Классный журнал

Виктор
Ерофеев

Жгучий роман

Нет ничего более непредсказуемого, чем семейный отдых. Казалось бы, в нем нет никакой опасности. Но это всего лишь мнение доверчивых людей. Я имел счастье познакомиться с опасностями семейного отдыха в когда-то дико модном Коктебеле: приезжаешь семьей — уезжаешь распавшейся парой. Ребенок становится мячом, которым перебрасываются родители, чтобы вырваться на свободу. Проигрывает тот, кто ловит этот мяч. Вокруг гульба, а тут ребенок — отбрось его своей половине и выходи на набережную.

— Милый, я выпью пару коктейлей.

— Что значит пару коктейлей? А я?

— А ты посиди с нашей крошкой.

Проходит час. Ты звонишь ей на мобильный. Он странно себя ведет. То в нем слышится дикая музыка, то — пустота. То он в зоне действия, то — вне. Когда ребенок засыпает, ты бросаешься на поиски: набережная кишит народом. Продираясь по барам возле моря, ты натыкаешься на свою жену, которая сидит одна в милейшем кафе «Зодиак».

Бросаешься к ней — она недовольна. Есть ни с чем не сравнимая мина недовольства на лице жены, когда она видит мужа в тот самый момент, когда она хочет на его месте увидеть совсем другого человека. Это мина животной, дочеловеческой тоски.

Зовешь жену домой — она не идет. Она приросла к бару, ее не сдвинет никакая сила. Но ты сдвинешь страшной угрозой молчания. Она идет за тобой, сталкиваясь с прохожими. Она, кажется, немного пьяна. Ты входишь в свой отель, похожий на итальянский дворик, и тут она говорит: «Я не твоя собственность».

Ты обращаешь ее слова в шутку: «Я тоже не твоя собственность». Но она произносит заклинание первой, и ты пролетаешь через дворик дураком.

На самом деле надо тут же паковать чемоданы и мчаться в Москву: одному, с ребенком или втроем. Но ты почему-то надеешься на лучшее и малодушно остаешься, давая повод жене считать тебя бабой и тряпкой одновременно.

На следующий вечер ты видишь, как она выносит стаканы из номера и опускается в беседку, где сидят двое молодых людей с высоко поднятыми, смеющимися лицами. Из беседки ее обратно уже не вытащишь — хотя все тихо-мирно, только смеется или даже хохочет она так, как это она умела в первый год нашей жизни. А ты — с ребенком, сидишь вспоминаешь, как она умела смеяться. Тогда надо сразу паковать чемоданы, но ты остаешься бабой и тряпкой.

На следующее утро она вскакивает ни свет ни заря, хотя обычно спит долго, и бежит к молодым людям есть арбуз, хотя ты знаешь: она по утрам никогда не ест арбузы. Она бежит есть арбуз в короткой прозрачной юбке, сквозь которую хорошо виден ее оптимистический лобок, а когда она свободно кладет ногу на ногу, то видно все сразу, и молодые люди обретают задумчивое выражение лица. Если ты скажешь, что у нее все видно, она этому только порадуется.

Ты катишь коляску по набережной. Заезжаешь в Чайхану к Якубу. Это мой друг, крымский татарин, владелец Чайханы. Якуб встречает меня так, как будто кто-то умер.

— Что с тобой? — спрашиваю я.

— Ничего.

— А все-таки?

Он печально смотрит на мою дочку в коляске.

Я не выдерживаю:

— Что случилось?

Татарин тоже не выдерживает:

— Я тебе не хотел говорить. Она тут скакала по диванам, как сумасшедшая, и хохотала. Без трусов. В компании двух мужиков…

Якуб незаметно приносит графинчик коньяка.

— Ну, давай! Это они все такие…

— Кто?

— Бабы. Как напьются, мне тут, понимаешь, заказывают мужиков… А у меня, — он помрачнел, — нет мужиков.

Назавтра она снова встает ни свет ни заря, и когда ты идешь за ней, она удивляется: почему ты так рано проснулся? Она же идет на рынок купить с молодым человеком чачи. Ты вдруг замечаешь, что у него широкие загорелые плечи, но ты доверчив: ты пьешь на балконе утренний чай. У молодого человека оказывается иностранный акцент: не то француз, не то турок, и ты ему приветливо улыбаешься — он представляется, ударяя себя по груди: «Я — Роман», и ты сердечно улыбаешься Роману, чтобы твоя жена не бросилась с ним немедленно целоваться. А Роман в ответ сердечно улыбается тебе — и ты спокоен, идешь с ребенком на пляж.

Потом ты (может быть, чтобы задобрить Романа) берешь напрокат моторную лодку с капитаном, который ею управляет почему-то правой ногой, и все смеются, и ты плывешь на ветру вокруг горы Карадаг, а твоя жена фотографирует, как молодой человек с французско-турецким акцентом Роман ныряет и плавает в волнах.

Поздно вечером она твердо целует тебя в губы жестким, как куриная попа, поцелуем, и говорит, что хочет пройтись по набережной. Ты знаешь, что там ее ждут молодые люди из твоей гостиницы, но ты небрежно говоришь: хорошо.

Она возвращается сильно пьяной, веселой, ложится поперек кровати, и у нее все видно, и ты с ней трахаешься, а она смотрит слегка в сторону. Тебе бы завтра с утра уехать в Москву, но ты довольно урчишь, кончая над распростертым телом.

Наутро она уходит на рынок и проводит там три часа. Ну, хорошо. Любопытно лишь то, что на следующий день она уже не надевает юбку без стрингов. Напротив, она одевается консервативно: то ли это брюки, то ли скромное платье до пят. Образумилась, — думаешь ты. Но глубоко ошибаешься. Она не образумилась — она уже с ним трахнулась в его номере ранним солнечным утром.

Ты сталкиваешься в итальянском дворике с Романом. Он смотрит на тебя с большим участием. Он хочет тебе помочь, но не знает как. Он предлагает тебе арбуз, но ты говоришь:

— Я не люблю арбузы.

— Тогда вино?

— Роман!

Он вскидывает голову.

— Будь осторожен. Это Крым. Тут всякое может быть.

— Я понимаю, — участливо кивает он головой.

Я как в воду смотрел. Встречается мне Якуб. На набережной. Говорит:

— Я могу его убить. Это просто. В горах на него камень может упасть.

Ты проводишь дни с ребенком. Жена неуловима. Только вечером с каменным лицом она подходит к тебе и говорит, что ей надо на набережную. На следующий день она вдруг проговаривается, что была на нудистском пляже и там хорошо видно луну.

— А ты купалась?

— Конечно, нет.

Теперь тебе ехать уже никуда не надо — ты приехал. Если ты и вправду дурак, оставайся с ребенком, как с мячом. Если нет, лови в итальянском дворике веселую девушку в короткой прозрачной юбке. Они похожи с твоей женой, как два сладких персика. Предложи ей сходить на рынок, купи ей чачи, загляни в ее прохладный номер. На следующий день твой новый персик выйдет в консервативном наряде.

Жизнь станет фарсом — ты не унывай. Но, уезжая в Москву, твоя жена вдруг примет отсутствующий вид, и ты поймешь, что ни голова, ни сердце, ни ее оптимистический лобок тебе не принадлежат. Но ведь ты слышал, как она сказала тогда: «Я не твоя собственность». Надо верить ее словам.  


Колонка Виктора Ерофеева опубликована в журнале "Русский пионер" №103. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".