Классный журнал

Алексей
Кортнев

Мы это умеем

Расскажу я вам, дорогие друзья, историю рождения «Несчастного случая» — дорогую моему сердцу историю.

Наверное, у большинства групп есть день рождения. Иногда это дата первого концерта, иногда это день, когда окончательно сформировался состав, а бывает, очень трудно назвать точное время и место, когда родился проект.

А у «Несчастного случая» есть совершенно четкая дата — это 13 сентября 1983 года. В этот ясный долгий день, часа в два-три пополудни, я пошел поступать в Студенческий театр МГУ. На объявление о том, что в Студенческий театр будет проводиться набор молодых артистов, я наткнулся сразу же, но двумя неделями раньше — 1 сентября, когда только пришел в Университет. Нужно было пройти обычный театральный экзамен, то есть прочитать и басню, и стихотворение, и отрывок из прозы и показать какие-то свои дополнительные умения, если такие есть, то есть пение, танец и прочую пантомиму.

Я, естественно, что-то там выучил, но, надо признать, не помню ничего из того, что я там читал и делал. Помню только, что мои танцы тогда не понадобились, хотя потом, буквально через несколько дней после поступления, и до них дело дошло.

На экзамен я, конечно, взял с собой гитару, потому что к этому моменту уже много лет играл и песни писал. У меня был уже хорошо наиг-ранный номер под названием «Гоняясь за бизоном» — я эту песенку сочинил еще, наверное, классе в восьмом и с тех пор бесконечно ее совершенствовал, выступая с ней на куче всяких конкурсов и там и сям, то есть это был проверенный боевой номер, и поэтому я на него полагался.

Рыжий с дудочкой

И вот где-то часа в три, как и было сказано, после окончания лекций я отправился в Дом культуры МГУ на Воробьевых горах, которые тогда были Ленинскими, конечно.

Кроме меня там было еще трое или четверо абитуриентов, и один из парней, как я сразу заметил, пришел с такой дудочкой — немецкой блокфлейтой. Нас позвали в зал, и мы, значит, начали «показываться». Увидев, что я с гитарой, наш будущий режиссер Евгений Славутин попросил меня спеть, и я тут же зарядил «Гоняясь за бизоном». «Бизона», к счастью, хватило, и мне сказали: «О, как здорово, все, мы тебя берем». А потом вышел человек с флейточкой, начал на ней играть, причем довольно неумело, надо признать, но зато он что-то задорно рассказал и вообще был очень эффектный: рыжий, тощий, конопатый, с огромными голубыми глазами, высокий — для сцены очень выгодная внешность. Его тоже сразу же приняли, и нам было велено этим же вечером приходить на репетицию. На выпуске был спектакль по повести Вадима Шефнера. «Все, давайте приходите в шесть на репетицию, будем вас вводить в массовку», — сказал нам Евгений Иосифович.

Мы с этим рыжим вышли из зала, познакомились, и выяснилось, что его зовут Валдис, он поступил на философский факультет, а я на механико-математический. И я ему тут же говорю: «Валдис, давай, если хочешь, можем сделать дуэт». Я действительно хотел с кем-нибудь петь дуэтом, мне вообще хотелось таких вот компанейских, партнерских отношений на сцене, чтобы не одному там отдуваться, а существовать в диалоге. Рыжий Валдис говорит: «Да, можно. Я отлично пою». — «Ну вообще зашибись, — говорю, — поешь, на флейте играешь!» В общем, по рукам.

Как потом выяснилось — мы в этом друг другу признались спустя годы, — на самом деле ни он мне, ни я ему поначалу совсем не понравились. Я посчитал, что Валдис, с его рижским бэкграундом, какой-то немножечко заносчивый, ну и вообще… Он и сейчас такой, надо сказать, — очень любит задрать нос, смотреть на все так чуть-чуть пренебрежительно, чуть-чуть сверху. Но при этом, клянусь, Валдис очень добрый на самом деле и мягкий человек. А я ему не понравился, потому что я, как он мне сказал, «сидел весь красный и, когда пел, брызгал слюной и вообще слишком шумно все делал». Нормально, да? Но меня и правда всегда было как-то очень много — слишком много энергии. В общем, хотя он и сказал, что давай, типа, попробуем что-то вместе сделать, но не очень-то к этому был расположен. Да и я тоже.

Сердечный бутерброд

Но дальше получилось вот что. Я уехал домой, благо я жил совсем недалеко от Университета, оставил гитару, сказал родителям, что меня приняли, чему они очень обрадовались, что я иду на репетицию, она будет до одиннадцати вечера, и мама изготовила мне, домашнему мальчику из обеспеченной семьи, три бутерброда с ветчиной. С этими бутербродами я и приехал на репетицию.

И вот в каком-то перерыве я достаю эти бутерброды и вижу, как Валдис на них смотрит. О-очень большими глазами. И видно, что ему очень хочется есть. Он-то был, понятно, общежитский, приехавший из совершенно другого города, ни папы, ни мамы, ни бабушки, ни бутербродов. «По-моему, ты хочешь есть, — говорю, — держи бутерброд». Он выпаливает «давай» и съедает его, пока я только откусываю от своего. Бери, говорю, и остальные тоже, я на самом деле дома поел и мне не очень-то хочется. И Вадюша, съев, по-моему, два с половиной из трех бутербродов, полюбил меня с того момента. А я полюбил его. Потому что, как известно, больше всего любишь человека, которому сделал добро. Вскоре у Валдиса появились «свои бутерброды» — Валдис женился, и вдобавок мы достаточно быстро стали в общем-то неплохо зарабатывать, не бешеные деньги, но вполне достаточные для того, чтобы поддержать хотя бы себя, ну а потом и семью.

С тех пор мы, наверное, лет пятнадцать были просто неразлучны. То есть мы проводили вместе каждый день. Включая отпуска. Мы ездили вместе и со Студенческим театром, и с агитбригадой, и потом с коман-дой КВН. Постепенно к нам прибились еще два человека — Паша Мордюков, саксофонист, и Сережа Чекрыжов, клавишник, и в таком составе, вчетвером, мы провели вместе 15 лет, пока не начали хоть ненадолго разлучаться. В нашем случае «вместе» — это вместе в понедельник, во вторник, в среду, четверг, пятницу, субботу и воскресенье. Потом опять понедельник-вторник-среду-четверг-пятницу-субботу-воскресенье. И вот уже 40 лет мы, в общем-то, так и держимся вместе, почти не разлучаясь.

«Взгляд», Любимов, шестиструнна

Первый концерт, а тем более первое появление на телевидении для группы всегда знаковые события. В этом смысле нам очень повезло, потому что, когда мы уже поднабрали практики и опыта, мы совершенно случайно встретились с Сашей Любимовым, который в тот момент был ведущим программы «Взгляд» и вообще одним из самых популярных людей в стране. А мы с Сашей, надо сказать, были знакомы с детства. У нас дачи стояли одна напротив другой. Познакомились мы летом, кажется, 80-го, олимпийского года. Помню, я сидел на даче и отчаянно тосковал, делать было особо нечего, потому что дачная жизнь — это всегда лотерея: то ли съедутся друзья на лето, то ли не съедутся, если кого-то отправят в пионерский лагерь или кто-то заболел. И то лето было вот таким — без дачной компании. Но тут на даче напротив появился юноша, которого раньше я там не видел. Очевидно, он приехал на родительскую дачу заниматься, готовиться к экзаменам. Сашка тогда то ли поступал, то ли уже учился в МГИМО. Во всяком случае, я его видел во дворе все время за книгой. Ну и пошло: привет-привет, слово за слово, мы начали приятельствовать, а потом началось очень интересное время, потому что Саша замечательно рисовал, очень неплохо играл на гитаре и пел. И у меня был как раз такой период, когда я непрерывно сочинял всякие песни и не выпускал гитару из рук, поскольку мне отчаянно хотелось нравиться девочкам. У меня папа очень неплохо играл на гитаре, правда, на семиструнной, и я, соответственно, тоже начинал учиться на семиструнке. Так вот, на шестиструнку меня переквалифицировал как раз Сашка Любимов, дачный мой сосед. И дальше мы занимались совершенно буколическими развлечениями. Представьте такую картину: Саша ставил в саду мольберт и рисовал, а я сидел рядом и тут же, на ходу, пел про то, что он рисует. Или наоборот. Потом уже, спустя много лет, я подобную штуку вычитал у Венедикта Ерофеева в «Москва — Петушки», где есть прямо точное описание итальянской пасторали: стоит певец и поет, а рядом сидит художник и рисует, как тот поет, а вдалеке еще один певец поет про то, как художник рисует. Вот мы с Александром Любимовым занимались ровно этим дачным летом далекого уже года.

Ну а потом наши пути как-то разошлись. И поэтому понимаете, да, что, когда мы лет через восемь встретились на каком-то фестивале любительского искусства, я к нему, уже знаменитому «взглядовцу», подскочил с криками «Саша! Саша!». Он, правда, от меня сначала шарахнулся, потому что к нему тогда на улицах приставали просто все. Но я умудрился как-то вдогонку выкрикнуть: «Саша, это я-а-а, Леша! Ты помнишь, мы на даче…» В общем, дача все решила.

Потому что уже через неделю мы — по блату! — были в прямом эфире программы «Взгляд». Было очень интересно! Но это были, как вы понимаете, уже 90-е.

А до этого, в конце 80-х, знаковым, прямо вехой для «Несчастного случая» был, конечно, спектакль «Синие ночи ЧК» в жанре кабаре, который мы сделали в Студенческом театре МГУ и с которым мы просто поехали по миру, когда рухнул железный занавес и открылись границы. За 5–6 лет мы объехали просто половину земного шара.

Это были сильнейшие впечатления — и абсолютно ошеломительной была наша первая зарубежная гастроль.

Водка, икра и цветная революция

Это было зимой 1987 или уже 1988 года, когда нас пригласили на фестиваль любительских театров в финский городок Миккели, такой крошечный, что его трудно отыскать на карте. Мы ехали на поезде до Хельсинки, а потом от Хельсинки еще на какой-то электричке. И вот что я помню до мельчайших подробностей. Мы пересекли границу днем, при свете солнца и совершенно никакой разницы между Россией и Финляндией на этой границе не обнаружили. То есть вот только что были заснеженные российские елки, потом таможня с пограничниками, то-се, пятое-десятое, потом тронулись — и дальше точно такие же елки под тем же снегом. Ничего не изменилось. И мы такие едем дальше, разочарованные: никаких тебе чудес…

И вдруг вот оно! Наш поезд проезжает на всех парах мимо платформы какого-то маленького городка, и на этой платформе стоят дети — целый класс, человек двадцать детишек в возрасте лет семи-восьми, очевидно, ждут какую электричку, чтобы отправиться не знаю куда. И все эти первоклашки одеты в невообразимо разноцветные куртки и шапки! И мы, стоявшие у окна поезда здоровенные парни, были в шоке! Мы просто открыли рты и такие друг другу: смотри-смотри, че творится! А на детишках красные, желтые, голубые, зеленые, оранжевые куртки, и шапки, и шарфы! На фоне белых снегов это смотрелось просто потрясающе.

Можно я вам напомню, что в это время в России одежда была только трех цветов: черная, коричневая и темно-синяя. И все! И представить себе, что можно сшить куртку из красной ткани, советскому человеку было невозможно! Это было просто фантастическое ошеломление.

Потом уже приехали в Хельсинки. Он нас, выходцев из очень голодной на тот момент России, поражал только магазинами. Как, в общем, и другие города, в которые мы тогда ездили. Нет, разумеется, Нью-Йорк, или Эдинбург, или Лондон — эти архитектурные красавцы ошеломляют и сейчас, и каждый раз ты ходишь просто открыв рот.

Но тогда… Тогда любой городок, даже этот крошечный и затрапезный Миккели, потрясал нас своими магазинами. Сейчас это невозможно понять, а на излете 80-х для нас все это разнообразие еды было просто а-а-а-а!

Я не помню, конечно, что мы ели и что пили. Зато помню, как мы там прекрасно торговали. Старшие товарищи научили нас, что нужно с собой везти водку и икру, и поэтому все артисты протащили с собой через границу по несколько больших бутылок «Столичной» и по несколько банок икры. Помню, что мне икра досталась искусственная, которую жрать было совершенно невозможно, но баночка выглядела точно так же, как настоящая, с осетровой икрой. В общем, мои баночки тоже прекрасно продались. Я четко совершенно помню, что во время этого фестиваля мы выходили на центральную площадь городка, к нам тут же подбегали финны, которые точно знали, что у этих русских можно купить водку. А в Финляндии тогда был строжайший сухой закон и можно было купить только какое-то определенное количество алкоголя в год, да еще и по поводу каждой покупки в специальную книжечку ставился штампик. И книжечка эта потом предъявлялась на работе. То есть при приеме на работу или при ежегодном чекапе хозяин производства видел, сколько человек пьет. Это ограничение было для мужественных финнов суровым испытанием, поэтому они с очень большой охотой покупали у нас водку с рук, и бутылка 0,75 стоила 100 финских марок. На эти 100 марок можно было купить в магазине кожаное пальто или, скажем, 5 пар джинсов, и вот эти все «сокровища» для России тогда были просто сенсацией.

Поэтому мы вернулись обратно все разодетые в пух и прах, в желтые, красные и всякие прочие вырви-глаз цвета. И это роскошество как раз совпало с приглашением в программу «Взгляд». Музыкальный редактор Юра Бершидский сказал нам: «Все, ребята, нам дали на вас добро, и завтра мы вас ждем в эфир. Вы только, пожалуйста, оденьтесь поярче, а? Потому что у нас студия какая-то черная».

Мы такие приосанились и гордо так: «Юра, не боись, ты по адресу обратился!» — и надели на себя вот просто все, что привезли из Финляндии. Например, поверх джинсовой куртки какой-нибудь ярко-зеленый шарф, а сверху еще желтая шапочка — ну просто как попугаи. Но надо сказать, что вся операторская бригада была о-о-очень довольна. Нам сказали: «Господи, ну наконец!» — потому что все рок‑н-ролльщики приходили, естественно, в черном, а в студии «Взгляда» все декорации — просто черное сукно. На этом фоне, условно говоря, группу «Кино» было просто невозможно высветить. А тут приходит, значит, «Несчастный случай», разодетый во все цвета радуги, услада для глаз. В общем, всем очень понравилось.

Как в семейной жизни

Рождение каждой группы — это череда спонтанных и веселых историй. Ну а потом бывает по-разному. Но что касается нашего «Несчастного случая», мы как были, так и остаемся в первую очередь группой единомышленников. Мы и собирались не по профессиональному принципу, по принципу просто дружбы и сходства характеров, и так это и есть до сих пор. Прежде чем пригласить человека в группу, мы приглядывались к нему в течение года-двух. Самый «молодой» из нас, который пришел позже всех, играет в группе уже 12 лет. А остальные, соответственно, уже 39 и 38 лет. Но я должен сказать, что точно так же, как в семейной жизни, управление коллективом — это искусство компромиссов. Это умение согласиться с мнением другого человека, не потеряв своего. Мы, слава богу, это умеем.


Колонка Алексея Кортнева опубликована в журнале  "Русский пионер" №108. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".