Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Женщина с пистолетом

25 августа 2021 16:00
Почему полезно посещать уроки мужества КМС Николая Фохта? Эти неголословные уроки всегда подкреплены какой-нибудь поучительной историей из богатого жизненного опыта Николая Вячеславовича. Чемодан, море, вооруженная женщина… А в сумме — мужество. Учитесь.



Белый болгарский костюм, драматическая судьба.

 

Мне не нравилось, что он белый, но уважал его за парусиновость, джинсовость фактуры. И медные пуговки. Он был куплен в минуту какого-то материнского затмения, из лучших побуждений и веры в будущее. После школы, в университете я стал очевидно, на глазах ухудшаться — начал ругаться матом и пить. Это произошло очень резко, незаживающий шов на стыке спортивной школьной и неизвестно какой университетской жизни зиял. Он был темен, груб, в зияние сваливались все самые лучшие мамины мечты и надежды. Хотя никто никаких иллюзий, если честно, на мой счет не питал. Особенно тренер — он качал головой и повторял: никуда ты не поступишь. А когда вопреки всему случилось, мама сначала обрадовалась, потом ужаснулась. И подарила мне на день рождения белый болгарский костюм. Это было ее высказывание, которое я понял намного позже.

 

Так вот, я собирался в университетский спортивный лагерь, в Сукко. Сборная уже отчалила, я добирался самостоятельно — экзамены, что ли, позже были, не помню. Мама трепетно собирала чемодан. Я понял, почему трепетно: на видном месте, в центре композиции сияла бело-джинсовая двойка. Если честно, мне с самого начала казалось, что он какой-то детский и подходит, скорее, к пионерлагерю. Но с другой стороны, я его не надевал ни разу, самому было интересно, как это будет смотреться.

 

В общем, с желтым чемоданом из кожзама я вошел в вагон ночного поезда «Москва—Анапа» и, как всякий советский человек, ничему не удивился. В вагоне было темно. Люди в темноте молчали, разговаривали шепотом. Без труда нашел свое купе. Внутри сидела молодая женщина в короткой юбке. Лица не было видно, а белые коленки сверкали в неровных огнях фонарей перрона. В общем, коленками я был доволен и даже поощрен. Поздоровался — она кивнула. Подсунул чемодан под койку и вышел наружу. Как настоящий пассажир — только не курил, а так не отличишь.

 

Через пять минут дали свет, я вернулся, чтобы получше разглядеть попутчицу. Ну и вообще, чтобы поехать в теплые места. Но в купе обнаружился только молодой человек, сверстник, ну, может, постарше. Мы разговорились, поезд тронулся. Наверное, перепутала купе, ничего, зато никого больше, наверное, в Воронеже только подсядут. Я решил достать из чемодана чего-нибудь (там, например, было все, только паспорт с билетами остались у меня) и обнаружил, что нет чемодана. Короче говоря, спустя пятнадцать минут поисков и предположений истинный смысл женщины с коленками стал очевиден. О происшествии сообщили куда надо, то есть и на Курский вокзал, и в пункт назначения. Мы мирно и дружно доехали почти до самой Анапы. На подъезде меня попросили выйти, чтобы оформить какие-то документы. Сосед дал мне три рубля, и я остался на каком-то полустанке — тут, как я понял, базировалось местное отделение милиции.

 

Два сержанта с места в карьер решили меня расколоть. Это все-таки был еще глубокий застой, никаких видео-магнитофонов, никакого Голливуда и «Крепкого орешка», все на родном, посконном материале.

 

— Ну что, нажрался, потерял чемодан?

 

— А как еще? Если б у меня украли да я при этом трезвым был, да я бы рванул кран, без своих вещей никуда бы не поехал.

 

Я смотрел на них и не замечал ни одного «хорошего» следователя. Они сами были с бодуна, раздражены заявлением, которое я все-таки оформил, и грозили посадить меня в камеру, потому что как пить дать заявление мое липовое.

 

И в этот момент вошла она. Нет, не девушка из вагона с белыми коленками. Старшая лейтенант Самохина, Алевтина Петровна — представилась. Она оказалась начальницей двух молодцов, пресекла их издевательства усталым и каким-то домашним «ну хватит». Спокойно порасспрашивала, что-то записала, покивала — ну понятно, почерк. Сообщник вырубает свет, сообщница ждет растяпу с чемоданом. Потом она проносит чемодан через пару вагонов и выходит. Их сложно проводницам запомнить, потому что, во-первых, меняются исполнители, во-вторых, ротация вокзалов. Короче говоря, очень сочувствую. Как же вы отдыхать теперь будете?

 

Да как отдыхать — как и планировал, весело. Утрата чемодана сказалась на мне благотворно. Я как-то воспрянул, почувствовал себя окончательно свободным. О чем и доложил старшему лейтенанту.

 

— Ну ладно, давайте я вас подброшу до лагеря, мне все равно в те края.

 

Она везла меня на новеньком «Моск-виче» (без шутки не обошлось, разу-меется). Мы болтали, она улыбалась время от времени, даже смеялась моим шуткам.

 

— О, ну тут не пропадешь. — Мы подъехали. Как массовка бодрого советского фильма про море, по территории лагеря ходили мальчики и девочки.

 

В общем, я не пропал. Мне все дали на первое время — кто мыло, кто плавки, кто майку. Потом приехала посылка из дома с запасным комплектом. Я наслаждался, пил украдкой вино, тренировался, приглядывался к девочкам. Но дней через десять случилась история. Димка, из нашей самбистской команды, взрослый уже, выпускник, отравился вином. И так сильно, что попал в реанимацию. Консилиум ждал момента, когда он стабилизируется и можно будет в Москву, на искусственную почку. Два дня мы были сами не свои, но все-таки он улетел и надежда оставалась.

 

И тогда появилась Алевтина, после обеда.

 

— Ты мне нужен. Надо найти этих козлов, которые вашего парня отравили. Давай завтра в одиннадцать поедем на рынок, возьми у кого-нибудь спортивную сумку.

 

Я и не спрашивал, почему именно я. Вообще ничего не спрашивал. С одной стороны, было по-настоящему жутко, что Димка чуть не умер (и на самом деле, еще ничего не понятно, он все еще на грани был), с другой… ну, я что-то чувствовал. Что-то в Алевтине, которая без формы была очень даже… Ну насколько она меня старше — лет на десять, пятнадцать? И почему я, местных оперативников, что ли, не хватает? Я почти знал, что не просто так мы идем на дело вместе.

 

Задача легкая: ходить по рядам и искать вино из-под полы. Потом купить бутылку и отдать Алевтине. Она переправит на экспертизу, мы вычислим мошенников и возьмем с поличным. Я складывал бутылочки в спортивную сумку, она сходила в администрацию и взяла список арендаторов. Галочкой отмечала прилавки, откуда мне наливали.

Когда я обошел все ряды, старший лейтенант подозвала меня.

 

— Сейчас иди к туалету, поставь сумку. Я ее заберу. Подожди меня.

 

Я все сделал. Моя сумка была набита газетой, бутылки она переложила в свою, такие как бы хозяйственные были, но и вполне нарядные — индийские, кожаные, большие. Мы вышли с рынка, машина припаркована мет-рах в трехстах. Но мы как-то странно пошли, точнее, она повела — через какие-то дворы, мимо помойки рыночной. И вот как раз в переулке, за которым уже проезжая часть, меня нагнали три чувака. Один сзади ударил по голове, второй железным прутом хотел по задней поверхности бедра, третий схватился за сумку. Это я сейчас такой умный и опытный, тогда боль залила глаза. Но есть у меня особенность: когда драка началась, я зверею, и любой удар только распаляет меня. Я упал. Но сумку не выпустил. Схватил ближайшего за пятку и, вставая, очень хорошо приложил — он не успел сгруппироваться и тюкнулся головой, отключился. Отбежал, чтобы остальные двое оказались на одной линии, и бросился на того, что с прутом. Он ошибся — надо было колоть, а он поднял руку для удара. За нее я и схватил и подвернулся через спину. Бросок смазал, завалился — но он у меня из стойки и не получался никогда. Зато шмякнулся разбойник очень прилично, тоже остался на земле. Последний, самый трудный, грамотно разорвал дистанцию, выкинул левую. Я очень, как теперь понимаю, опасно ушел отклонением — кулак чиркнул по челюсти. Хуком справа он меня достал — неприятные ощущения. Не нокдаун, но на несколько мгновений я запаниковал. И думаю, третий удар стал бы последним, но в этот момент раздался выстрел.

 

— На землю, не дергайся.

 

О, про Алевтину я и забыл. Индийская сумка на плече, на полусогнутых, пис-толет направлен в сторону злодея. Выстрел, как я понял, был в воздух, по инструкции. Мой боксер поднял руки. Бежать ему особенно было некуда, да и, думаю, она бы на поражение стреляла уже. Уж очень решительный взгляд, такая амазонка. Я как-то сразу прозрел: отличная фигура, красивые ноги, и сумка прямо шла к ее платью с сине-красным восточным узором. Я даже улыбнулся.

 

В местном отделе милиции провели часа три или четыре. Мне оказали первую помощь, сняли показания. Аля отвезла меня в лагерь — было уже поздно, ужин я пропустил. Поселок был темный, как мой поезд на Курском.

 

— А хочешь, поедем ко мне, я в Анапе живу, с мамой. Поешь. Дай посмотреть подбородок. Зубы вроде целы.

 

А я согласился. Тренеру скажу, что на операции был, за Димку, больше меня никто и не хватится. Если что, Аля справку даст, от милиции. Наверное. Ну и хотелось мне к ней поехать. Кроме всего, я хотел посмотреть, как живет женщина с пистолетом, амазонка. Любопытство настоящее. Ну и есть очень хотелось, очень.

 

Она меня накормила, уложила спать на веранде небольшого частного дома. А утром разбудила, в форме. Надо было до работы подбросить до лагеря — и на работу, с образцами вина разбираться.

 

Мы ехали молча, как будто что-то было между нами этой ночью. Мы же знали, что не было ничего, но все равно молчали. Я вышел за километр до въезда в лагерь. Мне было грустно, как будто с похмелья. Но и как-то хорошо. Меня никто не хватился, я даже успел полчасика полежать перед завтраком.

 

Алевтина появилась еще раз. Накануне отъезда меня вызвали в администрацию. Звонят из милиции, опять тебя. Это была она.

 

— Я довезу тебя до вокзала, прослежу, чтобы тебя опять не обобрали.

 

По дороге коротко рассказала, что торговцев отравленным вином (они добавляли для забористости птичий помет и табак) вычислили, накажут очень строго. Я в свою очередь сообщил, что Димке лучше, но тряхануло сильно. Я знаю, кивнула Аля.

 

— Скажи, а ты бутылки переложила к себе, потому что знала, что их попытаются отобрать?

 

— Знать не знала, но предположить должна была. Тебя срисовали, на тетку бы не подумали, меня еще не очень хорошо в лицо знают. Сдал не директор, у которого я данные продавцов переписывала, они сами вычислили. Решили, что ты мент.

 

— А если бы меня убили?

 

— Похоронили бы. Да нет, у меня оружие было, я отлично стреляю.

 

На привокзальной стоянке она как-то неловко погладила меня по плечу. Я думал, мы поцелуемся, но сам я не решался — она опять в форме была.

 

— Ладно, иди.

 

Ну вот так.

 

Зимой следующего года меня вызвали повесткой в отделение милиции Курского вокзала. Хмурый мент. Не переставая курить, с какой-то злостью сообщил, что дело о хищении моего имущества раскрыто. Вещи найдены, скорее всего, там не все, но сам факт раскрытия такого преступления удивителен. Воровка, Лида Решетка (это ее настоящее имя), изобличена и, скорее всего, будет предана суду. Но не из-за моих шмоток, там у нее эпизоды посерьезнее. Мой вообще может не попасть — надо доказывать, что это она, а на это нет человеческих ресурсов, да и желания особого. Я опять чувствовал себя виноватым, как у них это получается?

 

— Я вообще первый раз вижу, чтобы ради какого-то чемодана сотрудник из другого региона в командировку приезжал. Формально ей надо было отработать заявление, которое ты там написал, но это же делается не так. На территории следов нет, вот и весь сказ. Нет, приперлась, поставила на уши отдел. Я своих информаторов из-за барахла твоего поднял. За три дня раскрыли. С другой стороны, закрыли еще десяток краж, статистику подправили.

 

— Старший лейтенант Самохина?

 

— Она. Хороший работник. Я бы такую себе забрал, хотя с бабами сложно работать.

 

— Это почему?

 

— Вот тут подпишите. Вещи ваши в шес-той комнате. Там и опись подпишете. Поздравляю.

 

Мы не виделись больше, с Алей. Сначала я прям хотел поехать в Анапу, явиться в какое-нибудь неурочное время, в несезон. С цветами, с коньяком — отметить, продолжить, логически завершить. Не смог, не хватило духу. Есть и плюс. Образ женщины с пистолетом выручал меня не раз, в самых жестких схватках, в опасных и непредсказуемых ситуациях. Просто представлял, что она за спиной, она не бросит, не даст пропасть. И откроет огонь, если придется.

 

И все равно жалею. Как вспомню, засосет под ложечкой, заноет зажившая сто лет назад челюсть.

 

Да, в чемодане было почти все, кроме денег и белого костюма. Разумеется, как устоять против такого искушения?

Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №103Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (2)

  • Сергей Макаров
    26.08.2021 12:54 Сергей Макаров
    Есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать, они лежат где-то на границе сознания.
    Чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга, как ребенок, не рождается вдруг, ему тоже необходимо время.

    Всю свою жизнь я учусь видеть. 

    Не знаю, отчего это началось и когда, но особенно теперь всё больше обращаю внимание на всё, что меня окружает. 

    И всё это не исчезает, а остаётся в лабиринтах моей памяти, о которых я и не подозревал.
    А что там с этим происходит узнаю только по ночам во снах, когда приходит то недавнее настоящее, то давно прошедшее в прошлом, и зачем, каждый раз загадка и мучительное расставание с воспоминаниями снов утром.
103 «Русский пионер» №103
(Июнь ‘2021 — Август 2021)
Тема: Курортный роман
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям