Классный журнал

Александр
Добровинский

Девять лунок в Сен-Тропе

Я играл на экзотических полях. Южная Африка, Таиланд, Камбоджа, Америка, Тунис… Банально.

Хотя… Нет, про тот случай рассказывать нельзя. Вообще-то можно. Но не всегда. И не всем. С другой стороны, прошло же больше сорока лет. Точнее, сорок пять…

…Никакой вульгарности я не заметил. Более того, никто не обращал друг на друга внимания. Совершенно никакого. Казалось, что солнце, море и мягкий песок поглощали все мысли. Время от времени кто-то бессильно заползал в тень парасоля или бежал к волнам, чтобы броситься в воду. Мне было двадцать, ей двадцать один. Я приехал из Москвы, она из Бордо. Мы оба жили в Париже, не подозревая, что когда-то познакомимся. Но Город Света свел нас однажды вечером под своим крылом, и вот теперь она лежала рядом со мной на пляже. Еще два месяца назад я не представлял, что на свете существуют Николь, такие небесно-голубые глаза и этот красивый пляж с практически белым песком, куда она меня привела. Недалеко от Сен-Тропе. В небольшой безумно романтической бухте. Очаровательный уютный пляж. Нудистский. Самый настоящий. Без прикрас. Без привычных плавок и купальников. С зонтиками, матрасами и шезлонгами.

Честно говоря, вначале было немного стремно, и я, надев черные очки (так взгляд не поймать), зырил (по-другому и не скажешь) по сторонам, чтобы как-то попривыкнуть. Николь слегка насмешливо пробурчала под нос, что на меня все смотрят, так как я в плавках и слишком выделяюсь на фоне «нормальных» людей. Я ответил, что, если я сниму остатки одежды, все сразу увидят, что со мной сделали евреи в детстве на восьмой день после рождения, а тут, как я вижу, пока никаких обрезков, кроме меня, не видно. Дальнейшее знакомство с местными обитателями пляжа показало, что я был абсолютно не прав.

Передвигая зонтик в поисках тени для наших матрасов, я действительно заметил, что на меня поглядывают некоторые люди с каким-то легким интересом: «Мол, что он там ото всех прячет?» Последним аргументом были все-таки слова Николь: «Саша, я-то давно все видела. А кто, кроме меня, тебя тут должен волновать? Давай, снимай, дай мне тоже похвастаться перед знакомыми другом из Москвы».

Я разделся, тем самым приобщившись к настоящим санкюлотам. «Бесподштанники» Французской революции 1789 года и не подозревали, что их мода продолжится на пляже около Сен-Тропе. Однако суд да дело, но мой накал стеснения спал. Стало как-то душевно легче. Все-таки коллектив — это великая сила.

Вилла родителей моей любимой, собственно, на которой мы и жили, находилась в получасе езды от вышеупомянутого пляжа. Скорее всего, именно поэтому Николь знала здесь многих и быстро перезнакомила меня с загорелыми людьми разного возраста и пола. Через час организовалась веселая компания, и наконец Клод предложил всем пообедать в местном кафушнике в начале пляжа. Меня пре-дупредили, что лучше одеться и взять с собой полотенце. Я начал одеваться, но тут общественность мило заулыбалась, так как под термином «одеться» предполагалось ношение пляжных тапок (пол в кафе оставлял желать лучшего), а полотенце просто кладется на стул. И правда, сидеть любимой голой попой на пластиковых стульях не первой молодости, свежести и красоты как-то неприятно.

В кафе нас бодро обслуживали две официантки топлес, но в небольших фартуках на голое тело. На мой вопрос дилетанта, для чего нужен этот монашеский наряд, мне ответили, что где-то надо держать блокнот, ручку, сдачу и зажигалку для курящих гостей. Снова пришлось надеть солнечные очки, чтобы пристальнее и втихаря понаблюдать за сисястыми официантками, особенно когда те, отходя от столиков, поворачивались спиной. Легкий морской бриз игриво колыхал белые завязки рабочей формы на загорелом нижнем участке тел тружеников общепита. Пока мне все тут нравилось.

Отдохнув после съеденного салата в тени зонтика, мы с Николь отправились купаться. Мимо нас на спине медленно проплывал некий упитанный Симон — бывший посланник Французской Республики где-то в Латинской Америке. Он был весь погружен в воду, за исключением носа и еще одного органа. Я попытался перевести Николь на французский язык фразу «Посол нырнул, и х… вынырнул». Перевод хоть и получился точным, но игру слов все же донести не удалось.

Жижи, подруга Клода, сначала приглядывалась ко мне, потом все-таки подошла и заговорила. Из разговора стало понятно, что она совсем не приглядывалась, а сразу поняла, что меня можно пригласить завтра на Шаббат к ним домой. Высказывание Жижи «Так приятно встречать везде своих» прозвучало в этой ситуации для человека, первый раз попавшего на нудистский пляж, весьма своеобразно. Так и хотелось добавить за нее: «Александр, вас выдали еврейские первичные половые признаки».

Вокруг нас собралась небольшая тусовка. Всем было интересно поболтать с молодым человеком из Москвы. Молодожены Алан и Натали рассказали мне, что неподалеку находится очень даже милый гольф. Нудистский. И если я хочу, то могу к ним присоединиться завтра рано утром. Пока не жарко. В ту пору я был лишь начинающим игроком, но при этом увлеченным и старательным. Мы договорились встретиться в семь тридцать утра и постепенно начали расходиться. Николь в гольф не играла и сказала, что с удовольствием поваляется в постели, пока я буду махать клюшками.

В семь пятнадцать я заплатил за игру и, не очень уютно себя чувствуя, пошел к первой лунке. В половине восьмого ко мне подошел служащий клуба с двумя новостями: звонили мои друзья и сказали, что вчера вечером отравились, прийти не смогут и просят прощения. И вторая новость заключается в том, что раз так получается, что я теперь играю один, то меня присоединят к группе из трех немок. Утренние часы самые загруженные: не жарко и день впереди. Так что извините, поиграйте в компании.

Фрау Анти, фрау Роми, фрау Кэтрин и меня объединяла форма одежды из трех компонентов. Гольф-ботинки, гольф-перчатка на левую руку и бейсболка. На этом дресс-код старинной шотландской игры на сегодня заканчивался. Дамам было лет по тридцать пять — сорок, и они сообщили мне, что впереди играют их мужья, которые сама суть медлительности и занудства.

Неожиданно еще до первого удара я столкнулся с определенными трудностями. Во-первых, мне надо было растянуться и хотя бы немного размяться. Я пару раз присел и потом сделал несколько наклонов. Мне показалось, что и то и другое у абсолютно голого мужчины выглядит довольно несуразно. Особенно глубокие приседания. На царапающейся траве. Немки стояли напротив меня, внимательно наблюдая за моими действиями с каменными рожами.

Дальше все стало еще сложнее. Я начал делать тренировочные удары. Поворот спины вправо, разворот, хлесткий удар, поворот спины влево. Клюшка проходит внизу, чуть касаясь травы. Семь тридцать утра. Николь, раскинувшись в кровати, сладко спит. Я здесь в идиотской позе с немками. Я сделал один тренировочный удар, сделал второй и… начал заливаться краской. Дело в том, что вместе с клюшкой в момент удара все «мое» тоже приходило в движение по такой же траектории. Оно отлетало сначала вправо, стукалось, пролетало над шариком и вполне законным путем уходило вперед, чтобы стукнуться уже слева. В половине восьмого утра от этих тренировочных ударов произошло то, что не должно было происходить без Николь никаким образом, но из-за испытываемых мною механических воздействий это произошло. Бред ситуации состоял также и в том, что Анти, Роми и Кэтрин с такими же бесстрастными лицами смотрели на мое слегка изменившееся состояние тела практически не отрываясь. Наконец Анти наклонилась к Кэтрин и что-то ей сказала на ухо. Кэтрин кивнула. Непонятным образом извернувшись, я кое-как ударил, попав по шарику благодаря появившемуся ориентиру. После этого я положил спортинвентарь в сумку, и мы всей кавалькадой пошли к женскому старту. Я тащил за собой тележку с клюшками, надеясь получить негативное влияние тяжести на молодой организм. Напрасно… Мне предстояло сделать на этой лунке еще три-четыре удара, и положение становилось слегка комичным. Анти очень трогательно предложила мне крем от загара на случай солнечного ожога в спонтанно возникших местах. Я тщательно помазал себя, и от этого все стало еще хуже.

Довольно быстро, закончив первую лунку, мы столкнулись с реально медленно играющими мужьями, здорово тормозящими движение на поле. Наше появление перед немцами происходило следующим образом. Три дамы сначала попытались меня каким-то образом загородить, а я, в свою очередь, прикрывался тележкой, которую судорожно выталкивал перед собой, как танковое соединение при взятии Берлина. Все было бы ничего, но эти три вежливо-тормознутых «мерседеса» пошли здороваться со мной за руку. Я не знал, что делать, и на всякий случай прикрылся бейсболкой. Мне показалось, что оставшийся во время рукопожатий на месте прикрытия головной убор произвел на мужиков такое же впечатление, как на их отцов взятие Рейхстага. Ребята быстро заговорили между собой по-немецки. Я предполагал тему, но не догадывался о развитии сюжета. В итоге ко мне подошла Анти и посоветовала сходить в туалет, чтобы «привести себя в порядок». Я сослался на то, что «в порядок меня может привести только Николь, а сам я себя в порядок приводить не буду».

Девушки предложили мне пойти дальше с мужьями, но те, наскоро посовещавшись, от меня отказались. Я сказал, что мне, вероятно, лучше уйти, но тут взыграла немецкая бережливость: «Так нельзя, вы заплатили за игру, это бывает со всеми». — «У некоторых так давно не бывает», — заметила Анти, и все мужики немного стеснительно засмеялись. В конце концов решено было идти тем же порядком, что и раньше. «Рано или поздно все должно же прийти в норму?» — решила общественность. Кэтрин заметила, что для хорошего настроения всех гольфистов она может пожертвовать собой и заменить Николь. Но тут уже я был слегка против. Впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Доиграв несчастные девять лунок, все три кельнские пары угостили меня в баре пивом, которое я и так не люблю.

Дома, уставший и замученный, я принял душ и плюхнулся в постель. Все-таки, как ни крути, я был на ногах с шести утра. Николь, увидев мое сумрачное лицо, спросила: «Плохо играл?» Я рассказывал ей все, что было, устало погружаясь в дрему. Последнее, что до меня долетело, перед тем как полностью отдаться дедушке Морфею, была типичная женская реакция на услышанное: «…И где же теперь это все?»

Раскинувшись, я утопал в шлейфе дыхания мощного кондиционера. Мне снился гольф на льдах далекой Гренландии. Я играл в унтах, дуб-ленке и соболиной бейсболке. Было холодно, но как-то одновременно уютно. Играл я на удивление прекрасно, красиво, очень точно и самозабвенно. Вдруг около пятой лунки ко мне подъехали три знакомые голые немки на лыжах, с клюшками за спиной. Одна из них подошла и крепко меня поцеловала. Я вскрикнул и проснулся.

Это была Николь, которая решила разбудить своего жениха. На кровати стоял поднос с круассанами, маслом, джемом и огромной чашкой кофе. Я отодвинул поднос, и мы обнялись.

Как же хорошо быть нудистом, когда ты вдвоем с любимой!

И гольф здесь совсем ни при чем.

Интересных полей много. Вот недавно я играл под Москвой, в московском загородном гольф-клубе в Нахабино. Шел проливной дождь, было холодно. И мне так захотелось куда-нибудь на Лазурный берег Франции. В Сен-Тропе, например. Там недалеко с великолепным видом на море есть очень интересные девять лунок…


Колонка Александра Добровинского опубликован в журнале "Русский пионер" №104. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".