Классный журнал

21 февраля 2021 16:20
Рассказ Майка Гелприна



Официантка приязненно улыбнулась и сделала приглашающий жест. Грузный, плешивый Ученый коротко кивнул, затопал вслед за ней по проходу между столиками.

 

Дурное предчувствие не оставляло его с самого утра. К полу-дню оно усилилось настолько, что Ученый собрался было отменить вояж, но в последний момент, за час до отправления поезда, перерешил. С одной стороны, интуиции и предчувствиям он доверял, как и любой авторитет в его не самой обыденной и не самой безопасной профессии. С другой — нужно было зарабатывать на жизнь. Жить Ученый привык на широкую ногу, деньги тратил не скупясь, щедро расставаясь с ними и в дорогих кабаках, и на квартирах недешевых девиц.

Субтильный, кадыкастый, тонкий в кости Скрипач засеменил вслед за напарником. В отличие от него, профессио-нальным игроком Скрипач не был, с детдомовских лет перебиваясь карманными кражами. И угодил бы на цугундер, не попытайся однажды стянуть кошелек из кармана у Ученого. Тот пойманного за руку малахольного воришку сдавать не стал, а, напротив, приютил и обучил прилично себя вести. Год спустя позвал в долю. Кражи переродились в аферы. Щипачом Скрипач был посредственным, зато трюкач вышел из него высшей пробы. Ловкие, чувствительные пальцы с шулерской колодой управлялись намного проворнее, чем с упрятанными в карманы зазевавшихся граждан бумажниками.

 

— Прошу вас. — Официантка едва не лучилась радушием. — Добро пожаловать, господа!

 

К трем пополудни, через час после отправления скорого «Моск-ва—Сочи», вагон-ресторан почти заполнился, но два места из четырех за дальним столиком пустовали. Причиной было сообщение от проводницы спального вагона, поступившее официантке на мобильник четвертью часа ранее: «Бородатый бугай в клетку. Бабок полна ж…а. Дремучий. Идет к вам».

 

«Бородатый бугай» и вправду выглядел дремучим. Задубевшая на солнце кожа, обветренная, неухоженная. Потертые джинсы, линялая клетчатая рубаха, поросшие буйным волосом ручищи с траурной каймой под неровными, обкусанными ногтями.

«Сибиряк», — определил Ученый, бросив на бугая беглый взгляд. Возможно, бич или старатель, едущий проматывать трудовые, кровные, что заколотил на приисках за сезон. Подобную клиентуру Ученый любил и умел с ней обращаться. В насыщенной кухонными ароматами ресторанной атмосфере явственно запахло большим кушем. Оставалось лишь его взять.

 

— Сюда, пожалуйста, — указала на свободные места официантка. — Вы, надеюсь, не против? — запоздало осведомилась она у двоих за столиком.

 

Бородатый бугай не ответил, отвернулся к окну.

 

— Ну конечно же нет, — заулыбалась смуглая миловидная брюнетка. — Располагайтесь, милости прошу. Говорят, тут отличная заливная осетрина.

 

Звали брюнетку Сонькой, в команде Ученого и Скрипача она была третьей, а осетрину нахваливала скрепя сердце. За множество рейсов та уже набила изрядную оскомину, хотя кормили троицу не всякой дрянью сомнительной свежести, как остальных-прочих, а отборными деликатесами и на совесть. С каждого прибыльного вояжа Ученый отчислял ресторану долю. С особо удачных рейсов — немалую.

 

— Вы, надеюсь, тоже не против? — обратился Ученый к «сибиряку», поигрывающему вилкой, умостившейся в лопато-образной ладони.

 

Потенциальный клиент неразборчиво буркнул в ответ. Ученый наскоро переглянулся со Скрипачом. Временно исчезнувшее дурное предчувствие вернулось и теперь кусало за сердце. Общительностью здоровяк явно не отличался, а значит, стоило ждать проблем. Сонька едва заметно прищурила левый глаз, подтверждая вывод напарника. Прищур означал, что ее кокетливые и томные взгляды клиент проигнорировал.

 

— Что ж. — Ученый шлепнулся на обитый плюшем диванчик по правую руку от Соньки. — А вы, сосед, что стесняетесь? — обернулся он к переминающемуся с ноги на ногу Скрипачу. — Садитесь, в ногах правды нет. Да садитесь же.

 

Приглашение садиться было частью дежурного теста, через который каждый клиент проходил при знакомстве. Бородатый здоровяк не отреагировал, и это было хорошим знаком. Уголовник или блатной непременно бы взбеленился и растолковал фраерам, что следует говорить «присаживайтесь». С уголовниками команда Ученого не работала — битые, тертые зоной зэки на попытку их обкатать реагировали остро.

 

— С вашего позволения. Мы как бы мм… — Скрипач неловко уселся рядом с клиентом и кивнул на Ученого, — оказались с этим господином соседями по купе. Решили э-э… так сказать, отметить.

 

Неуверенные речь и манеры, блеющий голосок и недотепистая внешность были у Скрипача главными козырями. Заподозрить в явном лопухе и ботанике матерого шулера мало кому приходило в голову.

 

Новоприбывшие углубились в меню. Изучать его им было ни к чему — ассортимент оба давно знали наизусть, а коллектив вагона-ресторана давно знал наизусть вкусы каждого. Поэтому минуту спустя Ученый отложил меню в сторону и подозвал официантку.
 

— Ну что ж, за знакомство, быть может? — предложил он, сделав заказ и выудив из-за пазухи бутыль с темно-коричневой, отливающей золотистым жидкостью. — Дагестанский, — уточнил Ученый. — Марочный, пять звезд. Меня, кстати, Олегом Дмитриевичем зовут. Я, если позволите, ученый. Доктор наук. Без пяти минут академик.
 

Говорить клиентам правду было его коньком. Относительную правду, конечно. От академической учености за Олегом Дмитриевичем числилась разве что кличка. Но в своем деле он действительно обладал редкостной эрудицией, опытом и талантом. Играть в карты малолетний Олежка выучился прежде, чем пошел в школу. И с тех пор лучшего занятия для себя не знал и знать не желал.

 

— Подайте на пропой души Христа ради.

 

Ученый обернулся на голос. Подаяния просил Сергунька, безногий старик на самодельной дощатой каталке. Жил Сергунька при поезде, проводники и проводницы его подкармливали, а начальство закрывало на безбилетного пассажира глаза. В пропитании, таким образом, инвалид не нуждался и просил честно — на водку. Сергуньку и в поезде, и в команде Ученого привечали. Считалось, что оставивший ноги под Кандагаром бывший пехотный капитан приносит удачу.

 

— Вот, возьми. — Сонька достала из сумочки пару сотенных купюр. — Выпей за мое здоровье.

 

 

Сергуньку она жалела. Особенно после годовой давности разговора по душам.
 

— У тебя, дочка, родители-то есть? — спросил тогда безногий калека.

 

— Мать три года тому похоронили. А отец есть. В колонии он, пожизненно. Так что, можно сказать, и нету.

 

— Н-да, — крякнул Сергунька. — А у меня вот дочка была. Чуть постарше тебя. Смуглянка черноглазая, похожи вы с ней. И тоже больше, считай, нету.

 

— Как это? — опешила Сонька.

 

— Да так. Жена-то, как вернулся из госпиталей, от меня свинтила. К серьезному человеку, при деньгах. Квартиру нам оставила, Ксюша только в школу пошла. Ну вот, жили. Как пенсии стало не хватать, я в метро пошел христарадничать. Перебивались кое-как. А потом кровиночка моя повзрослела. И через порог меня наладила. Ступай, сказала, папаша, в богадельню, а мне жить не мешай. В общем, выгнала.

 

У Соньки на глаза навернулись слезы.

 

— У меня комната есть, — сказала. — В коммуналке, от бабки осталась. Я там и не появляюсь почти — все время в дороге, сам видишь. Хочешь — бери ключи, въезжай. Деньги есть — проживем. Я всерьез.

 

Сергунька долго молчал, шмыгал носом, отводил взгляд. Затем сказал:

— Спасибо, дочка. Не думал, что… Неважно. Прости, сроду на шее ни у кого не сидел и на старости лет не стану. Да и привык уже к рельсам, к вагонам, ко всему…

 

— От нас с соседом. — Ученый добавил к Сонькиным двум сотням свои три. — Бери, бери. На пропой души это святое.

 

Сергунька размашисто перекрестил компанию, пробормотал «премного благодарен» и, отталкиваясь костылями от пола, будто лыжными палками, лихо покатил в буфет.

 

— Всеволод, — представился Скрипач, проводив взглядом удаляющегося Сергуньку. — Можно просто Сева. Я, вообще говоря, не пью. — Он очень натурально покраснел от застенчивости. — Ну разве только за знакомство, чуть-чуть. Я мм… так сказать, музыкант. Профессиональный как бы. По классу скрипки.

 

Он, как и Ученый, не соврал. На скрипке, мастерски заточенной шулерской колоде, играл Скрипач виртуозно. Неуловимыми, отточенными движениями тонких ухоженных пальцев выдергивал из скрипки нужные карты. Мог вынуть и счесать под низ четыре туза. Или короля. Или семерки. Мог выудить масть. Тасовки Скрипача частенько заканчивались «встречами» — каре на каре в покер, пупка на три лба в секу, мастевая молодка на козырную в буру. Больше Скрипач не отвечал ни за что — играл он скверно, делая нелепые ставки в банковских играх и ошибки при розыгрыше в коммерческих. Клиентура на несуразные ходы явного лоха и простофили покупалась легко. Тем более что Скрипач никогда не оставался в выигрыше — случалось, что они с проигравшимся вчистую клиентом плакались после игры друг другу в жилетку и на два голоса проклинали непруху.

 

— А меня Соней зовут. Друзья — Сонечкой. — Сонька повела плечиками и кокетливо поправила прическу. — Поругалась с кавалером и еду в отпуск одна. Ах да, я библиотекарь.

 

Она, под стать напарникам, не соврала. В колонии для малолетних преступниц, куда загремела на три года пятнадцатилетняя Сонечка, ей доверили должность помощницы библиотекарши. Играть в карты научили там же. А заодно и уму-разуму. Освободившись, Сонечка уже твердо знала, что ложиться под клиента за деньги западло и проделывать это следует, если только не годна ни на что иное. Зато изъятие этих денег сравнительно честным путем слыло, наоборот, занятием козырным и правильным.

 

Ученый подобрал Соньку в Сокольническом парке, куда в перерывах между рейсами ходил поиграть для удовольствия — по мелочи и честно.

 

— А ты, красивая, — сказал он, отведя Соньку в сторону после того, как расписали первую пулю, — шулеруешь. Тузов ногтями коцаешь, висты приписываешь, подтасовываешь. Не стыдно ли?

 

— На хер пошел, — ничуть не устыдилась Сонька. — Козел ср…ный. За руку сначала поймай.

 

Ученый укоризненно покрутил головой.

 

— Ну и лексикон у тебя. Сидела?

 

— Не твое козлячье дело.

 

Ученый усмехнулся.

 

— Как знать. Деньги нужны? Я всерьез.

 

Наглость и дерзость слетели с Соньки как не бывало.

 

— Деньги лишними не бывают, — степенно поделилась она народной мудростью. — У вас есть что мне предложить?

 

— Возможно. — Ученый задумчиво потер двойной подбородок. — Только подучиться тебе надо. Во-первых, хорошим манерам. А во-вторых, кто ж так колоду чешет? Карты у тебя шелестят, будто листья в осеннем лесу. Да и техника так себе. На распасах дважды лишку взяла. На висте играющего из подсада выпустила.

 

Сонька потупилась.

 

— Кто учить будет? — глухо спросила она.

 

— Найдем преподавателя. Возможно, ты нам сгодишься. Золотых гор не обещаю. Но тонны три-четыре в месяц гарантирую, если по уму войдешь в дело. Зелеными.

 

— Что, правда? — вскинулась Сонька. — Постойте. Я не шалава. Если дело в этом…

 

— Шалавы меня не интересуют, — отрезал Ученый. — Нам с партнером нужна разводящая.

 

Полгода спустя Сонька развела первого клиента. Боящегося летать коммерсанта обыграли на полтора миллиона за неполные три часа.

 

— А получать, получать-то как? — забеспокоилась Сонька, когда скорый подкатил к сочинскому вокзалу.

 

Ученый усмехнулся.

 

— Не волнуйся, девочка. На этот счет у нас есть еще один партнер.

 

Четвертый партнер, зверо- и шкафообразный, наголо бритый татарин по кличке Бамбула, был угрюм и немногословен. А еще неприхотлив и потому большую часть рейса храпел в плацкартном на верхней полке, куда помещался с трудом. Бамбулу предъявляли клиенту по прибытии поезда. Он провожал проигравшегося в банк, и он же получал куш. Мысль не заплатить Бамбуле редко кому приходила на ум, а те, кому все же приходила, горько потом в этом раскаивались. Наступало раскаяние, как правило, в травматологическом отделении сочинской больницы…

 

— Надо же, какие интересные у меня попутчики, — не умолкая, щебетала Сонька. — Ученый, музыкант… С такими не грех выпить. А вы, молодой человек, пьющий? И, если не тайна, кто будете?

 

Наступил решающий момент предварительного тестирования. Если намеченная жертва откажется выпивать, придется искать другую. С непьющими команда не работала — развести трезвенника на игру редко когда удавалось. А обыграть на все, что есть, — практически никогда.

 

— Кудеяр, — надтреснутым баритоном представился клиент и оглядел попутчиков исподлобья. — Я сам по себе. Давай, наливай, — бросил он Ученому. — Не откажусь, раз зовете.

 

Ученый мысленно потер руки. Сноровисто сдернул с коньячной бутылки пробку и разлил. Дурное предчувствие перестало теребить сердце и растворилось бесследно. Клиент закусил наживку. Теперь предстояло его подсечь.

 

— За знакомство, — пискнула Сонька и потянулась чокаться. — Господин музыкант, позвольте спросить: а как это вы играете на своей скрипке? Неудобно ведь, скользкая, с нее карты падают.

 

Бородатый анекдот был завершающим актом предварительного теста. Реакция клиента на него определяла дальнейшую стратегию. Здоровяк хмыкнул, занюхал коньяк рукавом и потянулся за хлебом. Отторжения анекдот не вызвал.

 

— Падают, — скорчив унылую гримасу, подтвердил Скрипач. — На пол. А вы что же, картежница?

 

— Да нет. Но иногда не прочь поиграть…

 

— На раздевания? — игриво сострил Ученый.

 

— Фи. — Сонька поморщилась. — Чтобы раздеть девушку, выигрывать у нее не надо. Правильно я говорю, Кудеяр?

 

— Верно. — Впервые за вечер клиент ответил с явной охотой: видимо, тема оказалась ему близка. — Ни к чему. Когда надо, и так разденется.

 

Ученый, собравшийся было отпустить дежурную шутку про женскую наготу, внезапно осекся на вздохе и промолчал. Что-то не то было в реплике этого мужика с идиотским именем, что-то скрытое, нехорошее, едва ли не угрожающее. Что именно, впрочем, Ученый не распознал.

 

В плацкартном вагоне разило несвежими носками и кислым человеческим потом.

 

— Время скоротать, — частил на ходу Ученый, то и дело оглядываясь через плечо на гуськом ступающих за ним попутчиков. — Посидим, почему бы нет? Можно у нас с Севой, в люксе. Выпивка найдется.

 

При расчете в вагоне-ресторане он засветил плотно набитый пятитысячными купюрами бумажник. Схожий оказался и у клиента.

 

— Карты тоже найдутся? — бесстрастно поинтересовался тот.

 

— У меня есть пара колод, — закивала Сонька. — Взяла вот на всякий случай.

 

— И во что играть будем?

 

— Ой, да какая разница. — Сонька всплеснула руками. — Интеллигентному человеку всегда есть во что сыграть. В Кинга, к примеру. В тысячу. В преферанс.

 

— Банчок можем раскинуть, — предложил Ученый. — Или заварить сечку.

 

— Под наличный расчет? — встрял Скрипач. — У меня вообще-то денег с собой немного. Но я, если, так сказать, профукаю, отдам по приезде, честным словом ручаюсь.

 

Он поравнялся с сопящим на боковой полке Бамбулой и, сделав неловкое движение, толкнул того локтем.

 

Бамбула встрепенулся, разлепил веки. Наметанным взглядом срисовал клиента, прикинул физические возможности.

 

«Бычара тот еще», — сделал вывод Бамбула, но беспокоиться особо не стал. Ему приходилось справляться и с профессиональными боксерами, и с борцами, и с каратистами. На ринге, конечно, он вряд ли бы сдюжил, но в уличных драках без правил Бамбула равных себе не знал. Что в юные годы, когда держал в страхе микрорайон на казанской окраине, что сейчас, хотя и стукнуло уже сорок, а приобретенная на зоне склонность к дури и чифирю режиму и тренировкам не способствовала.

 

Бамбула спрыгнул с полки. С минуту выждал и двинулся вслед за напарниками. Во время игры ему предстояло оти-раться в тамбуре, раз в четверть часа пересекая вагон из конца в конец — на всякий случай. Бывало, что по завершении игры требовалась его помощь. Тогда на мобильник поступало короткое сообщение «Нужен», и полминуты спустя Бамбула появлялся в купе, заполонив собой дверной проем. Вежливо интересовался, не надо ли кого-нибудь изувечить или на худой конец изуродовать. Как правило, нервных клиентов этот вопрос приводил в благое расположение духа, и дело обходилось без дальнейших эксцессов. Если же вопреки обыкновению проигравшийся продолжал возмущаться и негодовать, Бамбула без лишних слов волок его в тамбур и там доходчиво объяснял, что почем. Своя в доску провод-ница спального вагона бдительно следила за тем, чтобы беседе не помешали.

 

— Чаю хочешь? — просунувшись в тамбур, спросила она, когда Бамбула занял дежурный пост, макушкой подпирая стоп-кран. — Я вскипячу, время есть.

 

— Не откажусь.

 

— Тогда постучись ко мне минут через пять.

 

Обычно чаем дело не ограничивалось, и Бамбула успевал раз-другой отблагодарить проводницу мужской силой. На этот раз, однако, та изрядно нервничала и заголяться не стала.

 

— Бугай-то здоровенный, — озабоченно бормотала провод-ница, звеня подстаканниками. — Как бы не случилось чего.

 

— Не сцы. — Бамбула покровительственно хлопнул по внушительных размеров заднице. — Я и не таких уделывал.

 

— Гнилой он, — пожаловалась проводница. — Я уж раскаялась, что Ленке из ресторана маякнула. Когда на чай давал, на меня так глянул, будто ведьмак бельмами мазнул. Поганый взгляд такой, тяжелый, словно в каждом глазу топор.

 

Бамбула досадливо крякнул.

 

— Жути не нагоняй, — строго велел он.

 

На душе, однако, неожиданно стало неспокойно — впервые за долгое время Бамбула ощутил неуверенность.

 

— Дура баба, — вызверился он на проводницу. — Метешь абы что. На хер твой чай. — Он резко отодвинул от себя исходящий паром стакан. — Чифирю завари, поняла? И покрепче.

 

Нервы следовало унять. Действеннее чифиря успокоительного Бамбула не знал.

 

— И мне чифирьку, — подал голос подкативший словно из ниоткуда Сергунька. — Сделаешь? У меня и вмазать есть, — доверительно сообщил он Бамбуле. — Махнешь?

 

Пару секунд Бамбула раздумывал. С Сергунькой они были друзья и, случалось, пропускали по соточке под конец удачного рейса.

 

— Не прими за неуважение, брат, — сказал наконец Бамбула. — Нельзя мне — клиент у нас по ходу сложный. Так что ты уж один или вот с ней. Но чифирну с тобой с дорогой душой.

 

— Сложный? — переспросил калека. Он выудил из-за пазухи початую поллитровку, зубами сорвал пробку, глотнул из горла. — Твое здоровье, брат. Это тот бородатый боров с тухлым взглядом? Я его в ресторане за столиком срисовал.

 

— Он самый, — подтвердил Бамбула. — Не нравится мне он.

 

— Ясно. Мне тоже.

Скрипач дал Соньке подрезать колоду, но сдавать не стал — потянулся за рюмкой.

 

— Не везет мне, — пожаловался он мрачному, сосредоточенному Кудеяру. — Не идет карта.

 

— Карта не лошадь, к утру повезет, — отпустил вымученную хохму Ученый. — Ну, за удачу!

 

Он размашисто чокнулся со Скрипачом и опрокинул в рот рюмку. Игра в секу шла вот уже четвертый час, и напряжение в купе с каждой минутой все нарастало. От клиента явственно исходила угроза, волны источаемой им злобной неприязни казались едва ли не осязаемыми. Что обыграть этого молодчика не удастся, Ученый давно уже понял. Бородатый «сибиряк» пил наравне со всеми, но не пьянел. Скрипачу, попытавшемуся исполнить шулерскую тасовку, коротко бросил «Руки оторву» и продолжил игру как ни в чем не бывало. Соньке в ответ на кокетливую попытку прижаться грудью к предплечью властно велел: «Подбери сиськи, курва, со мной не прокатит».

 

Игру давно следовало заканчивать, но клиент упорно не желал уходить. Ученый уже в который раз нарочито зевал и смотрел на часы, Сонька не переставая жаловалась на миг-рень, но в ответ и тот и другая нарывались лишь на жесткие, тяжелые взгляды.

 

— Все, — решился наконец, опростав рюмку, Скрипач. — Последняя раздача. Больше я не играю.

 

— Это тебе так кажется, — нехорошо усмехнулся Кудеяр. — Вы меня пригласили, значит, решать, когда заканчивать, мне. Сдавай, играем дальше.

 

— Но позвольте, — несмело возразил Скрипач. — Что значит «решать вам»? Мы же не в казарме или, упаси боже, в тюрьме. Я, в конце концов, просто не хочу больше.

 

— Сосед прав, — поддержал напарника Ученый. — Знаете что: давайте сделаем перерыв. Скоро девять. Надо отдохнуть, выспаться. Завтра с утра, если пожелаете, продолжим.

 

— Мы продолжим сейчас. Что, не понял? Я сказал «сейчас».

 

— Хорошо, хорошо. Как скажете.

 

Кого-то он мне напоминает, лихорадочно думал Ученый, раз за разом кидая на клиента с дурацким именем косые взгляды. Кого-то шапочно знакомого и давно стершегося из памяти. Или, может статься, знакомого понаслышке. Кого же именно? Ученый в который раз напряг память, цепкую, профессиональную, способную безошибочно удержать отыг-ранные карты из колоды в пятьдесят два листа. Вспомнить не удавалось.

 

Дурное предчувствие, мучившее его с утра, переродилось в реальные неприятности, грозящие вот-вот обернуться проблемами. Специалист по неприятностям и проблемам, однако, имелся, и выходило, что без помощи силовика не обойтись.

 

Ученый вытащил из кармана мобильник, сноровисто отстучал на адрес Бамбулы «Нужен» и поднял со стола свои карты. Спасовал, бросил их на стол рубашками вверх.

 

— Я тоже пас, — отказался от борьбы за банк Скрипач.

 

Сонька за края приподняла свои карты. Нижние, дама и валет пик, образовали двадцать очков — боевую комбинацию, годную для игры.

 

— Прошлась. — Сонька дрожащими пальцами отделила от лежащей перед ней стопки пятисотенную купюру и двинула ее к центру столика.

 

Ей было страшно. Отчаянно страшно с тех пор, как попытку покинуть купе по дамской нужде этот мерзкий Кудеяр пресек, рявкнув: «Куда, лярва?! Сдернуть с выигрышем хочешь? Не пройдет. В люксах сортиры есть, пос…шь здесь». Волны опасности и угрозы накатывались на Соньку, захлестывали ее, сдавливали грудь и отзывались резью в желудке.

 

— И я прошелся, — уравнял начальную ставку оказавшийся не по зубам команде клиент.

 

— Дала еще. — На этот раз, чтобы отделить купюру, Соньке пришлось взять денежную стопку в руки — дрожащие пальцы почти не слушались.

 

— Дала, говоришь? — Кудеяр осклабился, продемонстрировав кривые с желтым налетом зубы. — Тоже мне давалка. Десять тонн тебе в гору!

 

Он бросил две пятитысячные купюры в банк. Непослушными пальцами Сонька вновь приподняла свои карты. У нее мутилось в глазах, разглядеть третью — девятку пик — удалось не сразу. Двадцать девять очков в пиках! С такой комбинацией следовало оборачивать — резко повышать ставку, но Соньке было уже не до нюансов игры.

 

— Замерила, — выдавила она. — Двадцать девок. Что у вас?

 

Кудеяр понимающе усмехнулся, метнул свои карты в колоду.

 

— Твое, — объявил он. — Чего ж не обернула, зассыха?

 

— Я… Я… — замялась Сонька. — Вы слишком хорошо играете в секу, — нашлась она миг спустя.

 

В отличие от Ученого, несуразное имя попутчика ей говорило о многом. Походило на то, что это вовсе и не имя, а прозвище — Кудеярами на Руси звали разбойников, колдунов и народных мстителей. Сонька вычитала об этом в какой-то книжке, когда ишачила в библиотеке на малолетке.

 

— Хорошо играю, говоришь? — насупившись, повторил Кудеяр. — Это ты верно определила. Но… — Он оборвал фразу, потому что снаружи заколотили в дверь. — Это еще кто?

 

— Видимо, проводница, — робко предположил Скрипач. — Я открою.

 

— Сидеть! — Кудеяр вскочил, оттолкнул Скрипача и шагнул к дверям. — Чего надо?!

 

За дверью не ответили, стук возобновился с удвоенной силой.

 

— Чего надо, спрашиваю.

 

Стук прекратился. Секунду-другую за дверью молчали, затем проговорили сиплым гнусавым баском:

— Это я. Откройте, Олег Дмитриевич.

 

— Откройте, пожалуйста, — вежливо попросил Ученый. — Там мой друг — наверное, у него что-то случилось.

 

— Ну-ну, — хмыкнул Кудеяр. — Друг, значит. Ладно, поглядим, что за друг.

 

Он повернул замочную защелку в вертикальное положение и рванул купейную дверь, распахнув ее настежь.

 

Бамбула шагнул в дверной проем. Волны исходящей от чужака опасности и угрозы обрушились на него, но особого эффекта не произвели. Два стакана чифиря привели Бамбулу в обычное состояние бесстрашия и флегматичной уверенности в себе.

 

— Проблемы? — буркнул он.

 

— Да вот партнер не желает уходить, — пожаловался Ученый. — Мы ему объяснили, что не хотим продолжать игру. А он как бы не понимает.

 

Бамбула протиснулся в купе, плечом оттеснил клиента.

 

— Нехорошо, — назидательно поведал он. — Не повезло, да? Много проиграл?

 

— Он вообще ничего не проиграл, — затараторил Скрипач. — В проигрыше один я.

 

Бамбула смутился. Ситуация явно была неординарной. Требовалось срочно в ней разобраться, но после чифиря и так не слишком гибкие мозговые извилины работали и вовсе скверно.

 

— Так в чем проблема-то? — неуверенно уточнил он.

 

— В тебе, — подал голос клиент. — Ты у них четвертый, так, что ли? Мешок с дерьмом.

 

От этих слов Бамбула на миг опешил. Он был выше дерзкого наглеца на полголовы и значительно шире в плечах. Выражение тупой решимости на звероподобном лице Бамбулы до сих пор отбивало желание дерзить у любого, самого отвязного отморозка.

 

— Это ты мне, урод? — не поверив своим ушам, переспросил Бамбула. — Ты меня мешком г…а назвал?

 

— А кого ж еще, — хохотнул в ответ собеседник. — Тебя.

 

Кровь хлынула Бамбуле в лицо, кулаки сжались. Ученый строго-настрого запретил разборки в купе, лишь поэтому немалым усилием воли силовику удалось сдержаться.

 

— Пойдем выйдем. — Бамбула мотнул наголо бритой башкой в сторону двери. — Поговорим.

 

— Да, как же, сейчас.

 

Терпение истощилось. Бамбула ухватил наглеца за грудки, рванул на себя, вышвырнул в дверь и шагнул следом.

 

— Скоро вернусь, Олег Дмитриевич, — обернувшись через плечо, уважительно сообщил он Ученому. — Не волнуйтесь. В тамбур топай, — переключился на клиента Бамбула. — Чего, не ясно?

 

— Ясно, — без былой дерзости, покладисто и миролюбиво ответил тот. — В тамбур так в тамбур.

 

Он как ни в чем не бывало зашагал по вагонному коридору.

 

«Что-то не так, — пытался сообразить Бамбула, косолапя вслед за клиентом. — Что-то неправильно, нехорошо. Не так, как всегда».

 

Страха нет, внезапно осознал он. В отличие от всех предыдущих, этот не боялся. Совсем.

Клиент в двух шагах впереди распахнул тамбурную дверь, ступил внутрь. Бамбула подобрался. Ребром ладони по горлу, кулаком в темя, прикинул он. Коленом для верности в пах. Очухается — поговорим.

 

Резким движением он бросил в тамбур свое тренированное, мускулистое тело. И — нарвался на выкидной нож, прежде чем успел нанести удар. Заточенное до бритвенной остроты лезвие вошло на сантиметр выше левого паха и наискось, снизу вверх, раскроило брюшину. Бамбула отпрянул на враз ослабевших ногах, вмазался спиной в тамбурную перегородку и, схватившись за распоротый живот, бессильно осел на пол.

 

Бородатый здоровяк щелчком утопил в рукояти лезвие, упрятал выкидуху в карман и рванулся обратно в вагон. Выбравшаяся из служебного помещения проводница хлопотала у титана, позвякивая подстаканниками.

 

— На минуточку. — Пассажир цепко ухватил ее за предплечье. — Есть небольшая проблема.

 

— В чем дело?! — шарахнулась проводница. — Какая у вас проблема?

 

Миг спустя она узнала собеседника, того самого бугая, «в клетку». Руки дрогнули, стакан выпал, разлетелся по полу осколками. Колени ослабли — бесцветные, водянистые, будто стухшие глаза, в каждом из которых умостилось по топору, глядели на проводницу в упор.

 

— Проблема у тебя, сука, — сквозь зубы процедил бугай. — Это ведь ты на меня навела, паскуда? Дверь отвори.

 

Он кивнул на служебное купе, в котором проводница поила чифирем Бамбулу с безногим Сергунькой.

 

Неуклюже ступая, будто загипнотизированная, та отперла дверной замок. Это стало ее последним осознанным движением. Бугай схватил за плечо, швырнул вовнутрь и шагнул вслед. Коротким ударом правой в висок оглушил, подхватил падающее тело и рывком свернул проводнице шею. Усадил убитую на полку, зашарил у нее по карманам, вытащил связку ключей. Минуту спустя к покойнице присоединился истекающий кровью, надсадно хрипящий, умирающий Бамбула, тщетно пытающийся удержать ладонями внутренности, вывалившиеся из распоротого живота.

 

— Посидите тут вдвоем, голубки, — с издевкой велел убийца. — Поворкуйте о том о сем.

 

— Уходить надо, — заблажила Сонька, едва за силовиком захлопнулась купейная дверь. — Немедленно. Добром не кончится, вот увидите.

 

— Куда мы уйдем? — растерялся Ученый. — Как?

 

— Через полтора часа остановка в Лисках. Сойдем к чертям свинячьим.

 

Ученый обдумал предложение.

 

— Не паникуй, — рассудительно сказал он. — Ничего страшного не произошло. Бамбула с ним разберется.

 

— А если не разберется?

 

— Кто, Бамбула? — Ученый хохотнул. — Быть такого не может. Не дрейфь, девочка. Ну не обкатали лоха, бывает. Пускай забирает свои бабки, — он кивнул на оставленную дрянным клиентом на столике стопку купюр, — и уматывает.

 

— Согласен, — подал голос Скрипач. — Не сложилось, и черт с ним. На пляже какого-нибудь лоха зацепим. Или на обратном пути.

 

— Как хотите. Идиоты! — Сонька сорвалась в истерику. — Это бандит, вы что ж, не поняли, недоумки? И кликуха у него бандитская. Он же сразу въехал, что мы его хотим развести. Он теперь от нас не отстанет. Я соскакиваю. А вы…

 

Не договорив, Сонька вскочила с места, подхватила сумочку и бросилась из люкса вон. Бегом пересекла спальный вагон, за ним плацкарт и оказалась в своем, купейном. Попутчики уже спали. При свете ночника Сонька стянула с багажной полки дорожную торбу, наскоро покидала в нее пожитки и закинула на плечо. Выскочила и заспешила по направлению к хвосту поезда. Ее трясло, колотило от страха, и взять себя в руки удалось с немалым трудом.

 

Придя в себя, Сонька перевела дух. До Лисок час с четвертью. Она дождется в дальнем тамбуре или в туалете. Выскочит на вокзальный перрон. Что потом, неважно — главное, оказаться подальше от этого отморозка с разбойничьей кличкой и не менее разбойничьей рожей.

 

— Не отвечает татарин, — растерянно сообщил напарнику Скрипач. — Пять раз уже набирал и три эсэмэски отправил.

 

Ученый поднялся, заходил по купе от дверей к окну. У него сдали нервы. Внезапно он вспомнил, кого именно напоминает случайный клиент. Три года тому в Туапсе знакомый мент рассказывал об объявленном в розыск серийном убийце, проходящем по делу под условным прозвищем «Железнодорожный маньяк». Ученый был тогда подшофе и лишь посмеялся, приняв историю за обычную ментовскую байку. Преступник якобы отлавливал промышляющих в поездах мошенников и проходимцев и безжалостно с ними расправлялся.

 

«Смотри, Олежка, — явственно вспомнил слова туапсинского мента Ученый, — докатаешься».

 

«Неужели не врал?» — с ужасом думал Ученый, истекая холодным потом. Если этот Кудеяр и есть пресловутый маньяк, они и в самом деле докатались. Бамбула уже, для остальных расправа — вопрос времени.

 

— Сонька права. — Ученый резко повернулся к Скрипачу. — Надо рвать когти.

 

— Что? — вскинулся тот. — Зачем?

 

— Затем. Или он нас достанет.

 

У Скрипача клацнули зубы. Он отшатнулся. Опустился, цеп-ляясь за край столика, на полку.

 

— П-постой, — запинаясь, проговорил Скрипач. — Как он н-нас достанет? К-купе заперто изнутри. Из коридора его не отк…

 

Он осекся. Обмер, уставившись на дверь, от которой донесся звук проворачиваемого в замке ключа.

 

— Кто? Кто там?! — заорал Ученый. — Закрыто!

 

Снаружи не ответили. Звук в замке стих, но парой секунд позже возобновился.

 

— Это он, — выдохнул Скрипач. — Больше некому. Ключи подбирает.

 

Запершись в туалете хвостового вагона, Сонька отсчитывала минуты. Сорок минут, тридцать пять, полчаса. Телефоны напарников не отвечали, и Сонька понимала, знала уже почему. «Бежать, уносить ноги», — билась и билась в виски единственная, паническая мысль. Она подавляла все прочие, не давала сосредоточиться, не позволяла хотя бы попытаться найти другой выход.

 

Бежать, только бежать! Выскочить на перрон и бежать прочь. Куда угодно.

 

На секунду придя в себя, Сонька вновь позвонила Ученому. И на этот раз ей ответили.

 

— Что, еще жива, курва? — надтреснутым баритоном осведомился мобильник. — Жаль. Но это ненадолго.

 

Сонька отшатнулась, будто в руке у нее шипела змея. Телефон выпал из ладони, грянулся о пол и смолк.

 

— Что, что я вам сделал? — Скрипач стоял на коленях, молитвенно сложив руки. Ученый с перерезанным горлом истекал кровью между ним и поигрывающим выкидным ножом попутчиком. — За что меня убивать?

 

— А не убивать? — вопросом на вопрос ответил бывший клиент. — Не убивать тебя за что?

 

— Послушайте, — Скрипач всхлипнул, — вы же человек. У меня есть деньги, я скопил. Почти не тратил, откладывал. Я все отдам. До копейки. Прошу вас, умоляю: мне нет еще тридцати. Подарите мне жизнь!

 

— Жизнь, говоришь? — задумчиво повторил собеседник. — Слишком жирно для такого дерьма. Но шанс, так и быть, подарю.

 

— Какой? — подался вперед Скрипач. — Какой шанс?

 

— Сыграем. Один на один. Если выиграешь, будешь жить.

 

— Во что? Во что сыграем?

 

— Во что хочешь. Ты ведь профессионал.

 

— Бог с вами, — замахал руками Скрипач. — Какой из меня профессионал? Это они, они профи. Олег Дмитриевич, Ученый. И Соня. Я на подхвате. Я вообще никогда не выигрывал.

 

— С твоего подхвата люди под поезд ложились. Из окон прыгали. Стрелялись, вешались. Пускались в бега. Ясно тебе?

 

— Вы… вы… — замямлил Скрипач. — Вас закатали когда-то, да? Теперь вы мстите?

 

— Какая тебе разница, сопляк. Хотя, считай, угадал. Со мной круто обошлись в свое время. Такие, как ты. Давно. Из окна я, правда, прыгать не стал. И стреляться не стал. Рассчитался до копейки, все отдал. Годы зубы на полку клал, света белого не видел, но должок уплатил. Теперь должны только мне. Думаешь, я псих?

 

— Нет, — отчаянно замотал головой Скрипач. — Не думаю, что вы!

 

— Напрасно. Я полный псих и законченный психопат. Меня таким сделали, теперь уже поздно пятиться. Ладно, довольно болтать. Садись, называй игру. И выигрывай. Или подыхай.

 

Скрипач неуклюже поднялся с колен, плюхнулся на койку, ушибив зад и не почувствовав боли.

 

— В очко, — решился он. — На длинной колоде. В один удар. Без банкирской ничьей.

 

— Хороший выбор, — похвалил попутчик. — В очко класс не нужен, решит везение.

 

Он распечатал оставленную Сонькой на столике нетронутую колоду. В пять-шесть движений стасовал.

 

— Подрежь.

 

Ходящими ходуном пальцами Скрипач подрезал. Происходящее не укладывалось у него в голове, оно походило на кровавую, нелепую, фантасмагорическую постановку, в которой его почему-то заставили участвовать в роли жертвы.

 

— Ну что, бери карточку. Желаешь по одной или сразу две?

 

— Сразу, — выдохнул Скрипач.

 

Он сдернул со столика сданные карты. Десятка с двойкой образовали двенадцать очков.

 

— Еще? — не сводя со Скрипача пристального, изучающего взгляда, спросил Кудеяр. — Или играть себе?

 

Скрипач замешкался. Мысленно проклял себя за неумение «держать лицо» — навык, которым должен обладать любой лобовой игрок и которого у него, шулера, не было и в помине. Убийца видит, что комбинация слабая: Скрипач нерешительностью выдал себя. Придется брать карту. И если к двенадцати придет картинка или десятка, он умрет.

 

— Еще карту, — выдавил он из себя.

 

«Боже, пошли девятку, — мысленно взмолился он. — Восьмерку, семерку, любую фоску. Только не десять очков в перебор».

 

Новая карта скользнула по столу к Скрипачу. Он принял ее, будто готовую взорваться в руке гранату. Шумно, с облегчением выдохнул. Картой оказалась пятерка, дающая семнадцать очков. Не лучшая комбинация, но оставляющая приличные шансы.

 

— Себе играйте, — выпалил Скрипач.

 

— Как скажешь. — Кудеяр усмехнулся и открыл десятку червей, за ней шестерку пик.

 

— Что, бьешь шестнадцать? — пытливо глядя в глаза визави, спросил он. — Вижу, что бьешь, гаденыш.

 

Скрипач вновь мысленно осыпал себя проклятиями. Он должен, обязан был изобразить испуг при виде шестнадцати очков у противника. Тогда тот остановился бы и проиграл. Идиот! Он даже не подумал об этом.

 

— Значит, играю еще карту, — заключил Кудеяр. — Ну, молись.

 

Он сдернул новую карту с колоды и рывком перевернул рубашкой вниз. Скрипач обмер, не веря своему счастью. Двадцать два очка — перебор. Трефовая шестерка спасла его!

 

— Вы проиграли, — пролепетал Скрипач. — Значит, я буду жить. Спасибо! Спасибо вам! Заберите деньги. Все деньги. Пожалуйста!

 

— Счастливчик ты, — фыркнул Кудеяр. — Везунчик. Что ж… — Он лениво поднялся. — Деньги, говоришь? Возьму, не повредят. Тем более тебе они не понадобятся.
 

Он махнул рукой. Лезвие выкидухи вошло победителю между ребер и достало до сердца. Скрипач запрокинулся, зашелся болью, забился в судорогах.

 

— А ты как хотел, говнюк? — прокомментировал последние мгновения жизни Скрипача проигравший. — Думал, с такими, как ты, я держу слово? Ты ошибся, бывает.

Сергунька прокатил по поезду из конца в конец. Он всерьез беспокоился: Бамбула будто бы в воду канул. Купе проводницы спального вагона было заперто.

 

— Надюха, открой, — костылем заколотил в дверь Сергунька. — Надюха! Дружок мой у тебя?

 

Изнутри не отозвались. Калека оттолкнул каталку и миг спустя увидел тонкую темную струйку, вытекшую из запертого купе в коридор. На мгновение Сергунька опешил, затем решительно подкатил, макнул в струйку палец, поднес ко рту, лизнул, закаменел лицом.
 

Отталкиваясь костылями, Сергунька покатил по коридору. У четвертого по счету купе притормозил. Застучал в дверь.

 

— Ученый, — позвал он. — Скрипач!

 

С минуту оторопело ждал ответа. Не дождался и покатил через плацкарт в купейный. Заглянул в оставленную в дверях шестого купе щель. Сонькино место на нижней полке слева пустовало.

 

— Твою мать, — вслух выругался Сергунька. — Ох же ж, твою мать.

 

— Станция Лиски. Стоянка десять минут.

 

Сонька вылетела из туалета, метнулась в тамбур, спрыгнула на перрон, огляделась. Здание вокзала было метрах в двухстах по направлению к голове поезда. К нему тянулись немногочисленные сошедшие в Лисках пассажиры.

 

Сонька обернулась назад. Перрон заканчивался ступенчатой лестницей в десятке шагов за спиной. Именно в этом направлении следовало уносить ноги, чтобы забиться в какое-нибудь укрытие и пересидеть до утра. Но там, в неизвестности, стояла кромешная темень, ни огонька, и Сонька струсила.

 

«Ничего, — решила она. — Главное — дело сделано. Она дождется отправления поезда и тогда уже спокойно двинется в зал ожидания. Там и пересидит, пока не подойдет встречный».

 

Зябко кутаясь в мохеровый жакет, Сонька забралась обратно в тамбур, отшила интересующегося, в чем дело, проводника хвостового вагона и скоротала десять минут. Когда поезд наконец тронулся, вновь спрыгнула на платформу. С минуту стояла, глядя на стремительно удаляющиеся задние огни. Затем по ставшему безлюдным перрону потрусила к зданию станции. Она чувствовала себя так, будто родилась заново.
 

Здоровенная фигура выросла перед ней, когда до вокзальных дверей оставалось каких-то три-четыре десятка шагов. Сонька ахнула, мотнулась назад на неверных, враз ставших ватными ногах. Дорожная торба слетела с плеча и, прокатившись по перрону, свалилась на рельсы. Сонька споткнулась, вскрикнула, не удержала равновесия и упала навзничь. От страха она обмочилась, но даже не почувствовала этого. Судорожно перебирая конечностями, она тщилась отползти. Уже не соображая, что именно происходит, и понимая лишь, что смерть пришла за ней.

 

— Что, спеклась, сучка? — донесся до Соньки надтреснутый баритон.

 

В тусклом свете ущербного фонаря фигура надвигалась на Соньку. Отбрасываемая ею тень казалась исполинским монстром, неумолимым, безжалостным. Сонька закричала, пронзительно и истошно, зная, что никто не услышит.

 

Бывший пехотный капитан-афганец Сергей Николаевич Попов, а ныне человеческий обрубок по кличке Сергунька рывком выкатился из здания станции вслед за скользнувшим из него наружу бородатым верзилой. Десятью минутами раньше Сергунька вслед за ним же покинул поезд.

 

Оттолкнувшись от бетонного покрытия костылями, будто лыжными палками, капитан Попов пустил вперед свое немощное, увечное, иссушенное алкоголем и нищетой тело, ремнями крепленное к самодельной каталке. На ходу рванул врезанный в рукоять правого костыля рычаг, похожий на спусковой крючок. Оболочка костыля треснула, распалась надвое, обнажив трехгранный стальной клинок. Сил не было, вообще не было, но Сергей Николаевич нашел их в себе, мобилизовав все, что в нем еще оставалось. Он отбросил левый костыль и схватил рукоять клинка обеими руками, занося его над головой, как копье.

 

В последний момент, когда Сергунька был уже в пяти шагах, бородатый гад обернулся на дребезг колес. Среагировал он мгновенно. Шарахнулся в сторону, одновременно развернувшись к нападающему лицом, но уйти не успел. Заточенная сталь пробила живот, разворотила кишечник и вспорола желудок. Верзила рухнул на колени, взревел, выдернул клинок из брюшины, отшвырнул прочь.

 

Сергей Николаевич не смог, не сумел откатиться в сторону. Силы закончились, а спасительных костылей больше у него не было. Бородатый, левой рукой обхватив живот, махнул правой с зажатым в ладони выкидным ножом. Сергуньку смело, отбросило, опрокинуло на спину, каталка встала на попа, вхолостую закрутились колеса.

 

— Беги, дочка. Беги, — хрипел капитан Попов, пытаясь стянуть ладонями края резаной раны поперек груди. — Беги же…

 

Сонька трудно поднялась на ноги. Ее шатало.

 

— Беги!

 

Сонька попятилась. Развернулась. Заковыляла прочь. Затем побежала, опрометью понеслась по перрону. За ее спиной умирали двое в тусклом свете ущербного фонаря.

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
101 «Русский пионер» №101
(Февраль ‘2021 — Март 2021)
Тема: Предчувствие
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям