Классный журнал

Александр Горбунов Александр
Горбунов

Шкаф Боброва и ружье Тарасова

15 февраля 2022 18:45
Мы, конечно, допускали, что в мире большого, то есть профессионального, спорта тоже есть и милующие, и помилованные — ну как в нашем, сугубо любительском мире. А вот после этих документальных историй журналиста Александра Горбунова про спортивных звезд можно выдохнуть и совсем не рваться в профи. Там с этим делом, с милостью, еще строже, чем у нас. Да будь ты хоть какая звезда.




В прежние времена советским спортсменам по милости руководителей различного ранга перепадали — с регулирующего выдачу подарков ответственного плеча — не только деньги, но и дефицитные товары народного потребления.

 

Футбольная команда московского «Динамо» перед знаменитым ее турне в 1945 году по Великобритании усилилась игроками из других команд, лучшим среди которых был, безусловно, Всеволод Бобров из ЦДКА. Ему-то народный комиссариат обороны и выделил — в качестве поощрения за успешную игру — платяной шкаф. Роскошь по тому времени необычайную. Во всяком случае, ни у одного из партнеров Боброва по армейскому клубу такого шкафа тогда не было.

 

В Киеве после победы киевского «Динамо» в европейском кубковом турнире пополнили библиотеки тренеров команды, поставившей в 1975 году «на уши» футбольную Европу, — Валерия Лобановского и Олега Базилевича. Секретарь ЦК компартии Украины по идеологии Валентин Маланчук в своем кабинете преподнес им, заметно волнуясь, подарочные издания книги Николая Островского «Как закалялась сталь». В Москве Лобановскому вручили благодарственную грамоту как «победителю в социалистическом соревновании II-го квартала 1975 г. среди структурных подразделений Управления футбола Спорткомитета СССР».

 

Проявления милости в спорте — по отношению к соперникам — частенько проходят под знаком такого ставшего привычным понятия, как фэйр-плэй — честная игра.

 

Футбольный «Спартак» в начале века играл в Лужниках матч чемпионата России с «Торпедо». Блистал торпедовский полузащитник Игорь Семшов. Сначала он сравнял счет, а затем, ворвавшись в штрафную площадку, мог забить второй гол, но вместо того, чтобы отправить мяч в ворота, выбил его, к изумлению своих, чужих, а заодно и зрителей с телезрителями, за линию ворот. Незадолго до этого эпизода мяч угодил в голову македонского защитника «Спартака» Игора Митрески. Нокаут (или нокдаун). Митрески рухнул на газон. И Семшов не счел возможным в такой ситуации продолжать игру, вызвав аплодисменты тех, кто оценил поступок торпедовца, и улюлюканье тех, кто готов был растоптать Семшова и немедленно переступить через Митрески.

 

«Спартак» тот матч выиграл. В «Торпедо», к чести этого замечательного клуба, наказывать Семшова не стали, хотя теоретически могли придумать для него штрафную сумму с такой, скажем, формулировкой: «За отказ от борьбы в матче, что фактически привело к поражению». Напротив, широкий жест Семшова остался в торпедовской истории как пример, заслуживающий безмерного уважения.

 

Тренеры, случалось, меняли гнев на милость. Анатолий Тарасов однажды по приезде хоккейного ЦСКА на матч с местными армейцами объявил во время завтрака о том, что после трапезы он приглашает всех на собрание. Открыв его, Анатолий Владимирович, в артистических возможностях которого никто никогда не сомневался, произнес с акцентированными — перед каждым словом — паузами: «Вчера. В команде. ЦСКА. Произошло. ЧП. Мишаков. Выпил. В поезде. Спиртное».

 

С Евгения Мишакова сняли привычную стружку. И те в том числе снимали, с кем он выпивал. Сгорел Мишаков, как потом выяснилось, на пустяке: в поисках отправленного за добавкой Александра Рагулина принялся барабанить в дверь туалета, громко возмущаясь тем, что гонец пьет там в одиночку, а из туалета вышел удивленный Тарасов.

 

Кто-то из снимавших стружку предложил смилостивиться: наказать деньгами, но из команды не отчислять. И когда тренер дал слово «подсудимому»: «А что нам скажет товарищ Мишаков?», хоккеист рухнул на одно колено и воскликнул, простирая руки к Тарасову: «Отец родной, прости! Искуплю себя в бою!»

 

Стружкосниматели от смеха попадали со стульев. Тарасов Мишакову с улыбкой погрозил пальцем: «Ну, паразит ты! Ну, паразит!» В команде, в том матче победившей, Мишакова оставили, зарплату — на время — понизили: с 220 рублей до 120.

 

Футбольный коллега Евгения Мишакова — нападающий Сергей Юран — однажды так погулял на 8 марта, что не сумел проснуться утром к тренировке и появился на базе киевского «Динамо» в Конча-Заспе, пребывая, можно сказать, в завершающей стадии гульбы. Нынче руководители клуба взглянули бы на контракт футболиста, нашли применимый к такому событию пункт и оштрафовали бы игрока на серьезные деньги. В прежние времена рычаги у тренеров были иные. Динамовский тренер Валерий Лобановский, посмотрев на Юрана, вынес моментальный приговор: «В часть. Завтра же».

 

Это было едва ли не самым серьезным наказанием той поры для игроков динамовских и армейских команд. Два месяца в воинской части 3217 на Подоле, заполненные типичными буднями рядового солдата: чистка картофеля, уборка территории, дежурство в казарме, коллективное рытье канавы, ежедневное приведение обмундирования в порядок, кирзовые сапоги вместо кроссовок и бутс, — привели Юрана в чувство. Он стал регулярно звонить самым авторитетным игрокам того «Динамо» — Анатолию Демьяненко, Андрею Балю и Владимиру Бессонову — и просить их замолвить словечко перед Лобановским: Юран, мол, все осознал и исправился. Тройка пошла к тренеру и попросила его сменить гнев на милость. Сменил, но просителям сказал: «Теперь ответственность за него вы взяли на себя».

 

Упоминавшийся уже Анатолий Владимирович Тарасов сам однажды оказался в роли человека, которого помиловали. 11 мая 1969 года во время решающего матча чемпионата страны по хоккею между ЦСКА и «Спартаком» Тарасов, возмущенный тем, что шайбу, заброшенную его командой за секунду до сигнала арбит-ра, не засчитали, увел команду в раздевалку и готов был вообще прекратить игру. И это в присутствии многочисленных начальников во главе с генсеком КПСС Леонидом Брежневым.

 

Брежнев, надо сказать, за первые пять лет своего правления успел сделать для спорта одно важное дело. Он разрешил вернуться на поле вышедшему из мест заключения футболисту Эдуарду Стрельцову, которому власти уровнем пониже играть в высшей лиге запрещали. Брежневу, рассказав о производственных процессах и успехах автомобильного завода, пожаловался знаменитый парторг ЗИЛа Аркадий Вольский. «Это, — услышал он в ответ, — неправильно. Я, Аркадий, что-то понять не могу. Вот слесарь вышел из тюрьмы — ему же никто не запрещает работать слесарем. А футболист почему не может? Справедливо ли это?»

 

Цитируя этот ответ, Вольский моментально добился включения Стрельцова в заявку «Торпедо» на участие в чемпионате СССР.

 

…А тогда, во время остановки хоккейного матча, в армейскую раздевалку стали отправлять гонцов — уговаривать Тарасова вернуть команду на площадку. Посланцев из Спорткомитета тренер посылал. Обратно. К порученцу министра обороны Андрея Гречко, как человек при погонах, не прислушаться не мог и вернул команду в игру — после 35-минутного перерыва, во время которого Брежнев и его товарищи по ложе уничтожили все съестные и прочие запасы.

 

Последствия тарасовского демарша были неотвратимы. С него сняли звание «Заслуженный тренер СССР».

 

В одном доме с Тарасовым жил начальник канцелярии министра обороны Советского Союза генерал-лейтенант Калинин. После инцидента в Лужниках друживший с Тарасовым знаменитый баскетбольный тренер Александр Гомельский, будучи хорошо с генералом знакомым, поднялся к нему в квартиру и подробно рассказал о том, что произошло. Гомельский упирал на стремление Тарасова биться за ЦСКА, за честь клуба, унижать который хоккейный тренер никому не собирался позволять. И — тем более — прощать унижение.

 

Калинин, по всей вероятности, уже утром следующего дня доложил министру. Андрей Гречко, поступок Тарасова публично не одобряя — история все-таки произошла в присутствии Леонида Брежнева, — тайно наградил Тарасова именным ружьем за преданность армейскому спорту. Довольно скоро, в октябре, восстановили и звание «Заслуженный тренер СССР». После восстановления Тарасов сказал: «Понимаю, за что отобрали. Не понимаю, за что вернули».

 

Однажды подаренное Гречко ружье почти пригодилось. Негодяи-антисемиты разорвали обивку квартиры Рахиль Моисеевны, мамы выдающегося пианиста Владимира Крайнева, мужа Татьяны Тарасовой, и оставили несмываемой краской мерзопакостную надпись. Анатолий Владимирович обожал сватью. Врач по профессии, она всю войну провела на передовой. Одна вырастила гениального сына. Тарасов, узнав об антисемитской выходке, пообещал Иле (так ее звали в семье): «У меня есть ружье, подаренное министром обороны. Я перееду к тебе, и будем отстреливаться».  


Колонка Александра Горбунова опубликована  в журнале  "Русский пионер" №107Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все
     
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    16.02.2022 15:42 Владимир Цивин
    Божьей милостью или искусством,
    что заложено в душах извечно,-
    не всё коль же устроено грустно,
    где надежда на нежность вечна,-
    неизбежность нежности, и в ужасе жестокости,
    ведь и есть, возможно, здесь, важнейший смысл высокости.
107 «Русский пионер» №107
(Февраль ‘2022 — Март 2022)
Тема: Милость
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям