Классный журнал

Игорь
Мартынов

Свободяне

Педали еле крутит, ползет на ободах — а все туда, к невесть какой свободе. Смотрит в небо пустое и стылое. В сотый раз, как в первый, — гадает с тем же тремором, с той же докукой: после таких глубоких заморозков — вернутся ли пернатые? Или будет как о том годе, когда весь гон переманила Аргентина и летовали мы среди ворон, как на погосте, а кончилось черт-те чем? Но вот крылышкуют страницы свежего — сотого — номера. Сомненья прочь: пернатые вернулись! Будут, будут и Саврасову грачи, и Вампилову утки, и чайка Чехову, и буревестник на пролетарские нужды. Летят, напоминают о небе, роза ветров уже не одинока, в орнитологии Бурже: красотка дрохва (отис макеценти), бульдюрюли (сирхаптес), индейки горные (мегалопердикс) и каменные куропатки (пердикс хукар) и даже гендерсонов сокол — все крылья Родины, высший пилотаж неизбежен! Вровень с ними, на птичьих правах летит и наша стая перистых песен пионерской гаммы.

Как тяжко отрывались от земли, да только в небе — не легче. Свободен, как птица в полете, — говорит народ и врет, как обычно. Полет — это миокард на разрыв, стон перепонок и вакуумное одиночество. Техника птиц — раскручивать мир вокруг себя, приводить в движение после зимней спячки, дальше видеть и возвещать. Быть осью и стержнем юлы, да еще прокармливать свое нервное тело при малом числе и щуплости здешних шелкопрядов… Поэтому-то птицы не бывают грузовыми, кроме грешного голубя-почтаря. Их профессия — собственная жизнь, на лету. И много ли найдется смелых, кто как они, без видимой пользы, ради эфира, общается почти что с пустотой?

Если глянуть с неба, то просится огромный sale и рокировка на иконостасах. Из нынешних великих не останется никто, ни Архимед, ни Дарвин. Полезный труд превращает человека в обезьяну. Когда говорят, что некие германцы или японцы перерабатывают по сравненью с нами, напомним: мы вкалывали и вкалываем как никто! Да у нас в одном ГУЛАГе больше выбросило энергетики, чем во всех штатах со времен Джефферсона. Другой такой страны не знаю и знать не хочу.

Надо ли говорить, что все бесполезное — оттого воистину великое — не сохранилось. Сады Семирамиды, Вавилонская башня, Красные ворота. Но абсолютно прикладные пирамиды стоят по тридцать веков как вкопанные, хоть бы хны. А тот же Левша — мастер птичьего полета — и не выжил, и спился, и толкового ничего не сделал — ни барокамеру, ни педаль для унитаза. Но ведь ценнее генофонду, чем тыща Черепановых с их паровозом.

Только в любимых женщинах есть сходство с птицами — я вижу тонкого хребта перебегающие звенья… Только музыке воздушных гармоний по силам попрать гравитацию…

Чем совершеннее крыло, чем ближе скорость музыки и света, тем неизбежнее финал. Тем очевиднее свобода. Выбор сделан: пернатые вернулись, и скоро мы сольемся в любви, которая почти что догоняет.

Раскрученный мир когда-нибудь остановится с нами и на нас.

На посошок, не долее. И продолжит свободный полет.

День хорош, мир хорош,

Все найдешь, все возьмешь.

Все вертится, а…

Все вертится, и…

Летят журавли,

Кричат журавли.

Дождались, дождались,

Повезло, повезло,

Все вертится, а…

Все вертится, о… 


Колонка Игоря Мартынова опубликована в журнале "Русский пионер" №100. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".