Классный журнал

Николай
Фохт

Жертва уличного извода

Сколько раз уже говорили о том, что самое главное мужество — это удержаться, не сделать, не поддаться искушению. Когда ты внутри катастрофы, чего уж — кувыркайся, упирайся, выживай, выбора нет. А вот не сделать глупость, предусмотреть и предупредить, отказаться от мнимой тактической выгоды в пользу стратегического благоденствия — вот когда проверяется настоящая закалка, когда куется броня.
 

Я могу сказать, что не все искусы обошел. В некоторые сам внезапно прыгнул, другие подкрались незаметно и оставили много шрамов на душе и рубцов на теле. Но вот один из самых неприятных случаев произошел, разу-меется, в девяностые, в самый разгар. Я не могу сказать, что был неопытен, слишком молод, ничего не понимал и стал жертвой обстоятельств. В том-то и дело, что я считал себя состоявшимся гражданином. Уже возглавлял серьезное дело, получал многомиллионные контракты (ну, ничего в этом особенного нет, тогда все контракты были многомиллионные). Но самое главное, имел дело в основном с криминальным или полукриминальным элементом. То есть было представление о том, что есть целый класс россиян, которые живут насилием и обманом и считают именно такой образ жизни приемлемым. И наивным себя не считал. И иронично смотрел на многое. А все-таки однажды попался на том, чего точно не боялся, потому что думал: во мне-то уж точно такого нет.

Я никогда не считал себя азартным. Точнее, кое-какой темперамент имелся всегда, но его точно не хватало, чтобы засунуть последние монетки в игральный автомат. Даже в детстве мне жаль было пятнадцати (или двадцати) копеек на машинку, которая цепляла краном всякие штуки — игрушки мягкие или духи почему-то — и сбрасывала в ящик. То есть я попробовал пару раз, понял, что к чему, бросил. То же с картами, то же с рулеткой. Точнее, с рулеткой не то же, я в нее даже не играл. Я постоял у стола два вечера (это случилось в Орле), поглядел по сторонам (воры, проститутки, алкоголики — неприятные, короче говоря, люди) и даже не прикоснулся. Единственное — спортивный тотализатор. Тут все-таки, если не зарываться, не фантазировать, что ты гуру и тонкий аналитик спортивных душ, можно на кое-каком знании выплыть. Ну и, конечно, статистика в помощь. В общем, к тридцати годам я считал эту тему для себя закрытой.

Да, надо ли говорить, что к уличному изводу гэмблинга относился с глубоким презрением. Но именно он и обрушил все мои иллюзии.

Как сейчас помню, шел я из банка. Бухгалтер нашего маленького, но эффективного агентства выдала мне мою часть прибыли за полгода (как владельцу) и месячную зарплату для моих четырех бойцов. Я не помню почему, но поехал я на метро. А, вспомнил. У нас служил Валера, бывший опер, специалист по наружной слежке. Ну вот, он всегда говорил, что, даже если засветился с крупной суммой, лучше не на такси или частном моторе, а в общественный транспорт, идеально в мет-ро. С меньшей вероятностью грохнут, ограбят, ну или точно не покалечат во время ограбления. Денег у меня было не очень-то и много, но, как ответственный руководитель, я выбрал самый безопасный способ транспортировки. Вечером встреча с бойцами, раздача заслуженных призов.

Доехал до «Арбатской» (надо было заскочить домой, да и до вечеринки времени навалом, не по городу же болтаться), вышел наружу и метров через сто, перед самым подземным переходом заметил столик с наперсточниками. Да, с самыми настоящими. Шарик в стакане, несколько пассов, надо угадать, в каком стакане шарик. Я не могу точно вспомнить, почему остановился. Нет, опять вру, помню: настроение хорошее, снисходительное, захотелось посмотреть, как там дурачков кидают на деньги.

Понаблюдал.

И решил поставить. По маленькой. Выиграл. Не помню всех тонкостей, в основном запечатлелись собственные переживания. В общем, заправила и ловчила, такой замухрышка, но трезвый, с цепким взглядом, поздравил и сказал, что выигрыш он может отдать только после реванша. Ну, ок, реванш — это прикольно, да и не теряю я ничего. Выиграл опять. И тут вмешивается прохожий, зевака. Я, говорит, перебиваю твою ставку. Заправила качает головой: по правилам он должен принять большую ставку и опять крутить свои наперстки. Но если выиграет ставка зеваки, то и выигрыш уйдет к нему. Я могу перебить. Я и перебил. Опять выиграл — зависший выигрыш уже, в общем, приближался к интересной сумме. Примерно бутылка хорошего коньяка, но не коньяка, а бренди, конечно. И опять этот зевака с фальшивой улыбкой повышает ставку. Я внимательно оглядел товарища. Грязноватые, но в пределах допустимого джинсы, дешевая болоньевая куртка на подкладке и коричневая вельветовая кепка. Ну, предположим, у него есть эта бутылка бренди. Прочитав мои мысли, заводила скептически спрашивает перебивщика: а деньги-то у тебя есть? Тот смущается и лезет в карман. Достает потрепанный кошелек и показывает внутренность. Не, говорит крупье, давай на стол. И вас тоже попрошу денежки положить — ставки уже серьезные. Все это происходит в каком-то завораживающем темпоритме, намекающем на единый монтаж представления. Я не то чтобы не догадываюсь, я догадываюсь — но ведь они не знают, сколько у меня денег. В кошельке зеваки раз в десять меньше, чем у меня, — я выиг-рал и просто могу перебить его ставку и забрать свои деньги. Все просто, мой ресурс непобедим. И на задней стенке моего бедного головного мозга возникает проекция: ящик бренди, веселый рассказ, возможно, даже трехдневная дополнительная гульба.

И я повышаю ставку.

Зевака достает последние деньги и выкладывает. К ристалищу стягиваются любопытные — тетка в платке, расписанном русско-индоевропейскими «огурцами», длинноволосый парень… Стоп! А я его знаю. Этот чувак тусовался на Пушке, он вот так же стоял у такого же столика и просто смотрел. Может, игрок, бедолага? Трезвая (малая) доля мозга подсказывает, что все это фарс и все зрители ангажированы. Опьяненная близкой победой и шальными деньгами остальная часть соглашается: ок, но у нас денег до фига. У них просто нет столько.

И я удваиваю ставку.

И вдруг вскрикивает тетка с «огурцами»: а я тоже поставлю, была не была! Она дико наигрывает, но для меня это уже ничего не значит. Ставка удвоена. Чтобы забрать выигрыш, мне надо или удвоить, или запустить наперстки. Ага, что же мы, дурачки какие, — сейчас я точно проиграю, когда речь уже о неплохой кожаной куртке, новой, не с рынка, а из магазина, может быть, даже на меху. Ничего, моего форта Нокса хватит и на тетку — тем более, судя по всему, у нее это последние.

И я удваиваю.

Ну что ж, я, пожалуй, тоже сыграю. Вот зарплату получил, кто не рискует, тот не пьет шампанское, — волосатый чувак достает из кармана пачку денег и кладет на стол. Подходят еще несколько человек. Так, еще яснее, что сговор. Мне бы остановиться, обнародовать свои подозрения, забрать деньги и свалить (ничего они мне не сделают, тут уж я в своей стихии буду), но я, все так же иронично усмехаясь, продолжаю играть.

И удваиваю ставку. Половина денег, которые у меня были, уже на столе. То есть до этого момента я рисковал только своей прибылью. На последнюю ставку ушла часть зарплаты бойцов.

Небольшая пауза. Под ложечкой сосет — вот я и выиграл, стратегия принесла результат. Я удвоил свою прибыль. Может, и на премию ребятам останется. Пауза длилась секунд двадцать.

Да хрен с ними, с деньгами, однова живем, — это вмешивается верзила килограммов под сто двадцать. Ага, значит, и отход мой был бы не таким безоблачным. Ставка удвоена. На столе очень хорошая сумма, сомнений в том, что меня окружили сообщники крупье, никаких. Но я не верю, что могу проиграть.

И я удваиваю. В кармане остается мелочевка. Я не верю, что у кого-то вот так запросто в кармане денег в два раза больше, чем на столе. С огромным удовлетворением замечаю неподдельное разочарование на лицах конкурентов. Бинго, я выиграл! Ну конечно.

— Так, у нас в игре ставки повышались больше трех раз. По правилам нужно сделать еще круг. Право угадывать у гос-подина, который сделал последнюю ставку. То есть у вас. Внимательно следите за стаканчиками, чтобы никаких ко мне претензий.

Я слежу, я точно вижу, что шарик в среднем стакане. Но он в правом от меня оказывается. Зрители-игроки фальшиво вздыхают и мгновенно растворяются в потоке граждан. Крупье сгребает деньги, складывает столик и инвентарь и почему-то молча, не сказав ничего мне в утешение, исчезает.

Ну вот как так? Ну ладно, я идиот, но я же проиграл в лучших традициях чужие деньги. Растратил, спустил даже не в казино — на улице, наперсточникам, зная, что меня обманывают, и не веря, что могут обмануть.

Мне стыдно было ехать на встречу, но ситуацию я выправил: дома лежали деньги, ребятам сказал, что это аванс, послезавтра остальное. Позвонил бухгалтеру, попросил не распространяться о сумме выплат. Что-то наврал. Я в тот день напился. Всю неделю ходил сам не свой, не знал, как отделаться от мерзкого чувства. Даже после того, как расплатился с ребятами, даже после того, как через месяц у нас случился сверхприбыльный заказ, я был безу-тешен. Я ходил и на «Пушкинскую», и на «Арбатскую», часами бродил по району, выискивая своих обидчиков. Но тут все как раз по уму: они срубили неплохой куш, переехали на другой конец Москвы, вернутся не скоро. Я смирился с тем, что этот позор мне никогда не смыть.

Так и есть, никогда.

Но однажды я увидел длинноволосого, «музыканта», как я его тогда окрестил. Он легкомысленно шел впереди меня по Страстному бульвару. Так сказать, эмоции нахлынули, я безотчетно увязался за ним. «Музыкант» перешел перекресток и свернул направо, на Пет-ровку. Решение вспыхнуло мгновенно. Как только он поравнялся с аркой, после монастырской стены, я подбежал, сунул в нос удостоверение своего собственного агентства (бордовое, со щитом на обложке), предупредил, чтобы не орал, заломил руку за спину и заставил бежать дворами к 17-му отделению милиции. Там работал мой одноклассник, Витя Спиридонов. Я уже полгода уговаривал его бросить ментовку и работать у нас. Но сейчас он мне был нужен именно в своем статусе. Дежурному я показал корочку, не отпуская «музыканта», объяснил, что расследую уличное мошенничество, и спросил Спиридонова, мол, он в курсе и заинтересован.

Витька спустился со второго этажа, даже вида не подал, подыграл мне. На «музыканта» надели наручники. Мы прошли в кабинет. Оставили злоумышленника перед дверью под присмотром старшины. Я в двух словах объяснил, в чем дело.

— Ну и чего ты хочешь? Можем потрясти клиента, с собой у него нет, но дружки подгонят сумму. Для них это копейки не копейки, но не заоблачные деньги.

Я задумался. Искушение было велико. Можно ведь даже не только мои потребовать — а всю сумму, что на столе была. С Витькой поделиться, самому в плюсе остаться. В общем, что-то гадкое во мне шевельнулось. Но вот тут я выдержал. Урок не прошел даром, я понял, что вообще с этой историей мне не надо связываться. И денег никаких мне не надо — нормальная плата за науку. Ведь если я верну, все обнулится, все еще хуже будет.

— Вить, давай так. Ты его прессанешь, он, вижу, сдаст своих быстро. Можно будет с поличным их взять. Если надо, напишу заявление как пострадавший. Оформишь задним числом — мол, все это время наблюдали, выслеживали, и вот потерпевший опознал. Давай их просто накроем и чтобы тряхануло нормально. С деньгами там сами разберетесь, а моя просьба или условие, как хочешь, чтобы их в Москве больше не было. Вернутся — закроете. А я тоже буду приглядывать. Я их всех помню.

В общем, Витя все сделал, как уговорились. Волосатик за пятнадцать минут раскололся, еще при мне, сообщил, где у них точка сегодня (в Сокольниках, оказалось). Отряд с ним поехал, ребята подождали, пока они возьмутся за очередного лоха, ну и повязали. Дальше уже без меня, Витька потом рассказывал, что все как условились. Группа теперь в Твери промышляет. Но и там им недолго — местным сообщили, что едут гастролеры. В общем, все как задумано, есть небольшая сатисфакция, отлегло немного.

Единственное, мне не очень понравилось, что Витька на словах «с деньгами сами разберетесь» кивнул. И взяли они шпану уже после того, как злодеи столик собрали, а лох понуро поплелся восвояси или куда там после проигрыша положено. То есть мне было ясно, что деньги они изъяли. А так как ничего не оформляли, скорее всего, поделили. Ну, как говорится, по-человечески можно понять, трудные были времена.

Но я больше не заводил с Витькой разговоров о переходе в наше агентство. Да и он больше к нам не стремился. 


Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №104. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".