Честное пионерское

Николай
Фохт Николай Фохт

Пионеры Арарата

22 октября 2013 14:33

17 октября в Ереване впервые прошли Пионерские чтения. На фоне Арарата. На сцене Дома Москвы. А выступали: поэт-провокатор Андрей Орлов, известный как Орлуша, писатель Валерий Зеленогорский, автор журнала и настоящий армянин Арам Овсепян. И впервые на чтениях - спецкор «Русского пионера» Николай Фохт. Открываем читателям «РП» его первую Армению.

…Мы уже закончили с шашлыком по-карски, как вдруг благостную тишину Эчмиадзина разорвала барабанная дробь. «Кто шагает дружно в ряд…» ритм нарастал, Андрей Орлов тревожно и иронично, как он один умеет предположил: пионеры?

Армине вышла на улицу, вернулась с известием: не пионеры. Это марш против гендерного закона, который весной приняло правительство Армении.

От сердца отлегло – нет у нас тут конкурентов, других пионеров в Армении не существует.

Правда, это были последние часы на армянской земле, последние капли армянского вина и сладкой газированной воды; последние шашлыки. Последние после первых «Пионерских чтений» на фоне Арарата, как малого, так и большого.

Больше того – это были первые чтения, в которых я принимал участие, полнокровное, нешуточное, в прямом смысле слова.

Мне выпало открывать ереванские «Пионерские чтения». Я узнал об этом из сообщения армянского информационного агентства. Анна Черняховская, которая сблизила наш журнал с братским армянским читателем усугубила: у тебя есть полчаса.

Полчаса! Кошмар. Никто на московских чтениях не позволял себе полчаса, даже Орлов укладывался в 27 минут 14 секунд, даже он! А тут полчаса. Мне стало страшно еще в Москве.

Со страха я распечатал своих пионерских произведений минут на девяносто. И еще несколько непионерских – а вдруг армянской публике захочется узнать меня поближе, как автора, как, не исключено, писателя?

Папочка получилась пухлой и увесистой. Она грела мне спину в очереди на посадку в Домодедове, я проверял наличие папки чаще, чем загранпаспорт, шевелил губами, вчитываясь и вчитываясь, репетируя как бы свое выступление.

Конечно, опытный поэт-провокатор (так его определило армянское информационное агентство) Орлов, маститый писатель Валерий Зеленогорский не волновались перед выступлением, как я. В их руках были не наивные листочки А4, а целые книги в твердом переплете; возможно, они предполагали и читать прямо из них, из книг.

Они, маститые чтецы не мандражировали, да - просто балагурили и закусывали. Подбадривали меня шуткаи и прибаутками. Ну как, меня – просто изящно шутили и смеялись, но мне это тоже помогало, укрепляло дух.

За час до 19.00 по местному времени, которое отличается от московского всего на 42 секунды (судя по часам мирового времени на ресепшн Дома Москвы), я несколько раз, вслух, в хорошем темпе прочитал свои тексты.

И почти потерял голос с непривычки.

За пятнадцать минут облачился в концертный костюм, доминантой которого стала яркая, может быть, даже пестрая рубаха.

В моем представлении, именно в яркой сорочке должен читать свои произведения артист на ереванской земле. Об армянских вкусах и предпочтениях в одежде однажды, подробно, мне поведали Рустам Арифджанов и Бесик Уригашвили. Мы пили вино на Суворовском бульваре.

Смысл их оценки сводился к тому, что армянин отличается яркой гаммой. Желательно, чтобы была жилетка. Но подходящей в моем гардеробе не нашлось, я ограничился сорочкой – чтобы все-таки не слиться с настоящими армянами, которые, несомненно, будут в зале.

А они собирались, медленно, но верно.

Уже не меньше ста, эмоционально предположил Валерий Зеленогорский, когда число зрителей приблизилось к двадцати.

Не важно, продолжал вселять оптимизм Валерий, на презентации моей первой книги было два человека, мужчина и женщина. А сегодня аншлаг.

Не было только Орлова.

Он появился в элегантном фраке. С ужасом я осознал всю тщету и бессмысленность своей яркой рубахи.

Потом обнаружилось, что не фрак, а хитрое трикотажное изделие, создающее полную иллюзию фрака. Но кто там будет разбираться.

К тому времени народу прибавилось. Больше ста – так оценила посещаемость добрая и строгая, как и положено любому директору Дома Москвы, Армине Тютюнджан.

И это был безусловный успех – журнал «Русский пионер» в Армении совсем не продается.

Когда мы вчетвером, я, Орлов, Зеленогорский и ереванский писатель, автор нашего журнала Арам Овсепян вышли на сцену, выяснилось, что она полностью оборудована для чтений. Я бы даже сказал, избыточно даже по сравнению с московской: один микрофон на авансцене, два – для сидящих в глубине, чтобы удобно было отвечать на вопросы, один у ведущей Элины и еще микрофон для зрителей.

Потому что мы решили общаться с залом, отвечать на вопросы – полнейший интерактив задумали.

Задумали и воплотили, кстати.

Ну вот, я вышел вперед и началась моя премьера. В какие-то доли секунды, перед тем, как первый раз открыть рот, я вдруг подумал про футболиста Александра Самедова. Это неожиданно даже для меня, не говоря уже о том, что дело происходит в Ереване.

Вот, вспомнилось, Самедов Александр – азербайджанский человек с российским паспортом. Хороший игрок, но ведь сколько времени он не играл за сборную России. Все годы его упорно звали в сборную Азербайджана, сулили не только золотые горы, но и постоянную игровую практику, что для нас, для игроков высокого полета, важно. Но Александр Самедов ждал своего часа, отказывался от азербайджанской судьбы. И однажды его заметили, пригласили. И теперь что? Теперь он полноценный игрок сборной России. А с азербайджанских трибун в него летят зажигалки.

А я вот, думал я, не смалодушничал ли, не дождавшись московского шанса, а то и триумфа, согласился на армянский дебют?

Все-таки, мы, даже журналисты, очень сложно и тонко устроены. Очень.

Я сразу скажу – нефига было думать о Самедове, потому что все прошло гладко и прекрасно, даже мое выступление. Прочитал две колонки из «Урока мужества». И чтобы подлить масла в огонь, развить исповедальность заданного тона и оправдать, наконец, концертную рубашку, сообщил, что на самом деле мой дед – армянин.

Скорее всего, это был правильный ход. Потому что люди в зале оживились и стали задавать вопросы. От глобальных (почему все-таки, журнал называется «Русский пионер») до частных (сколько, какой и в каких пропорциях во мне разной крови).

Отвечал, как мог, призывая на помощь Андрея Орлова – во всяком случае, в вопросе про название нашего журнала.

После меня рассказ «Визит к стоматологу» прочитал Арам Овсепян. Его «Зверь» в «РП» – отличная проза. А этот рассказ не хуже. В таком джойсовском, прустовском ключе – контролируемый, литературно выверенный поток сознания. Лиричный, ироничный. Но больше всего слушателей поразил пассаж про то, как надо из плохого кислого вина делать вино приемлемое. Надо, как поступил лирический герой Овсепяна, бросить в стакан ломтик свежего огурца.

Вообще, про огурец в вине – это бомба, сенсация. Почему мы раньше не знали?

В зале тоже разволновались люди, даже женщины.

Валерий Зеленогорский всегда казался мне беспощадным юмористом. А на самом деле он читал короткую, замечательную, нежную прозу из новой книжки.

Вот тут как раз женщины окончательно расчувствовались и попросили еще. Другой бы на его месте как раз и жахнул юмореской, но Зеленогорский выбрал еще более лиричный и красивый текстовый период, чем окончательно покорил Ереван. Тут уж зрители стали признаваться в любви незнакомому доселе изданию. Именно в этот момент одна из слушательниц решилась на главный вопрос, ключевой: а читает ли Путин нашего главного редактора Андрея Колесникова, и если да, что думает про его заметки.

За Андрея ответил Андрей. Орлов, Орлуша, высказался в том смысле, что читает и даже пристально.

И перешел к стихам про то, как президент-премьер-президент давал имя собаке, которую ему подарили.

Потом про укушенного кошкой Фрадкова.

Но завершилось все лиричнейшей Венецией, «Про сваи»:

…Но решенье пришло, так порой бывает,

Неожиданно, как от самой природы:

Нужно в дно забивать неустанно сваи.

Лиственничные. Чтоб отступили воды.

…Кто-то, рифму приладить к себе пытаясь,

Вдруг поймёт, что она до тех пор – живая,

Значит, я не без смысла с прорабом лаюсь.

Вот, сегодня забил неплохую сваю.

Всем стало ясно, что свая живая, и что мы ее удачно забили практичеки на самой араратской равнине, вдали от московского моря.

А в конце были антигендерные барабаны, сквозь которые мы пробивались в аэропорт Звартноц. А в короткий промежуток между чтениями и Звартноцем – такая красота, что я помолчу, не хватит таланта правильно рассказать.

Мы сидим, мирно пьем кофе перед выходом на посадку. В моем рюкзаке много чего из этого гостиприимного дома: и бастурма, и вино, и коньяк; варенье персиковое, ореховое и гранатовое; фруктовы лаваш и вяленая хурма.

Нет только папки с текстами моего премьерного выступления. Я сжег листки. Или бросил на ветер в направлении стадиона “Раздан”, со смотровой площадки музея Параджанова. Или просто оставил на столе в отеле.

Наверное, чтобы еще раз вернуться.

Или, чтобы не было перевеса багажа.