Честное пионерское

Александр
Рохлин Александр Рохлин

Ich sterbe. На смерть Чехова

17 июля 2013 18:00

В немецком Баденвайлере проходит неделя, посвященная Чехову. Именно в этот небольшой курортный городок писатель приехал летом 1904 года, будучи уже тяжело больным, и здесь же, 15 июля, он умер. Итогом недели памяти станет воскресный концерт и панихида в католической капелле святой Марии - там же, где проходило прощание «русской колонии» с великим русским писателем в далёком 1904-м. Обозреватель «Русского пионера» Александр Рохлин – о смерти по-чеховски.

109 лет назад в немецком Баденвейлере умер Антон Павлович Чехов.

В этой смерти все по-чеховски. Перемешано, настоянно, выдержанно, чутко и величественно просто. Болезнь, от которой нет спасения, напрасные надежды, томительная скука, порывистая радость, сердечная дрожь, 12 пудов разговоров, 16 пудов любви, душная июльская ночь, человеческие ошибки, поздние раскаянья, необыкновенное мужество, грустный смех, вагон "для свежих устриц", уверенность в скором забвении и тихая слава - белая бабочка, влетающая в комнату вслед только что отшедшей душе.

Он считал себя плохим писателем и хорошим доктором. А его немецкий коллега, доктор Эрик Шверер, наблюдавший писателя последние три недели, считал иначе, "писатель он, видимо, замечательный, а врач - плохой. Иначе, не дал бы себя угробить разъездами. Сидел бы дома, в тепле, пил чай с молоком и берег бы каждый вздох..."

Мы можем себе представить "такого" Чехова? Нет. Вздохов он не берег, но лечиться как следует так и не начал. Он выбрал средний путь. "Коль принадлежишь к племени людей, то все равно рано или поздно будешь страдать и умрешь, а раз так, значит, надо прожить до конца своего тихо, не рвать занавес в клочья, не вынуждать близких к страданию".

О чеховском терпении и смиренном принятии близкой смерти мы помнить не хотим. Впрочем, здесь он сам виноват. Мало кто умел так терпеть, не плакаться, не унывать, скрывать боль и идти навстречу "их штербе", как Антоша Чехонте.

Оттого и измаялось русское культурное общество после июля 1904 года, пытаясь преодолеть чувство собственной вины, найти настоящего виновного в смерти великого писателя. Несовершенная медицина, русский климат, поездка на Сахалин, эгоизм жены-актрисы, распри близких, метания между Ялтой и Москвой, безденежье, напряженная работа или царский режим... А душная июльская ночь в чужой, "скучнейшей Неметчине" на все ответы дала. Только такие, по-чеховски тихие, что и не услышишь, пока не вслушаешься до боли в собственном сердце.

Чеховское добровольное приятие смерти есть свидетельство любви. Любви, которая примиряет всякое несовершенство, самый жуткий эгоизм, растворяет в себе чужие слезы и слабости, все берет на себя, прощает, милует и не дает гордости чувствовать себя победительницей.

"Чехов отвалился навзничь на подушки, и, обтирая платком окровавленные усы и бороду, медленно, в темноте, нащупывал меня взглядом.

И тут я — в желтом, стеариновом свете огарка — впервые увидел его глаза без пенсне. Они были большие и беспомощные, как у ребенка, с желтоватыми от желчи белками, подернутые влагой слез... Он тихо, с трудом проговорил:

- Я мешаю... вам спать... простите... голубчик..."

Все статьи автора Читать все