Классный журнал

Виктор Ерофеев Виктор
Ерофеев

«Метрополь» и мертвецы

07 июня 2022 12:23
Колонку постоянного писателя нашего журнала Виктора Ерофеева нужно прочитать всем. Хотя бы для того, чтобы узнать, кто придумал знаменитый «Метрополь». Но вообще, эта развернутая подпись к фотографии, этот шедевр — краткая история советской независимой, неподцензурной литературы семидесятых. И прав автор: только смерть, а не советская власть, смогла осуществить эффективный надзор и перлюстрацию над теми текстами.




Любая групповая фотография — это власть смерти.

 

Смерть наезжает на любое значение социального действия. Будь то бунт или предательство.

 

Я смотрю на знаменитую фотографию авторов альманаха «Метрополь».

 

Заговорщики, мы взялись бороться с общественной энтропией.

 

Казалось бы, это было только вчера.

 

На самом деле это парад мертвецов.

 

В центре Аксенов — у него руки литературного мясника. Но его прозаический замах всегда оказывался сильнее удара.

 

Слева от него Высоцкий — в нем видно новичка от литературы. Он робко спрашивает Василия о тайнах искреннего творчества. Главным героем Высоцкого остался Иван-дурак, спрыснутый одеколоном либерализма.

 

Всех смыла смерть.

 

Вот Баткин — западник, энциклопедист.

 

А вот автор фотографии — религиозный философ Тростников, антагонист Баткина. Он поставил затвор на время и бросился к нам — любитель знаменитостей.

 

Липкин — до сих пор недооцененный поэт.

 

Улыбающийся Горинштейн — он звал мою жену Веславу уехать с ним в Берлин.

 

Зачем?

 

Ненавидеть немцев.

 

Он медленно вырастает в великого писателя.

 

Он держит руки на Марке Розовском.

 

Марк в модной коже. Он теперь юбиляр. Выжил.

 

Идет война на уничтожение веселых борцов с энтропией.

 

Лиснянская. Она не очень верит в талант Ахмадулиной.

 

Самой Ахмадулиной нет. Ни на фотографии, ни в жизни. В ней была сила женского пронзительного загула. Я невольно влюбился в нее уже на излете ее безобразий. Мало что от нее осталось. В отличие от Горинштейна. А ведь казалось — хрустальный голос и сила магии. Она утверждала, что может спалить одним взглядом бронированные машины политбюро.

 

Но, впрочем, — разрешала она, — пусть живут.

 

Никто не выжил.

 

Карабчиевский — поэтический боец с Маяковским.

 

Как он пламенно с ним боролся! Зачем боролся? Так увлекся борьбой, что наложил на себя руки, как тот же Маяковский.

 

Генрих Сапгир — самый детский, самый веселый, самый близкий к обэриутам. Простодушный, хитрож…ый. Обернулся к нам с Поповым. Как хорошо жить! Мы сдержанно кивнули.

 

Нет его.

 

Вот Искандер. Высокий моралист. Юморист.

 

И еще один юморист. Как его?

 

Аркан. Он любил коньячок.

 

Ракитин. Наиболее неизвестный.

 

Оставшиеся в живых расставлены в последнем ряду.

 

Бывший церковный сторож-поэт, антисоветчик Кублановский.

 

Ценитель особого пути России.

 

А вот — взгляд вниз — Давид Боровский, автор самиздатовской «метропольской» обложки, похожей на могильную плиту.

 

Нас ждал советский разгром.

 

Нас объявили власовцами.

 

Тогда это звучало ужасно.

 

Да и теперь тоже.

 

Одни из нас уехали, другим заткнули рот.

 

Липкин говорил, что мы за всю историю СССР были первыми после взбунтовавшихся матросов Кронштадта, которые не сдались, не покаялись — и были расстреляны.

 

Но есть ли смысл бунтовать?

 

Бунтовать против смерти?

 

Нет среди нас Битова. Ни на фотографии, ни в жизни. Его можно было бы назвать самым умным из шестидесятников, но он просел на потаенном народничестве, которое полезло из его романа «Пушкинский дом».

 

Нет среди нас и Вознесенского.

 

Он осторожничал и дал в альманах какие-то полузапретные стихи.

 

Как поэт, до критики Хрущева, он просто великолепен. Свисаю с вагонной площадки… прощайте… Сильнее Бродского. А потом — нет. Сломался механизм.

Его презирали за двурушничество. Когда его отпевали в университетской церкви, ко мне подошел его пахнущий трухлявым пнем поклонник:

— Это не он. Покойника подменили.

 

Может, так бывает со всеми покойниками?

 

Больные, уже не похожие сами на себя, бывшие красавцы Андрей и Белла плакали, обнявшись, в Пушкинском музее, перед тем как умереть.

 

Если бы их всех, кто на фотографии, пригласить в сегодняшний день, что бы они сказали? Против чего мы бы сделали новый «Метрополь»? Что бы они рассказали о смерти? Они были такими трогательными.

 

А вот — привет — мой давнишний друг Попов. Когда мы ехали с ним на метро с юбилея Искандера, которому исполнилось всего-навсего пятьдесят лет, Попов отрывал пуговицы от белой рубашки и прилюдно глотал их, как таблетки.

 

Пассажиры метро запомнили это на всю жизнь.

 

Это был лучший поступок Попова.

 

Он написал пьесу «Лысый мальчик» и тут же облысел.

 

Впоследствии он стал образцовым оправдывателем всего на свете.

 

Вознесенский не стал бы его осуждать.

 

Однажды Горинштейн пришел в нашу компанию заговорщиков в зимних рейтузах.

 

— Фридрих, ты забыл надеть штаны! — воскликнул Аксенов.

 

То-то смеха было.

 

— Нет, я просто утеплился, — достойно ответил Горинштейн.

 

Он принес две своих фотографии, анфас и в профиль, — чтобы мы вклеили их в рукописный альманах. Провидец.

 

Когда Вознесенскому исполнилось 50, я приехал к нему в Переделкино.

 

Он в полном одиночестве ел черешню.

 

Я спросил, почему он призвал в стихах убрать Ленина с денег. Это потому, что Ленин выше денег или ниже?

 

Я не помню его ответ.

 

Многое разварилось во времени.

 

Потом он долго и мучительно болел.

 

С Аксеновым и Поповым мы поссорились из-за очередной военной заварухи. Аксенов мне сказал, что раз так, то он назначит Попова изобретателем «Метрополя».

 

— Хорошо, — согласился я.

 

А вот и я. На заднем плане. Стою за Высоцким. Лучусь от счастья, что «Метрополь» придумал я.

 

Битов потом жалел, что участвовал в «Метрополе». Горинштейн — тоже.

 

А Липкин, который знал Андрея Платонова, вышел в знак протеста вместе с Лиснянской из Союза писателей, когда нас с Поповым оттуда выгнали.

 

Только они и вышли, оставшись в стране. Жили бедно. Мне стыдно, что я им совсем мало помогал. Однажды я прочитал им свой рассказ «Жизнь с идиотом» — я помню, он понравился Липкину, который, как я сказал, знал Платонова, а вот на чету Поповых рассказ произвел мутное, неприятное впечатление. Меня тогда это удивило.

 

Однажды к нам-закоперщикам пришли Высоцкий с Боровским.

 

Стучат в дверь.

 

— Это здесь делают фальшивые деньги? — Голос Высоцкого.

 

Много смеялись.

 

Он спел тогда песенку о «Метрополе».

 

Смешную песенку.

 

Но потом ее никто никогда больше не слышал — а куда подевалась, непонятно. А у нас не хватило ума ее записать.

 

В каждой версии истории Советского Союза «Метрополь» занимает видное место.

 

И фотография прикладывается.

 

Платонов писал, что смерти нет.


Колонка Виктора Ерофеева опубликована в журнале  "Русский пионер" №109Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск". 

 

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
109 «Русский пионер» №109
(Июнь ‘2022 — Август 2022)
Тема: Просвет
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям