрат. Я признательна за такое неравнодушное отношение. За то, что Татьяна нашла время рассмотреть текст «сквозь лупу» (даже пересчитать количество татарских слов в романе) и написать такой длинный отзыв.
Есть рецензии, которые подкупают простотой – как работа Екатерины Владимировой: очень непосредственный, короткий и дружелюбный текст – в стиле «совет подруги». И, конечно, сразил текст Зухры Качуковой в соавторстве с Кумышевой Л. (полное имя второго рецензента не было указано полностью, к сожалению). Я не ожидала, что кто-то проведет научный анализ текста: этногендерный аспект, система образных средств, гендерные коды текста (кулинарный, портняжный, вегетативный)…
Спасибо, что прочитали рецензии наших участников и рассказали, что вам показалось интересным в их работах. Если говорить о рецензиях в целом, что вас как автора больше всего восхищает в литературно-художественной критике?
Можно я лучше о читательских отзывах скажу? Мне доставляют огромное удовольствие догадки и интерпретации, которые рождаются в голове читателя – логические и эмоциональные связи, отличные от задуманных автором. Когда за созданным текстом, за описанными событиями и поступками героев читатель вдруг прокладывает свою логику – и она работает. Это же здорово. Это означает, что роман интериоризирован – присвоен читателем. Что он не просто шел на поводу у автора и глотал текст, а размышлял, какое-то время жил с героями. «Правда ли, что все четыре дочери Зулейхи не сами умерли в младенчестве, а были убиты Упырихой?» «Правда ли, что у Игнатова в прошлом была какая-то трагическая история, связанная с погибшим или умершим сыном – и потому он смог легко принять Юзуфа?» Поначалу, слыша такие вопросы на встречах с читателями, я испытывала легкую растерянность («Нет-нет, я совсем не думала об этом…»), а потом стала очень им радоваться. Мне кажется, это и есть момент настоящего рождения истории: когда читатель наделяет героев какими-то своими мыслями, накладывает на них свой опыт, свою оптику. То есть в голове каждого читателя история рождается – каждый раз немного иная, чем ее задумывал и написал автор.
Была в вашей жизни критика, которую вам был сложно принять?
У моего единственного пока романа - счастливая судьба. Его и ругали, и хвалили. Ругали тоже много. Критика иногда была, скажем так, очень странной и неожиданной. Например, нашлись критики, которые на полном серьезе утверждали, что роман заказной - написан за деньги, под конкретные политические цели. Совсем недавно такая дискуссия развернулась в казахстанском интернете. Подобные вещи, конечно, обескураживают. Удивляют и обескураживают.
Вы очень образно сказали, что когда текст публикуется, обрезается пуповина, и он начинает жить своей жизнью. Вы продали телеканалу «Россия» права на экранизацию. Не будет тревожно за свое детище, если режиссер захочет что-то изменить, переписать? Вложить новые смыслы, которые вы не вкладывали?
В июле прошлого года был первый опыт постановки «Зулейхи» на сцене – не полноценный спектакль, а сценичный эскиз. Делал прекрасный режиссер Искандер Сакаев в летней лаборатории МХТ им. Чехова. До того, как доверять Искандеру роман, я пришла на его постановку «Театральной истории» по роману Артура Соломонова - и вышла со спектакля с убеждением, что такому режиссеру можно довериться. И доверилась. До показа даже понятия не имела, что делает Искандер с «Зулейхой»: пришла просто как обычный зритель - посмотреть, что получилось. Был показан большой фрагмент первой части романа – 40 минут сценического действия. Эскиз меня совершенно потряс.
Вторая постановка сейчас готовится на сцене Башкирского театра драмы им. Мажита Гафури. Здесь тоже очень интересный, очень талантливый режиссер - Айрат Абушахманов. Как и в первый раз, я решила доверить ему роман после того, как посмотрела один его совершенно потрясающий спектакль - «Черноликие» (взял, кстати, в прошлом году «Золотую маску»). Я полностью предоставила режиссеру решать, насколько ему нужна моя помощь. Когда было необходимо – Айрат обращался, задавал вопросы, а я старалась помочь, чем могла. Но не более. Сама я никогда не пыталась вторгаться в его творческий процесс. Автор книги не должен мешать автору театрального действия – ни лишним вопросом, ни замечанием, вообще ничем. Это вопрос доверия: или доверяешь – и отпускаешь историю в руки режиссера; или не доверяешь – и не отпускаешь. «Зулейха» уже родилась как текст, как роман. Пусть она теперь рождается как спектакль. Сценическую версию романа писала для Башдрамы Ярослава Пулинович. Там был довольно сложный процесс: взяли текст романа, Ярослава сделала сценическую версию, Айрат Абушахманов доработал, а потом ее перевели на башкирский язык… Премьера запланирована на 24-25 ноября. Жду, волнуюсь.
Что касается телевизионной постановки романа, то права куплены уже давно. С телеканалом «Россия» мы говорили о 8-серийном фильме. Сценарий уже написан, я его читала и дала свои комментарии. Повторюсь, здесь точно так же, как и в случае со сценической постановкой: я не чувствую за собой права, да и нет у меня никакого желания вторгаться на территорию режиссерского замысла. Пусть «Зулейха» родится как фильм. Отвечают теперь за это уже режиссер и продюсер. Если бы я сомневалась, то мне бы не стоило отдавать права, наверно.
А когда планируют начать съемки?
Я не в курсе сроков, деталей. Знаю только, что сценарий готов. Конечно, я понимаю, насколько это дорогой проект: во-первых, исторический, во-вторых, очень много натурных съемок. Вряд ли в Подмосковье можно снять тайгу. Видимо, будет экспедиция. То есть это не просто дорого, это очень дорого. Но я надеюсь, что проект состоится.

Гузель Яхина (фото предоставлено агентством Elkost)
Обычно выходит роман, и потом его экранизируют. А вы работали от обратного. У вас сначала был сценарий, и вы превратили его в роман. Это же разные форматы, стили работы. Было сложно переводить сценарий в роман?
Я с детства мечтала о кино, хотела поступать во ВГИК – быть режиссером или сценаристом (выбирала между этими двумя профессиями). И когда – уже через пару десятков лет после тех юношеских грез – все же поступила в Московскую школу кино, то вдруг выяснилось, что мне очень легко мыслить сценарно. Придумать какой-то визуальный образ или найти какое-то решение сцены мне легче, чем описать сложные психологические движения души персонажа; я склонна «овнешнять» внутренние действия. А поступила я в Школу кино, чтобы написать историю Зулейхи – хоть в какой-то форме. Потому что сама с историей не справлялась – она к тому времени уже долго жила у меня в голове в виде огромного облака из персонажей, сцен и идей, но не выстраиваться в стройный сюжет не желала. И вот на первом курсе обучения я написала сценарий с таким же названием – «Зулейха открывает глаза» - как учебную работу.
Когда сценарий был написан, превратить его в роман было уже не сложно. Передо мной был скелет истории: оставалось только развернуть этот «конспект» в литературный текст. В каждый момент написания романного текста я четко понимала, где конкретно на шкале повествования я нахожусь – это очень помогало, особенно в том, что касается ритма истории. У романа кинематографическая структура. Процентов 70 взято из сценария – многие сцены, эпизоды, иногда просто детали. Конечно, есть куски, которые были написаны исключительно как литературный текст – к примеру, история сумасшествия доктора Лейбе. Точно так же были в сценарии некоторые моменты, которые не конвертировались в литературу. Сначала я перенесла несколько таких моментов в роман, прописала, но позже увидела, что они хорошо смотрятся только как кино, а как литература – нет: это выглядело примитивно, мелодраматично, одним словом, плохо. В целом вся этот перевод истории с языка кинематографа на язык литературы дался мне достаточно легко. Если бы у меня не было готового сценария, наверное, писала бы роман гораздо дольше, и еще непонятно, что бы в итоге получилось.
Вы были директором по маркетингу в крупной немецкой компании. Как так получилось? С детства любили кино, литературу, но пошли в экономику.
Это был не совсем маркетинг, это были маркетинговые коммуникации. Да, действительно, был такой период жизни, он был достаточно большой и очень интересный. Он мне очень много дал. Может, благодаря ему воспиталась определенная настойчивость, которая и позволила мне теперь все-таки сделать то, к чему шла с детства. Я писала со школы, в том числе и сценарии. В старших классах на моей книжной полке стояли биографии советских режиссеров, книжка Эйзенштейна по монтажу, а раскадровки из «Ивана Грозного» я знала наизусть. Это был мир, в котором я жила всю юность – и из него сейчас я черпаю то, что вылилось в «Зулейхе», например. В юности мне не хватало настойчивости, поэтому не поехала поступать во ВГИК, струсила, честно говоря. Пошла учиться, куда полегче – по совету дедушки, иностранным языкам. О чем ни дня не жалела. Это позволило погрузиться в немецкую культуру, сделать ее частичкой себя. После получения первого образования (по диплому я – учитель немецкого и английского языков), переехала в Москву: решила попробовать себя в большом городе. Здесь какое-то время стояла задача просто выжить, чем я и занималась. А когда основные жизненные задачи были решены (была уже семья, родился ребенок), в стотысячный раз возник вопрос: а не стоит ли что-нибудь попробовать написать? Это желание все время жило где-то внутри, но его же можно было затоптать в себе, что я регулярно и делала.
Как вы себя отговаривали?
Чисто рациональные аргументы, которые всегда работали. Я человек очень рациональный. Но после тридцати лет начинаешь лучше к себе относиться, начинаешь позволять себе вещи, которые не позволял раньше. Вот я себе просто позволила учиться, разрешила себе писать. До этого не разрешала, держала себя в ежовых рукавицах. В какой-то момент я просто поняла: либо сейчас, либо никогда. Плюс к этому умерла бабушка, и оставались вопросы, связанные с нашими очень непростыми отношениями, и их тоже нужно было для себя решить. А для этого пришлось почитать какую-то литературу – о раскулачивании, о кулацкой ссылке, о жизни в Сибири. Здесь-то все и совпало: в какой-то день я поняла, что надо либо написать об этом, либо окончательно поставить точку, закрыть тему, просто не возвращаться к этой идее никогда. А если уж писать, то писать, наверно, хорошо.
Многие бояться рискнуть, вложить свое время, деньги в творчество. Есть страх, а вдруг не выстрелит, вдруг не получится. Были у вас такие тревоги?
Страхов, конечно, очень много. Понятно, что у творческого человека страхов обычно больше, чем требуется. Здесь главное – фокусироваться не на успехе, а на результате лично для себя, на внутренние какие-то моменты опираться. У меня был план: написать текст и издать его. План минимум – написать роман до конца. Писала так, чтобы потом не было стыдно перед самой собой. А план максимум – это издать, причем не за свои деньги. Знала твердо, что не хочу издавать сама, хотя, конечно, сегодня это сделать просто – особенно после того, как поработала в маркетинге определенное количество лет. Мне хотелось, чтобы роман взяло в работу издательство – по-настоящему, по-честному. Это был план максимум. Собственно все. Все остальное, что случилось с «Зулейхой» – это было уже выше всех планов и ожиданий.
А вы примерно представляли конъюнктуру, что интересует издателей? Или прежде всего надо писать для себя?
Абсолютно точно – только для себя. Кто-то говорит, что пишет для узкого круга своих знакомых. Да, наверное. Я пишу так, чтобы мне самой было интересно читать. Если завтра тебе не интересно читать то, что ты написал вчера, значит, это очень плохой текст. Только так, только внутренняя оценка, только внутренние какие-то ориентиры. Ну и потом, ты же пишешь о том, что интересно тебе, что волнует тебя, что у тебя внутри звенит. Внешняя оценка – это уже гораздо позже, это другой этап, когда текст уже готов.
В одном из интервью вы сказали, что долгое время не могли признать и принять тот факт, что вы писатель. Как сейчас? Вы принимаете новую жизнь, которая у вас началась после выхода романа?
Уже стало чуть легче. Но до сих пор не могу сказать про себя, что я писатель. Писатель – это человек с большим количеством опубликованных книг. Я про себя этого не могу сказать. Пока что я – начинающий автор, и очень долго еще им останусь. Эта формулировка мне гораздо ближе. Что же касается ежедневной деятельности, то я пишу уже достаточно долгое время почти каждый день. На протяжении последних четырех лет это моя основная деятельность. Сейчас уже вошла в этот ритм и не удивляюсь этому. А поначалу очень переживала, что занимаюсь какими-то странными вещами в дневное рабочее время: просто сижу за столом, просто что-то пишу…
Успех первого романа давит?
Очень. Это невозможно тяжелый груз. Но дело не только в успехе. Есть еще такой момент, как ответственность за написанное. Когда после выхода романа мне стали писать письма и рассказывать о судьбах своих родственников, прошедших через раскулачивание, и признаваться, что в Зулейхе они увидели, например, свою бабушку, а в Игнатове – дедушку, эти моменты заставили меня понять, насколько велика ответственность за написанное слово. Эта ответственность - колоссальна. Сейчас я уже понимаю, во-первых, как строга может быть оценка, во-вторых, насколько лично могут воспринимать люди написанное. Раньше я этого не осознавала совершенно. Раньше я просто писала, а теперь приходится об этом думать. Поэтому второй текст писать гораздо тяжелее.
А что бы вы посоветовали начинающим писателям? Не получив ответа от издательств, вы начали искать личные выходы. Как не потерять настрой? Как не начать сомневаться в своей работе? Многие ломаются на этом этапе.
Мой путь не был каким-то чересчур сложным – не могу сказать, что я мучилась очень долго. В моем случае сработал закон 101-ой двери. Если ты стучал в 100 дверей и тебе не открыли, постучи в 101-ую – и тебе откроют. Понимая это, ты нацеливаешься, чтобы постучаться в сто дверей, а не сломаться на 10-ой или на 99-ой, что будет еще обиднее. В моем случае история была совершенно обычная – история поиска издательства. На мое счастье, я познакомилась с литературным агентством, которое, конечно, очень помогло. Без него я не знаю, что было бы с романом. Другое дело, что писать гораздо сложнее, чем искать издательство. Потому что искать – это работа организационная, писать – творческая. Если понимать это, может быть, искать будет легче. Имея текст, ты уже сделал 99 процентов, ты уже прошел длинный путь почти до конца – остался только последний шаг. И если рассматривать поиск издательства как последний шаг, а не как отдельную эпопею – будет легче.
Девиз «Литературного клуба» журнала «Русский пионер»: самое главное в литературе – слова. По мнению ведущего клуба, писателя Александра Кабакова, самая главная проблема авторов заключается в том, что они используют случайные слова. А слова должны быть единственно возможными. Мы проводили много экспериментов с текстами Пушкина, Бунина. Меняли одно слово, и фраза распадалась. Материал литературы – это слова? Или это сюжеты, характеры?
Я не возьмусь утверждать, что занимаюсь литературой. Я занимаюсь историями. У меня есть несколько историй, которые хочется рассказать – вот и все. Каким языком их рассказывать? "Зулейха..." рассказалась языком кино, переложенным позже на язык литературы. Вторая история, над которой я сейчас работаю, рассказывается, наверно, больше языком литературным. Тем не менее, для меня и здесь главное – история. Именно она диктует, какими именно словами будет написана – каким языком рассказана.
Как вы работаете? Есть ли какие ритуалы, привычки?
Работаю с утра, я - жаворонок. Встаю в 6:30. Утро провожу с дочкой, отвожу ее в школу, а потом иду к рабочему столу и пишу в течение 4-5 часов, иногда могу и больше. Мне кажется правильным сделать с утра все самое главное. Но: самое главное создается как раз-таки не за рабочим столом. Точнее, за рабочим столом ты создаешь текст; но все мысли, которые ты записываешь, уже должны быть в голове до того, как ты сел. Если это так, то все складывается. А если ты садишься с пустой головой, то иногда что-то может получиться, а может и не выйти ничего. Кто-то из сценаристов сказал, что у его «пальцы умнее, чем голова». У меня наоборот. Поэтому я должна садиться за стол, четко представляя сцену, ее решение, развитие персонажей в ней, повороты... Если я все это продумала заранее, то пишется легко. Ну а продумываются эти моменты не за столом. Это происходит в фоновом режиме, когда живешь обычной жизнью: во время прогулок, выполнения домашней работы, хождения в магазины, выгуливания собаки родителей. Таким образом, история живет в голове практически всегда. С одной стороны, это необыкновенно приятно и здорово, с другой – от этого, конечно, сильно устаешь. Особенно, если пишешь длинный текст, который создается не месяц, а пару лет, например. Тем не менее, мне кажется, единственный способ написать длинную историю – это жить с ней. Как с ребенком, как с любимым человеком. Любить ее, защищать и оберегать (даже от близких людей). Постоянно лепить в голове историю, постоянно наращивать и отсекать, наращивать и отсекать. чтобы потом сесть и в конце концов сделать это – уже руками, пальцами, нажимая на кнопки клавиатуры.
Как выключать внутреннего критика, когда пишешь, и включать, когда редактируешь?
Это болезненный вопрос. Внутренний критик – крайне злобное существо. Все мы говорим о том, что надо его выключать, но как это сделать, я не знаю. К счастью, оно иногда засыпает само и позволяет что-то написать.
Откуда такая любовь к 30-м годам прошлого века?
Это время – череда трагедий, болезненных социальных травм. Из этих травм выросли наши бабушки и дедушки, оттуда родом травмы наших родителей, да и наши травмы тоже. Механизм передачи травмы работает – до сих пор, для всех нас, он будет работать дальше для наших детей. Поэтому мне интересно понять – хоть немного – то время. Меня очень волнует тема страха: уж чего-чего, а страха в нашей стране было более чем достаточно. Интересна тема насилия и классовой вражды. Тема взаимодействия государства и личности. Тема исторической памяти, взаимодействия сегодняшнего дня со вчерашним. Это все темы, которыми в 20-30-ые годы прошлого века жил советский народ. Плюс к этому, в 90-ые годы, когда я училась в старших классах, у нас был великолепный учитель истории. Он так волнующе рассказывал именно о ранней советской истории, что я заразилась этой любовью еще со школы. Зовут нашего учителя Владимир Владимирович Ленский. Только сейчас понимаю, насколько нам повезло учиться у него.
Над чем сейчас работаете, если не секрет?
Это историческая вещь, о 20-30 годах прошлого века. Не татарская тема, но тема ранней советской истории, близких мне мест. Сказать больше пока что не готова, потому что я хотела бы рассказывать уже о готовой книге, об опубликованном тексте. Очень надеюсь, что роман будет интересен издателям и читателям.
- Все статьи автора Читать все
-
-
22.03.2018"Со вторым романом я билась очень долго" 2
-
2
4139
Оставить комментарий
Комментарии (2)
- Классный журнал
-
-
24.12.24№ 124Коты прилетели 2946 2
-
23.12.24№ 124Держать нос 3106 2
-
22.12.24№ 124Будьте добры 2860 2
-
21.12.24№ 124Семена добра 90706 1
-
20.12.24№ 124Быть добру! 3044 2
-
- Новое
-
-
10.02.2025
-
10.02.2025DeFi и Метавселенные: от фантазий к новой реальности
-
9.02.2025Пьющие кровь
-
Уж лучше на год в Абакан.
Даёшь как я - четыре строчки!
В вечность войдёшь без заморочки.