Классный журнал

Лев
Лещенко

Перенормально

Норма может быть какой угодно — спортивной нормой, физической, культурной, нормой отношений. Это слово может определять и то, и другое, и пятое, и десятое. Несмотря на значение, это достаточно широкое понятие. Даже, кажется, безмерное в силу изменчивости во времени и пространстве.

Поэтому для меня норма — это в первую очередь соблюдение правил, принятых в обществе, это что-то близкое к законотворчеству. Норма в социальном плане, норма жизни человека. То, что может соединить экзистенциализм и конформизм, держать мое (его, ее, ваше) миро-ощущение и человеческую уникальность в рамках того, что предлагает общество. А общество, в свою очередь, тоже море-океан, потому что представляет интересы разных слоев, возрастов, разных взглядов и умозаключений. И здесь очень важно, насколько сформировано гражданское общество и гражданское сознание.

И в этом плане я социальный человек, который адаптирован к ситуации, в которой сейчас находится наше общество. И я, мне кажется, с обществом в абсолютном согласии нахожусь.

При том что разные нормы в обществе могут меняться — как мода, скажем, или стандарты красоты, — в серьезных вещах норма должна быть устойчивой, и в этом заключается, думаю, стабильность общества, да и выживание человека в целом.

Иными словами, если я устойчив, то и общество устойчиво. Если я слишком подвержен каким-то сегодняшним тенденциям, политическим, культурным, то я таким образом расшатываю все общество. Вот такое коллективное бессознательное. Чем больше устойчивых людей, тем устойчивее общество. И в основе этой устойчивости, конечно, нравственность. Я так считаю. Нравственность отдельного «меня» приводит к общему здоровью общества. Разумеется, я совершенно не призываю к тупой унификации всех и каждого. Нравственные нормы — моя личная зона ответственности.

И для меня лично еще с моего пионерского детства неизменны те принципы и ценности, которые идут из христианской религии и которые лежали в основе того самого общества, которое мы сейчас критикуем. Советского, а точнее, коммунистического.

Я могу менять что-то в своем отношении к современным общественным процессам, но основные нравственные ценности для меня неизменны. Это доброта, вера в человека, сопереживание боли ближнего, дружба, любовь, взаимопомощь и благородство побуждений. Я еще много чего за скобками оставляю, но вот эти вещи считаю основными. Они должны быть неизменной нормой. Это мораль штука изменчивая и даже классовая, а «нравственный закон есть во мне, как звезды над головой». Это как государство и отечество — для меня это не одно и то же.

Но, к сожалению, мне кажется, сегодня у нас как у народа нет достаточного нравственного иммунитета. Кто-то выкрикнул ругательство, и дальше пошло-поехало как снежный ком.

Гораздо более совершенным, думаю, было общество социалистическое, в котором мы жили раньше. Я пережил девятерых руководителей нашего государства —это как жить каждый раз в новой стране — и могу сравнивать. Нравственность народа определяется теми, кто наверху. Но между управленцами того времени и нынешними очень большая разница. У той власти, когда она ушла, в карманах была только пыль. Я это знаю, потому что со многими людьми той власти лично общался. Я бывал дома у Брежнева, общался с его семьей. Это были люди, жившие нормальными человеческими чувствами, и никакой роскоши там и в помине не было. Любой нынешний чиновник просто шейх в сравнении с ними. Обычная трехкомнатная квартира была нормой для главы обкома или прокурора. И по ним видно было, что они никогда не воровали. У них были нравственные понятия — и у народа они поэтому были. Дружба, взаимопомощь — все было реально, не на словах. Можно было попросить у соседа соли, спичек или хлеба, можно было попросить взаймы 5–10 рублей, приличная сумма по тем временам, и никто никогда не отказывал. Или помню, как я приходил из школы, и если дома никого, меня соседка звала: «Мать уехала, ты голодный, иди я тебе супа налью». А сейчас где это все? Бабушка моя, когда мы жили без мамы, присылала нам с сестрой с пенсии денежку. Со своих 60 рублей она могла 15 рублей прислать внукам. Человек не был социально брошен, а сейчас не с каждой пенсии и за коммуналку заплатишь. Мне, конечно, могут сказать, что у советского человека не было такого, как сегодня, ощущения свободы. Да, невозможность запросто выехать за границу, к сожалению, была нормой. Хотя правильно будет сказать — бедой. И редко у кого в то время были личные машины и отдельные квартиры, но в процессе развития, если бы тот строй не был разрушен неумной политикой, все это, естественно, изменилось бы.
 

И все же при всех скромных возможностях прошлого в сравнении с сегодняшними, когда мы зарабатываем триллионы на нефти и газе, советская социальная программа была значительно лучше. Как и стандарт советского образования был значительно выше. В этом году впервые в истории ни один российский университет не вошел в рейтинг лучших мировых вузов. А раньше в МГУ ехали учиться европейцы из развитых капстран. А наши Физтех и МАИ были флагманами мировой науки. Мы действительно были впереди планеты всей.

Сегодня технический прогресс меняет или даже упраздняет многие прежние нормы. Скажем, я при всех неоспоримых плюсах интернета жалею, что ушло в прошлое ламповое, живое, непосредственное общение. Раньше можно было «заглянуть на огонек» без предварительной эсэмэски, мы чаще смотрели в глаза друзей. Сегодня в общении гораздо меньше этих теплых, живых нюансов.

Но тут ничего не поделаешь — цивилизация меняется.

Меняются и нормы массовой культуры, к которой я имею непосредственное отношение. Теперь это шоу-бизнес. Здесь два слагаемых — шоу и бизнес. И если законы бизнеса неизменны — мы говорим о нормальном, честном бизнесе, то в том, что касается шоу, нормы сильно меняются. Для меня нормой для сцены были хорошо отглаженный костюм и красивое женское платье или в крайнем случае мини-юбка. Но голые люди и мат на эстраде, в театральных спектаклях и в кино — не норма.

Довольно резко мутировало соотношение формы и содержания в шоу-бизнесе. Форма сегодня настолько превалирует над содержанием всех этих «инсталляций», что суть, золотое зерно, смысл куда-то исчезает. Когда-то одному старому музыканту я рассказывал о том, как хочу придумать грандиозное супершоу. И он говорит: «Ну, Лева, погоди, шоу-то — это хорошо, но если у тебя не будет наполнения, то есть нормальных песен, никакое шоу тебя не спасет». Но сейчас, к сожалению, у нас и без содержания, без сути, смысла можно стать узнаваемой личностью. Не будучи ни певцом, ни актером, не создавая в хорошем смысле слова продукт, можно стать медиалицом. Но без интересного содержания, просто на хайпе, ты так и останешься муляжом, манекеном в витрине.
 

Вот так все повернулось. По каким-то причинам что-то стало внешней показухой.

Была, например, реальная взаимопомощь, а сейчас есть огромное количество благотворительных фондов, половина из которых больше работает на красивый пиар, чем реально что-то делает. Это, разумеется, не относится к таким заслуженным фондам, как у Чулпан Хаматовой, например.

Я разбираюсь в этом, так как интегрирован в процесс благотворительности.

Раньше она заключалась во взаимовыручке, люди помогали конкретно тому, кто нуждается, кто болен или обездвижен. Меня однажды потряс фильм, в котором мальчик каждое утро опаздывает на урок. Учитель в наказание за это заставляет его протянуть руку и бьет по руке линейкой. Так продолжается неделю, и мальчик уже сам протягивает руку под удар. Но однажды учитель, поехав в школу на велосипеде, вдруг встречает этого мальчика с инвалидной коляской. Оказывается, он до уроков возит своего парализованного брата на лечение. В этот день педагог, дождавшись ученика, становится на колени перед ним и целует руку, по которой он бил линейкой. Феноменальный фильм, который показывает, что такое конкретная благотворительность.

Я сам, заработав что-то за свою жизнь, помогаю в условиях пандемии своему коллективу. Есть работа или нет работы, но зарплату получают все 20 человек. Стараюсь отвечать на все письма о помощи — покупаю что-то для домов культуры или для школ. Поддерживаю конкретный детский дом, где живут дети с ограниченными возможностями, перечисляю вузу, где я учился сам, деньги на студенческий грант. Скажем, девочка из небогатой семьи не может платить за обучение 300–400 тысяч рублей в год. И скажите мне, какой у нее путь? Практически никакого, если она не поступила на бюджет, куда берут всего пять человек и преимущественно мальчиков. Это само по себе стало нормой, причем нехорошей.

Так вот здесь и требуется конкретная благотворительность. Я иногда называю ее «вынужденной».

Когда-то мы с Юрием Михайловичем Лужковым хотели создать газету, где публиковался бы список людей, которые прямо сейчас нуждаются в помощи и внимании — от лечения до ремонта протекающей крыши. Ведь иногда им не хватает буквально каких-то малых денег. А кто-то может помочь.

К сожалению, нечестная благотворительность стала нередким явлением — когда половину пожертвований ухитряются положить себе в карман. И чтобы это не стало нормой, каждый благотворительный фонд надо регистрировать и проверять.

Еще при слове «норма» мне приходит на ум одноименный роман Владимира Сорокина, где норма — это буквально брикет из, простите, дерьма, который советскому человеку нужно было есть каждый день. Удивительно избирательно работает человеческая память. Кто-то больше помнит о хорошем, а кто-то о плохом. Сорокин очень гипертрофированно, эпатажно и скандально воспроизвел в своей «Норме» все отрицательное. Я во многом — да практически во всем — с ним не согласен. Я считаю, что это не писательский труд. Это зарабатывание известности и денег на эпатаже. Этими писаниями невозможно ни воспитать человека, ни объяснить советскую действительность. Это вызывает только отвращение. Впрочем, пусть в этом странном жанре разбираются литературоведы.
 

А если по сути, то да, в СССР все держалось на идеологии — советскому человеку действительно внушалось, что советский строй самый лучший в мире. На самом деле при всем том хорошем, что я уже перечислял, это было не так. Но идеология не позволяла этот миф развенчать, у нас всячески старались возвысить все наше и максимально принизить все западное. Это была плохая тенденция, конечно. Эта же тотальная идеология, возводившаяся в главный принцип жизни советского общества, отодвигала частную жизнь на второй, а то и десятый план, старалась обезличить и стереть индивидуальность. И это, пожалуй, самая большая беда. У личности не было той степени независимости, которая нужна, чтобы развиваться свободно. И только если человек выпадал из системы школьного образования, пионерии, комсомольской организации и воспитывался, скажем, в домашней среде, он развивался как независимая личность. Такие люди часто становились некими раздражителями стандартизированного общества. Отсюда возникло и диссидентское движение, и альтернативные взгляды, и многое из того, что не вписывалось в идеологические рамки. Отсюда идет противоречие, которое сейчас стало совсем очевидным. Вот вопрос: нужны худсоветы или нет? Раньше они были и определяли нормы морали. Сейчас этого нет. И, при всем прекрасном значении понятия «свобода», идет просто наплыв какого-то бе-зумного хамства, перманентного скандала и шокирующей пошлости.

Вот поэтому в вопросе, нужен худсовет или нет, важен баланс. Важна норма в самом хорошем смысле этого слова. Было бы хорошо ее определить.

 

Колонка Льва Лещенко опубликована в журнале "Русский пионер" №102. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".