Классный журнал

Александр
Можаев

Эстафета логики

Так сложилось, что мне теперь периодически задают вопросы типа «Ну как там у вас в Америке?», а я хоть и проживаю здесь последние несколько лет, но редко хожу гулять дальше соседнего гастронома. Однако, наблюдая за клиентами гастронома и собственными американскими соседями, нетрудно заметить, что местные понятия о норме в бытовых отношениях отличаются от тех, что я вижу, прогуливаясь по Москве и Подмосковью. Незначительные на первый взгляд нюансы на деле являются следствием больших тектонических изменений общественного сознания.

Вот, например, кассир в гастрономе, который раньше называл себя Данаей, а потом поменял бейджик на какую-то Изольду — среднемолодой, не всегда гладковыбритый человек в женском платье (довольно трудно представить его на кассе «Пятерочки»). Приезжающие из сельских пригородов суровые мужчины с лицами Джонов Уэйнов вряд ли испытывают симпатии к этому делу как таковому, но давно ничему не удивляются и вполне благодушно болтают с Данаей о погоде своими сизыми прокуренными голосами. Может быть, даже сочувствуют, потому что ее растянутые кофты и драные колготки могут намекать на что угодно, кроме изысканного сексуального распутства. Живет такой парень и ладно, а мне, пожалуйста, «Кэмел» без фильтра и дай Бог всем нам доброго уикенда.

Я недавно рассказал этот сюжет на уютной московской кухне и в ответ услышал бесстрастное: «У нас в школе таких в окно пуляли». Богато живете, у нас в Химках таких вообще не было, ни одного, только в сказках. А теперь, приходя с детьми на утренники в американскую школу, я регулярно слышу уточнения типа: «Ничего такая, ага, хотя вообще-то мальчик, то есть была им до 6-го класса». Елки, думал я, откуда же их тут столько, а потом прикинул пропорцию — не более семи пресловутых процентов, столько, сколько уродилось. И в моей школе было столько же, только мы об этом не знали.

Так в нашей скромной американской провинции представлены «босховский ад» западной цивилизации, «феминизм и прочая транснебинарная мультикультурность», о которых сказывают непримиримые русские почвенники. Запредельный пафос их текстов как бы отменяет необходимость ссылаться на факты и статистику, но, по моим наблюдениям, 9 из 10 утверждений «новых правых» манифестов не выдержат элементарного фактчекинга, а десятый окажется отдельным инцидентом, не отражающим общего положения дел. Нет, все не так страшно: швондеры от BLM не входят в дома и не требуют профессуру присесть на колено, потомкам черных рабов и сомалийским беженцам не ставят в колледжах пятерки за происхождение, демография не рушится под натиском гей-пропаганды и так далее. Хотя споров и инцидентов по каждому из перечисленных пунктов, конечно, хватает.

Вот еще случай, произошедший в американской школе моих детей пару лет назад. Чернокожий охранник разнимал чернокожих шпанят, и один из них по-свойски обозвал его запрещенным словом на букву Н (у них теперь так и говорят: прозвучало N-word). Охранник разозлился и сказал: эй, сопля, не смей называть меня вот этим вот словом. Пип! — снова прозвучало N-word, согласно инструкции каждый произнесший его вслух будет наказан. Охранника уволили с собачьим билетом, но школьники сами встали на его защиту и массово вышли протестовать против бюрократического абсурда на центральную городскую площадь. Шум пошел по всей державе, артистка Шер предложила обвиняемому своего адвоката, и вскоре охранника восстановили в должности. Перебесились и устаканились, вплоть до очередного разбора понятий.

В целом мне нравится такое будущее, потому что в детстве я читал о нем в фантастических книжках. В многотомной «Библиотеке современной фантастики» был рассказ о космонавте, который высадился на планете, где много веков назад уже побывал землянин, которого местное племя почитало пророком. Аборигены очень обрадовались встрече, но при этом сказали: извините, мессия заповедовал проверить вас на вшивость, — и показывают им портрет этого мессии. Космонавты такие: ага, нормальный мужик. А в чем проверка? А местные отвечают: вы ее уже прошли, нам было велено устранить вас как смертельно заразных, если бы вы, глядя на фото, произнесли вслух это самое Н-слово.

А помните еще, был такой матерый человечище, фантаст Север Гансовский? Я когда-то режиссировал постановку пьесы «Млечный путь» и наизусть помню это прекрасное гонево: «Кто это говорит? — Будущее! Мы хотим сообщить вам, что через тысячу лет по всем галактикам пройдет год вашего имени. — Но почему? У меня жизнь простая, незаметная, как у всех. — Нет незаметных жизней. Знаменитые и обыкновенные равны перед лицом вечности, через каждого проходит нить от прошлого в будущее!» Вот эти давние мечты о времени, в котором все будут равны, — не они ли начинают сбываться на наших глазах? Медленно, трудно, местами уродливо, но вроде бы очевидно: сегодняшние споры о правах меньшинств — лишь нюансы юридической проработки Конвенции о защите прав и свобод, принятой в далеком 1950 году. Если мы согласились с тем, что все люди рождаются на свет равными, то следующим логическим шагом станет безусловное право упомянутого чудика Данаи выглядеть и жить так, как он сам (или сама) посчитает нужным. А на деле речь идет о гораздо более важных правах, например о том, что чей-то близкий человек может быть не допущен в реанимацию лишь потому, что не вписывается в традиционную схему «папа-мама-я».

И то, что люди сегодня всерьез заняты такими проблемами, гораздо важнее всяческих глупостей и перегибов, неизбежно возникающих на пути первопроходцев. За несколько лет до принятия Конвенции герой Гердта говорил герою Высоцкого: «Может быть, сейчас, в бедности и лишениях зарождается эра милосердия». Тогда она зарождалась, а теперь начинается: не абстрактный гуманизм и не прекраснодушная утопия, а конкретная работа на много десятков, скорее, сотен лет. Ее цель — то самое милосердие, форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся», поиск возможности обеспечения равных прав и свобод для всех живущих.

В американских вузах на уроках прав человека сейчас разбирают схемы, подобные представленной на этой картинке. Слева — equality, то есть равноправие в его сегодняшнем понимании, обеспечение одинаковых стартовых условий для зайца и черепахи, равных возможностей для поступления в университет ребятам из хороших белых и плохих черных кварталов — еще недавно и это казалось прекрасной утопией. В центре — equity, социальное равенство, учитывающее разницу возможностей. А справа — Прекрасная Америка Будущего, не наличие механизмов для решения проблем, порожденных неравенством, а отсутствие самих причин их возникновения.

Можно сомневаться в том, что третья картинка достижима в принципе, можно спорить о допустимых методах достижения второй картинки, но сам факт того, что есть категории граждан, менее достойные общего доступа к правам и свободам, по счастью, уходит в прошлое. К слову, о прошлом: будучи профессионально связанным с охраной наследия, я с уважением отношусь к идеям поч-венничества и консерватизма, полагая, что традиция — непременная часть будущего, его материк и основа любого прогресса. Но авторы непримиримых манифестов (что в России, что в Америке) видят время иначе, проводя огненную черту между сомнительным будущим, к которому движется западная цивилизация, и добрым старым миром, надежно спрятанным от веяний и соблазнов «за полицейским щитом».

«Я один банальный вещь скажу, только не обижайтесь». Будущее не страшно, когда вы заботитесь о нем, так или иначе участвуете в его планировании. Там не будет очень многого из того, что нам дорого и привычно, да ведь и нас там не будет. Главное, чтобы было кому передать «наше знамя — веру в грядущий мир для всех людей». Я вот еще что помню, благую весть от геолога и фронтовика, ровесника Октября, фантаста Александра Шалимова. В его книге «Эстафета разума» есть повесть про чувака, который заснул в 1977-м, а проснулся в 3866 году коммунистической эры. Ему навстречу выходят телепаты в «легких, развевающихся одеждах, переливающихся всеми цветами радуги». Все отлично, только он вдруг замечает шрам на своем животе. Ой, говорит, я что-то интересное проспал? Ну да, не хотели тебя будить, удалили рудименты пищевого тракта.
 

«Как же я теперь харчеваться буду?!» — восклицает путешественник, а в ответ слышит: «Мы получаем жизненную энергию от солнечных лучей». — «Ну а рот, губы — выходит, они тоже не нужны, если мы разговариваем мыслями?» Мужчины рассмеялись, а женщины переглянулись, и одна из них сказала: «Он бесподобно наивен, этот мудрец с тысячелетним опытом».

Вот видите, как все хорошо будет, а вы нервничаете, плачете по бороде, уходящей брутальности и кожаным брюкам Марлона Брандо. Во времена викингов тоже было над чем приколоться, но странно мечтать о коллективном возвращении в то славное прошлое, надежно спрятанное за дубовыми щитами берсерков.