Классный журнал

Константин
Богомолов

Паранормальное поведение

Но кто же будет с темой «Норма» писать о нормальном.

Ну только очень нормальный, нормальный до ненормальности человек станет посвящать священные минуты творчества и драгоценные миллилитры типографской краски нормальности.

Надо быть Пушкиным, чтобы писать о нормальном.

Моцартом безыскусности. Гением простоты.

Феноменальным примером упоения нормальностью.

Семья. Верность. Любовь. Дети. Работа. Дом. Еда. Вино. Природа.

«Не дай мне бог сойти с ума» — строки уникальные для мирового художественного процесса.

Гарантированно остаться в веках можно лишь безумием.

Конечно, если обладаешь оным.

Но даже если нет — не беда.

Имитация безумия вещь несложная.

Современное искусство на том стоит и стоять будет.

Спрос на безумие хороший, сойдет и подделка.

Берем учебник по психиатрии и тщательно воспроизводим симптомы.

Пригодится и для откоса от армии, и от тюрьмы, и для запудривания мозга олигарху с последующим отъемом у него денег, и для хорошей аукционной цены, и для фестивального успеха.

Писать о норме?

Нет, в эту ловушку, расставленную редактором, мы не попадемся.

Пусть дурак пишет о нормальном.

Умница пишет о ненормальном.

Ибо пишем-то для вечности.

Ну если в «Пионер».

Потому что ежели речь об официальном каком выступлении — тогда мы, конечно, напишем об importance of being normal.

А в «Пионер» — нет.

«Пионер» — это письмо туда.

Это записка в бутылке, брошенной в море.

А там писать о том, что у меня, например, все хорошо, — зачем?

Там пишут о том, что все хреново. SOS.

Ибо в вечности нормальное не остается.

Эка невидаль. Нормальный человек. Нормальная работа. Нормальные чувства. Этим славы не поимеешь. И не предмет это рефлексии. Нормальные чувства чувствуют.

Нормальные жизни живут.

Работают нормальные работы.

И после смерти все это ухается в братскую могилу нормальностей.

Ибо нормальное безлично.

Оно ж нормальное. Значит, общее. Значит, ничье.

Быть «одним из» в толпе живых — сомнительное счастье. А уж в толпе мертвецов затеряться — совсем печальная участь.

В светском мире после смерти живут не души, а амбиции. Может, души тоже, но об их сохранности мы не сильно печемся, а вот амбиции холим и лелеем, думая об их посмертном пропитании больше, чем о наследниках.

Хором мы поем при жизни. От страха. От приспособленчества. От лени.

В вечности должен звучать не хор, а наш звонкий голосок.

А посему, коли выпадает возможность побыть писателем, долой нормальность. Пишем о ненормальном.

А что писать, когда не о чем писать.

Не потому что не о чем. А потому что писать о норме — писать о пустоте.

Нет нормы. Норм. Нет ничего нормального.

Ненормально всё.

И все.

Ты, я, он, она.

Все и всё.

Нормальность ведь рождается из повторения.

Из умножения одинакового.

Умноженное, достигая критического доминирования, становится нормой.

Но ведь все же нет ничего одинакового. Если честно.

Похожесть — это мимикрия.

Мы мимикрируем друг под друга и под среду, чтобы не быть одинокими.

Нам страшно.

Отсюда стремление найти одинаковость — стремление к неодиночеству.

И придумываемые нормы — это не условие сосуществования или выживания.

Это условие неодиночества. Недостаточное, но необходимое.

Мы боимся его. Одиночества.

Одиночество не ведет к смерти.

Одиночество ведет к себе. А это самое трудное.

Мы боимся встречи с собой.

Ребенок рассуждал: «У стула четыре ножки и сиденье со спинкой. И так у всех стульев. Но, может, важнее, что стул деревянный. Или железный. И тогда одни стулья станут ближе к деревьям. Другие к рельсам».

Если так обо всем, то мир и смыслы начнут разъезжаться. Как лапы щенка.

Есть мгновение, когда человек начинает только сходить с ума.

Когда он сам понимает, что сходит с ума.

И пугается. И ничего не может сделать.

Мозг отказывается подчиняться — слышатся голоса, — и мозг еще дает понять, что голоса лишь слышатся. Но уже не позволяет справиться с этими голосами.

Вы видели глаза такого человека?

Я видел.

Испуганные, растерянные глаза.

Спрашивающие: я ненормален?

Растерянность щенка, у которого разъезжаются лапы.

Что со мной?

Я ненормален?

Не дай мне бог.

Эту ненормальность не продашь.

И в вечности она не будет звучать одиноко и звонко.

С ней только сгнить.

Оттого и пишешь: не дай мне бог.

Не Пушкин. А пишешь. И тихо молишь.

Не о вечности.

Не дай мне бог сойти с ума.

И имитируешь безумие.

Для вечности сгодится.

Там врач-психиатр тебя не осмотрит, не побеседует.

А патологоанатом установит только болезни органов, но не души.

Отправим в вечность подделку безумия.

А здесь будем твердо стоять на четырех неразъезжающихся лапах нормы.

Будем солировать после смерти.

А здесь будем петь хором.

Потому как ежели хочет человек при жизни солировать — значит, уже хочется ему в вечность. В яму. А если запрос есть — мы знаем — придет и контекстная реклама, и предложение. Нет, нам в яму рано. Мы в лесочек не пойдем, нам в лесочке страшно — цитата.

Пой хором, если хочешь жить.

И записывай звонкий голосок для того момента, когда все затихнут.  


Колонка Константина Богомолова опубликована в журнале "Русский пионер" №102. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".