Классный журнал

Сергей Петров Сергей
Петров

На чистую воду

03 августа 2020 12:00
Разумеется, Сергей Петров — писатель, следователь, радиоведущий — своими колонками в «Русском пионере» не только обессмертит свое имя, но и войдет в Википедию. Потому что он, Сергей Петров, нашел новое толкование чистилища. Новаторство далось не сразу, а с годами, с опытом. Совершить для открытия пришлось много хорошего, но ментовские штаны с лампасами в этом ряду стоят на особом месте.



«Чистилище» относится к тем понятиям, значениям, догматам, определениям, которые напоминают бабушкин сундук. Поднимаешь крышку, смотришь внутрь и видишь: знакомые все вещи. Потом берешь что-то знакомое, сотни раз изученное и смотришь на это неожиданно иначе, открываешь для себя что-то новое. Так и здесь.

 

Чистилище. Все ясно и понятно, в бибилиотеку ходить не надо, Википедия в помощь. Тут вам и полудокументальный фильм Александра Глебовича Невзорова про войну в Чечне, и «место, где чистят, вычищают» (уж мне ли не знать этих мест, пересидевшему кучу совещаний, где многие чувствуют себя как под розгами), и самое «главное» — «место, где души умерших очищаются от неискупленных грехов».

 

Последнее вызывает вопросы. Здесь товарищи католики явно намудрили. Да простит меня папа римский, они выдумали какой-то предбанник перед раем. Другая ассоциация — гаишник, которого не ждешь. Спешил, нарушал, раза три уже был зафиксирован и камерами, и постами, а он появляется из кустов неожиданно, машет палочкой: а мне?

 

Нет. Есть более лаконичное определение — «временное место страданий», такие места мне тоже известны. Тюрьмы, конечно же, следственные изоляторы, колонии.

 

Я видел эти заведения в разных городах: в Чите и Новосибирске, в Омске и Хабаровске. Помню, от автовокзала в Моршанске до местной ИТК меня любезно вез расконвоированный осужденный на телеге. То была ранняя весна 1998 года, снег и грязь чавкали под копытами кобылы, моросил дождь.

 

Но чаще всего свои врата открывал передо мной СИЗО № 1 Тамбовской области. В отличие от колонии в Моршанске это заведение — почти в центре города.

 

Давным-давно на этом месте стоял дом, в котором провела детство и юность Мария Спиридонова. Революционерка, лидер партии левых эсеров, огромная часть жизни ее прошла в тюрьмах, будто так и было ей уготовлено судьбой. Ирония судьбы, как известно, редко бывает доброй.

 

…Внутренний двор, серый тюремный корпус огражден высоким сетчатым забором, по периметру бродят овчарки, вдоль стен бегут знаменитые тюремные «дороги» — веревки, на которых перемещаются от одного окна к другому, сверху вниз и снизу вверх, тюремные весточки — «малявы». И все это — под орущее из динамиков «Русское радио», станция «Шансон» тогда еще в Тамбове не вещала.

 

Сколько было у меня арестованных? Не так уж и много. Я не любил арестовывать, мне не нравилось ездить в тюрьму. Однако, если неоднократно судим человек, или иностранец, или конченый подонок (субъективно, понимаю, субъективно), что ж, приходилось.

 

Тот тип подонком вроде не был. И судимым не был тоже. А вот узбеком был, причем очень хитрым, изворотливым. Несколько раз он выскальзывал из наших чистых рук, статью ему «пришить» было проблематично, будто охранял его какой-то злой дух неуловимых басмачей.

 

Однажды в комнате, которую он снимал, в недрах дивана участковый нашел пакет маковой соломки. Узбек вознес руки к небесам и, поклявшись Аллахом, сказал, что и сам шокирован: откуда это? чье?

 

— У бабушка комната снимаю, — робко предположил узбек, путая склонения, — может, это бабушка пакет?

 

От такой деликатной лжи присутствовавшая при этой сцене бабушка чуть не рухнула в обморок.

 

Кличка у этого типа была Пигмей, его так окрестили из-за маленького роста, а вот как звали, я уже не помню. Абсолютно точно имя его звучало благородно, такие давали султанам и визирям. На этом все благородство его заканчивалось.

 

По характеристике, которая прилетела из далекого кишлака, Пигмей был соткан из грехов. «…Злоупотреблял наркотиками и алкоголем, — писал о нем начальник местной милиции, — увлекался женщинами легкого поведения, аморален, склонен к дракам, кражам, угонам автотранспорта, мошенничеству, заслуживает самого сурового наказания…» Когда я читал эту бумагу и смотрел на тщедушного Пигмея с лицом херувимчика, то думал, что критика и кровожадность начальника милиции относятся совсем к другому человеку.

 

В тюрьму херувимчик все же загремел. Увязший в тамбовском наркобизнесе по уши, он был задержан при выходе из дома своего босса, барыги, задержан с «чеком» героина «на кармане». Как часто в таких случаях бывало, задержан преждевременно. Пытаясь объясниться, он снова завел старую песню, что-то про штаны, которые принадлежат бабушке. В этих самых штанах он, иностранец и, как ни крути, лицо без определенного места жительства, в тюрьму и поехал.

 

Меня, разумеется, больше интересовал не столько Пигмей, сколько его земляк. Тот, кто торговал, кто сидел на героиновом потоке. Но Пигмей выдавать земляка упорно не желал. Закатывал глаза к потолку, забывал русский язык, говорил, что штаны, в которых он был задержан, иногда носила бабушка-арендодатель.

 

И тогда я решил устроить ему чистилище в чистилище. Я узнал, что сидится моему клиенту в камере не очень. Над ним подсмеиваются, случается, и поколачивают.

 

Я приехал в тюрьму, пригласил двух понятых-конвоиров и вызвал Пигмея в следственный кабинет. Когда его привели, я велел ему снять штаны.

 

Несчастный узбек испуганно заморгал глазами, удивленно посмотрел на меня, потом на двух мордоворотов-конвоиров. По виду арестованного можно было догадаться: его воображение рисует не очень приличные картины.

 

— Снимай штаны! — повторил я.

 

Пигмей обреченно вздохнул, снял свои вьетнамские джинсы и положил на ввинченный в пол табурет. Глаза его сделались влажными. Расплакаться, впрочем, он не успел. Я сказал ему, что изымаю джинсы для экспертизы, «для возможного обнаружения в карманах следов или остатков наркотических средств».

 

Пигмей возликовал. Ай, правда, товарищ следователь? Правда, отвечаю, правда. Берите, конечно, дарю, товарищ следователь! А я как в камера пойду? В трусы пойду? Да нет, что ты, мы же не звери.

 

Я достал из пакета брюки, узбек с готовностью натянул их. На талии они сошлись, снизу Пигмей их подвернул чуть ли не до колен. В таком виде он был похож на Незнайку, не хватало только широкополой шляпы.

 

Мы еще перекинулись парой незначительных фраз, я сказал конвою: «Уводите». Пигмей послушно заложил руки за спину, собирался было сделать первый шаг, но тут, потрясенный, застыл. Опустив взгляд, он вдруг обнаружил, что переданные ему брюки, мягко скажем, не совсем обычные. Это были милицейские брюки. Форменные. С тонким красным кантом по бокам.

 

— Товарищ следователь, — жалобно пролепетал узбек, — а другие штаны нету? Я же… там же… камера… урки…

 

Товарищ следователь развел руками, и Пигмей быстро понял, что у него есть только один способ получить свои штаны обратно — рассказать правду, очиститься от грехов.

 

Его босс был задержан через день. Найденные в доме наркотики и уличающие показания Пигмея позволили отправить барыгу в заточение. Когда я проводил между ними очную ставку, то специально приехал в форме, сел за стол вполоборота, закинул ногу на ногу. Пигмей с грустью смотрел на мои брюки и сдавал земляка, как стеклотару.

 

…Да. Место, где души очищаются от грехов; место, где чистят и вычищают; временное место страданий. По-моему, я открыл новое значение этого слова.

 

Чистилище — это вывод на чистую воду.

 

Заносите в Википедию. Не жалко.

Колонка Сергея Петрова опубликована в журнале усский пионер" №97Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск". 

 

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
97 «Русский пионер» №97
(Июль ‘2020 — Август 2020)
Тема: Чистилище
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям