Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Каренина никогда

14 февраля 2020 12:50
Железнодорожная колея несет человечеству неоценимую пользу, но при этом она же и зона повышенной опасности. А некоторые сорвиголовы, как известная героиня романа Л.Н. Толстого, и вовсе используют ее не по назначению. Дежурный следопыт «РП» Николай Фохт наводит порядок и вмешивается в классику, чтоб только Анна Каренина не сделала это.


Всеумные читатели понимают хорошую литературу примерно одинаково, все дураки — по-своему.
 
Ну ладно, тут для красного словца, перебор, конечно. Но и у Толстого так себе истина, про счастливые и несчастные семьи. Еще как по-разному счастливы. И признаки счастья неодинаковые, и пути к редкому во все века семейному благоденствию уникальны, да и неисповедимы, если честно.
 
Несчастья, конечно, тоже у всех свои.
 
Казалось бы, к чему сейчас о семье — отмирающая ячейка. Так раньше отмирали книги и живопись, театр и литература. Безмозглая и осведомленная молодежь уверяла, что фотография, радио, телевидение, кино, ютюб и подкаст вытеснят. Они, молодежь, старели, мудрели, оставались в результате наедине с книгами и творчеством прославленного живописца Серова — нынешние свалятся туда же.
 
И, скорее всего, выживет семья. Вполне возможно, мужчину от женщины все-таки можно будет отличить, а значит, в недалеком будущем продолжится не только семья, но и все прекрасные и ужасные беды, которые семью атакуют. Внезапная любовь, измена, ревность, развод. Вся эта вечная, сакральная чепуха, из которой во многом и состоит жизнь человека, повторяться будет из века в век, принося одним упоительное счастье, а другим — горе и разочарование. Фильтры картинки и ее разрешение будут меняться, совершенствоваться, но содержание, мизансцены, сюжет, скорее всего, неизменны. Сколько там комбинаций для троих? Число, близкое к постоянному.
 
Внезапно возникла идея спасти Анну Каренину.
 
Желание это, понимаю, безотчетное, эмоциональное. В целом Карениной сочувствуют почти все. Хотя те, кто читал роман, а не просто посмотрел кино, позволяют себе сомневаться в главной героине и даже журят ее за многое. Особо начитанные и искушенные обзывают Каренину как минимум стервой. И дурой. Призывают остальных вообще не жалеть ее — потому что она, во-первых, полюбила молодого, во-вторых, изменила мужу, в-третьих, бросила ребенка и родила от офицера, в-четвертых, бросилась под поезд… Вот сразу видно, что литература возвышает. Читатели почему-то встают на сторону Каренина, а то и Вронского, даже женщины подчас занимают противоестественную и сексистскую позицию по отношению к Анне Аркадьевне. То есть люди прогрессивные, получается, не возражают против самоубийства — туда, мол, и дорога. Наверное, это и побудило заступиться, вынуть из-под колес, оградить от несчастья. Чувство противоречия в первую очередь: лично меня всегда удивляла жестокость именно читающего сообщества. Проведя, можно сказать, всю жизнь в вымышленном, фиктивном мире, книгочеи совсем не жалеют героев произведений, особенно если писатель не любимый, а произведение одиозное. У «Анны Карениной», понятно, большинство критериев присутствует — для безнаказанного хейта.
 
Притом существует авторитетное мнение, что Каренина — это Россия. А Каренин — государство. Россия разлюбила государство. Пустилась во все тяжкие и погибла под колесами, судя по всему, истории. Как там: Каренин не удержал Россию.
 
Таким образом, как не спасти такую Анну. Да и самому по ходу разобраться, что за Каренина такая и стоит ли она спасительного вмешательства.
 
 
 
Быстрый роман
 
Конечно, все помнят, как было дело. Но в двух словах.
 
Анна Каренина появляется в доме своего брата Стивы, чтобы помирить его с женой: Степан Аркадьевич был уличен в измене с гувернанткой. Миссия выполнена, можно возвращаться в Петербург. Но Каренина задержалась — на вокзале она познакомилась с Вронским. Поэтому идет на бал, фактически отбивает Вронского у Кити, которая только что отказала Левину ради Вронского. Каренина возвращается в Санкт-Петербург, Вронский за ней. Там они сходятся, Анна сообщает Алексею Каренину, что беременна от Вронского. Каренин решает развестись. Анна едва не умирает при родах, но не умирает — на свет появляется дочь Вронского. Не дожидаясь развода, Каренина с Вронским уезжают за границу, потом возвращаются. Каренина начинает Вронского ревновать, подозревает, что его хотят женить на другой. Спешит к нему, пишет ему записку, не получает ответа, бросается под вагон товарного состава. Это линия Каренина—Вронский. В романе есть еще одна несущая конструкция, как ни странно, более содержательная и более живучая — хотя бы потому, что продолжается после гибели Анны. Это Левин—Кити. Левин такой дауншифтер, еще бы чуть-чуть — и разночинец. Живет в деревне, следит за прогрессивной экономической и политической мыслью, пишет политэкономический трактат. Отвергнут Кити, но все-таки добивается ее, потому что любит. Кити тоже чуть не умирает при родах, но не умирает. Они живут непросто, но все-таки живут.
 
Каренин воспитывает своего сына и дочь Анны. Вронский едет на Балканскую войну.
 
 
 
Зачем
 
Коль скоро я прочитал еще раз «Анну Каренину», не удержусь и скажу пару слов.
 
Это довольно странная книга. Странностью своею она похожа на «Евгения Онегина», и, мне кажется, странность эта обусловлена тем, что Лев Толстой писал роман долго, лет пять, кажется. И замысел произведения, очевидно, менялся с каждым разом, с каждым траншем текста. Сначала хотелось написать такой светский роман, сюжетный, легкий, симметричный, без лишнего морализаторства. Как у Пушкина. Но как у Пушкина, разумеется, не получилось. Мне кажется, Лев Николаевич не готов был писать «коммерческую» прозу — он сам разрушил такой «сериальный» жанр, за который взялся ради интереса. Не хватило духа оставить в покое сюжет и персонажей, не смог дать им волю, развиваться самим, по законам именно жанра. Влез в душу каждого, на глазах читателя сначала подробно выясняя, кто все эти люди (хотя, казалось бы, знал таких очень хорошо), потом срочно (ну как срочно — не спеша, конечно, по нашим меркам) корректировал чуть ли не каждую линию, переворачивая замысел, меняя промежуточные итоги, общий финал, допуская странные повторы («ранее в сериале»), используя подозрительные параллельные места. То отпуская прозу (и тогда все очень хорошо), то вдруг вспоминая об изначальном замысле, возвращая в русло концепции. Ну, какой-то из концепций, потому что, разумеется, Толстому была ближе публицистическая составляющая, которой дико мешала (так мне кажется) вся это бытовая, человеческая, любовная чепуха. Ну ладно, не чепуха, конечно, просто подробное бытописание Толстому давалось легко, это как раз удивительные и прекрасные места романа. Но интересно было как раз другое, то, что самому писателю не до конца понятно, в чем интересно разобраться. Ясно, что хорошая проза — это публичный (и талантливый) самоанализ автора. Но необъявленная, стихийная эклектика «Анны Карениной» проявляет все-таки нерешительность автора, может быть, даже раннюю усталость от работы над произведением. И, по моему мнению, дискредитирует важные выводы, к которым автор подводит читателя. А Толстой все-таки решает с помощью «Анны Карениной» обучить читателя, общество — а не развлечь, увлечь, создать многослойный и закрытый образ.

Мне кажется, Толстому это удалось. Все у него остаются с моралью и выводами, почти все становятся типажами, отражающими современное Толстому общество и т.д., и т.п. Все, кроме Анны Карениной.
 
Лично мое счастье и открытие, удовольствие — Лев Николаевич так и не смог ничего поделать с Карениной. Не разгадал, не препарировал, не научил, не сделал «ролевой моделью». Он устроил ей адскую жизнь в своем романе, но совершенно не победил. Каренина от этого самая живая из всех, живая и по-человечески загадочная, женственная, современная — в смысле, на все времена. Она монолитна, она именно образ — и совершенно конкретный, и абсолютно универсальный. Это главная удача Толстого, мне кажется.
 
Она, Каренина, настолько прекрасна, что ее, Анну, конечно, надо спасти — от всех них и от Льва Николаевича, разумеется.
 
Ну и, не забываем, потому что Россия.
 
 
 
Союз спасения
 
В вымышленном мире рекогносцировка важна, как никогда. Тем более все же как на ладони: как автор написал, так и есть. Ну, с минимальными допусками. Надо посмотреть, что за люди вокруг, кто и чем поможет, в какую сторону идти. Как всегда, мимолетный анализ, поверхностный, но и во многом исчерпывающий.
 
Алексей Каренин, муж. На первый взгляд, ну какой он помощник — уязвленное самолюбие, полное непонимание процессов любви, холодный и, мне показалось, не очень-то и ясный ум. Но именно с Карениным я связывал первые свои надежды. Ну то есть если б в самом начале спокойно с ним поговорить, долго, с патриотической и государственнической аргументацией, а потом еще и адвоката-прощелыгу подмаслить — чтобы спокойно, без нервотрепки дал Анне развод. Но по размышлении понял, что это нам ничего не даст. Он же и так сделал все, что мог: простил, на развод согласился. Можно, конечно, поднажать и уговорить вернуть сына Анне — но, если честно, Сереже на тот момент лучше именно с отцом, а не с блуждающей, неустроенной во всех смыслах матерью. Ключевой конфликт у Карениной не с Карениным, Каренина она просто не любит и не может с ним жить. То есть руку муж приложил к трагической развязке, но совершенно непроизвольно. Не виноват и не способен исправить ситуацию.
 
Алексей Вронский, любовник, отец дочери. Тоже на мгновение показалось, что можно использовать этого неглупого, небесталанного, смелого и благородного офицера. Как минимум не дать им столкнуться в вагоне поезда, развести с Карениной в самом начале. Но на место Вронского наверняка встал бы другой. Анна физически не могла жить с Карениным, разминулась бы с Вронским на вокзале — наткнулась на кого-нибудь на балу. Это только Льву Николаевичу кажется: не было бы Вронского, она бы сразу вернулась в Санкт-Петербург. Конечно, нет. К балу Анна не готовилась, но подсознательно сразу приняла решение остаться. Скорее всего, на этой вечеринке с кем-нибудь да познакомилась. И, кстати, не исключено, что с тем же Вронским. Он к тому времени, думаю, успел бы сделать предложение Кити (Каренину ведь он еще не видел), и все было бы еще хуже. Они все равно бы влюбились друг в друга, но Кити была бы опозорена явно и бесповоротно. Кто-нибудь из родни Щербацких (скорее всего, Васенька Веселовский, троюродный брат, — повеса, но идеалист, к тому же прекрасный охотник) вызовет Вронского на дуэль. Есть ощущение, что Вронский победит, а это еще одна трагедия… Короче говоря, Вронского лучше не трогать.


 
Стива, брат Анны. Степан Аркадьевич прекрасный человек, гедонист, добрый, как не устает повторять Лев Толстой. Все ему сходит с рук, все прощается. Скорее всего, неплохой переговорщик и умеренно удачливый интриган — только проверить это нет никакой возможности. Он предпочитает ничем не заниматься и ни во что, кроме хорошеньких артисток, гувернанток и балерин, не вмешиваться. Думаю, бесполезен для этого дела — добрый-то добрый, но совершенно равнодушный. Он даже представить не может, что его сестра страдает. Ему все равно.
 
Долли, Дарья Облонская, жена Стивы и сестра Кити. Тоже претендент — как минимум, она должна Карениной. Анна ведь виртуозно купировала семейный конфликт, помирила проштрафившегося брата и Долли. Но, конечно, никакой пользы, на мой взгляд, от нее не будет. Дети, мнение света… Да, в общем, она осуждает Каренину, как все. Точнее, она не на ее стороне, скорее, жалеет Вронского, хочет, чтобы коллизия разрешилась разводом и узакониванием положения дочери Вронского. Выходит, что на Анну Каренину и ее страдания ей наплевать.
 
Константин Левин, муж Кити. Левин старается быть прогрессивным человеком. Он почти коммунист (в том, хорошем еще смысле слова), сам косит траву, опасно сближается с крестьянами и желает простому люду человеческой жизни. Вообще, умиляется простоте и даже завидует любви между своими крестьянами. Совсем не рохля, есть хозяйская хватка. Изящно продвинул сделку по продаже леса Стивы Облонского с Рябининым. И вот еще что: он чуть было не увлекся Анной Карениной. Каренина намеренно с ним флиртовала, а Константин даже ощутил в себе что-то такое… И Кити это почувствовала и, конечно, вспылила: не хватало еще, чтобы Каренина и Левина у нее увела — с нее станется. Вдруг, если сблизятся они, Левин сможет убедить Каренину в чем-нибудь, образумить. Логикой своей заинтересовать, расчетами экономическими отвлечь, книгой, которую, конечно, он уже никогда не напишет, заинтриговать. Но вот какая закавыка: Левин, так уж считается, — альтер эго Льва Толстого. А значит, он, во-первых, Каренину не понимает, во-вторых, побаивается, в-третьих, презирает. То есть все его мысли в результате выруливают на то, что распутная она и, при всем уважении, кругом виновата. Да, женщина идет к свободе, возможно даже, к равенству с мужчинами. Его коробит замечание князя Щербацкого, тестя, о том, что сделать женщину гражданином — все равно что его — кормилицей. Но, обратим внимание, все планы, намерения — все внутри у Левина, наружу даже слова радикальные и определенные редко когда вырываются. У него сумбур в голове, сумбур в поступках. Его хватает только на то, чтобы дотерпеть, пока Кити отдохнет на водах и вернется в соседнее имение. И примет его. И согласится любить. Какая Каренина, зачем ему вообще думать о делах этой праздной и испорченной женщины! В общем, если по правде, если бы Константин Левин существовал на самом деле (хотя именно он-то один из самых реальных, конечно), тоже не помощник.
Кити, жена Левина, сестра Долли. Конечно, нет. Скорее всего, ненавидит Анну.
 
 
 
Сама
 
Известно и почти общее место, что Анна Каренина образ собирательный. Принято считать, что внешность для нее Лев Николаевич взял у дочери Пушкина Марии Александровны, матримониальную коллизию, черты характера почерпнул из нескольких источников, в том числе из судеб Марии Дьяковой-Сухотиной и Софьи Бахметевой (прецеденты развода), сходятся все и на том, что сюжет самоубийства героини Толстой использовал, можно сказать, по-соседски: Анна Пирогова была гражданской женой соседа, Александра Бибикова, числилась у него экономкой. Приревновав Бибикова к гувернантке, Анна ушла из дома, написала прощальную записку Бибикову, в которой обвинила его в своей смерти. Она надеялась, что, получив записку, возлюбленный найдет слова, чтобы остановить Анну. Но Бибиков, как и Вронский, не ответил — Анна Пирогова бросилась под колеса железнодорожного состава. Это случилось недалеко от Ясной Поляны, Лев Толстой ездил на место происшествия, был понятым, разговаривал с теми, кто вел расследование, видел изуродованное тело своей знакомой. Косвенно подтверждает то, что именно Пирогова была прототипом трагической ипостаси Карениной, смена имени героини: в черновиках Каренина была Татьяной и бросалась в Неву, а не под поезд. К слову, о самоубийстве. Все произошло на станции Московско-Нижегородской железной дороги Обираловка. Дороги теперь нет, а станция есть — это город Железнодорожный. Знающие люди выяснили, что Каренина бросилась под товарный вагон состава, который тащил паровоз серии Г. Скорость была маленькая, Каренина смогла все рассчитать и бросилась между колес. По мнению экспертов, ни под локомотив (там специальный защитный фартук — от всяческой живности и помех на железнодорожном полотне), ни под пассажирский вагон (из-за подвагонных ящиков и распорок) Каренина броситься не могла. Тут надо заметить: Анне Аркадьевне необходимо было тщательно готовиться именно к этому типу самоубийства (ходить на вокзалы, изучать системы поездов, технические особенности) — иначе, если бы она решилась на страшную смерть импульсивно, точно попробовала бы под паровоз кинуться. И ничего бы не получилось, только покалечилась бы. Но из текста видно, что решение принято ситуативно: возник этот франкоговорящий мужичок в бороде, из сна, вспомнился рабочий, которого задавило на московском вокзале в день ее встречи с Вронским, — все смешалось, переплелось и подтолкнуло Анну Каренину. Но есть подозрение, что вопреки художественной правде, пластической логике романа смерть ей уготовил сам Толстой. Просто так решил. Это он видел задавленную Пирогову, это он детально выяснил у следователей все обстоятельства, это он изучал устройство паровозов и железнодорожных составов. Ну правда, Каренина ведь не знала про Пирогову, которая сразу решила, как она покончит с собой. А у Пироговой было три дня, чтобы, обитая на вокзале, изучить все подробности и составить свой страшный план. В отличие от Карениной, Пирогова хотела наказать своего возлюбленного — поэтому выбрала страшную смерть. Каренина хотела просто исчезнуть, чтобы всем стало легче, — ну зачем ей себя уродовать? Если уж, как многие утверждают, она стала наркоманкой из-за регулярного употребления морфия (постоянные боли после трудных родов), взяла бы да приняла сверхдозу. Нет, писатель убил ее жестоко, сообразно своему представлению и опыту. Схематично и символично, как многие считают, — под колеса прогресса.
 
Несправедливо это все. Нельзя так.

__________________________________________
 
— Ну что, брат, делать-то будем?
 
Черт его знает, как с ними, извозчиками, разговаривать. Может, нужен какой-нибудь особый язык — словарик, жесты, ужимки. Или просто сразу денег дать? Денег у меня, честно сказать, не было. А дело-то срочное.
 
Мужик поежился: видно было, что жаль ему лошадку — мороз не мороз, да всяко дело январь на дворе. А сюда-то, в Телятинки, он гнал. Хоть и езды верст семь, а все равно животное упрело. Барыня-то, известно, не в себе, велела срочно доставить записку барину. А где его взять? Кухарка говорит, видать, к соседям поехал.
 
— К Толстым, может?
 
— Не, не к Толстым, я тоже сперва подумал, что к ним. Нет.
 
— А тебе точно Анна Степановна приказала?
 
— Ну как, конечно, она.
 
— А скажи, брат, как по-твоему, здорова ли Анна Степановна?
 
— Нешто я дохтур, — хмыкнул извозчик, — почем знать.
 
— А вот я доктор и вот что тебе скажу: болеет барыня.
 
— Что-то я вас не видал никогда.
 
— Так в том-то и дело, я из Москвы. Только прибыл, даже не разместился еще. Багаж на вокзале, в комнатах для приезжих оставил. Александр Николаевич просил приехать по старой дружбе, посмотреть Анну Степановну. Говорит, что-то плохо с ней. Вот ты, брат, как ты ее нашел, когда она тебе приказывала?
 
— Так известно, осунулась. Уж не знаю, больна, не больна, а с точки зрения внешнего вида бледность. И кашляют. Я подозреваю, что не емши. Мне мужики, которые тоже извозчики, как я, говорят, что она, Анна Степановна, уже другой день в вокзале сидит. Сначала думали, встречает кого, а уже потом поняли, что просто. Я думаю, случилось что-то, но это не моего ума. Они сами себе на уме, сами разберутся.
 
— Да мы так околеем тут оба… А знаешь что, дружок, давай-ка все же съездим в Ясную Поляну, к Толстым. На чай хорошо получишь — чего тут ждать? А глядишь, Александр Николаевич там. И ты свое дело сделаешь, и я наконец встречусь со старым другом.
 
— К Толстым… Ох, неохота.
 
— Да чего же?
 
— Да так. Граф, если никого не ждет, и прогнать может.
 
— Ну, это ничего, я уж как-нибудь сговорюсь.
 
— На чай-то, барин, точно будет?
 
— Обещаю. Гони.
 
Мне показалось, мы домчали до Ясной Поляны минут за пятнадцать. Я приказал Кузьме (познакомились, конечно, по дороге) ждать, а сам быстрым шагом дошел до дверей и велел доложить Софье Андреевне. Минут через пять она спустилась, кутаясь в простую бежеватую шерстяную шаль. Я поздоровался, отрекомендовал себя доктором частного кабинета на Николоямской (почему Николоямская?), объяснил, что прибыл по просьбе Александра Николаевича Бибикова.
 
— Софья Андреевна, Анна Степановна в беде. Прикажите Кузьме показать вам записку.
Софья Андреевна побледнела и дала распоряжение принести послание. Раскрыла бумажку, стала было читать.
 
— Ох, господи, там что-то плохое, не могу, буквы прыгают, прочтите сами.
 
Она отдала мне листок, а сама присела на кушетку.
 
Я прочитал вслух: «Ты — мой убийца. Будь счастлив, если убийца вообще способен быть счастливым. Если желаешь, то можешь увидеть мой труп на рельсах в Ясенках».
 
— Господи, да кому же это она? Александру Николаевичу?
 
— Софья Андреевна, прошу вас, не волнуйтесь.
 
— Но что ж делать?
 
— Я бы сам поехал, да мы не знакомы с Анной Степановной, неловкость может получиться.
 
— Так давайте я поеду с вами.
 
— В вашем положении, Софья Андреевна, я бы не рекомендовал.
 
— А откуда вы… Господи, вы же доктор. Совсем я потерялась. Так, может быть, Лев Николаевич?
 
— Он дома? Удобно ли отвлекать?
 
На эту реплику из боковой комнаты показался Толстой. Уверенной, я бы сказал, гимнастической походкой подошел к Софье Андреевне, поцеловал ее в лоб, остро посмотрел на меня. Знаете, такой взгляд бойца, холодок по спине.
 
Софья Андреевна объяснила, в чем дело, показала записку. Толстой быстро прочитал и кивнул. Едем.
 
Кузьма за двадцать минут домчал нас до вокзала. Мы почти не разговаривали, перебросились парой слов. Когда прибыли, Толстой приказал Кузьме ждать, а сам энергично вошел в зал и огляделся. Всего-то было человек десять. Он сразу увидел Пирогову.


 
— Голубушка, Анна Степановна, вот вы где.
 
Граф присел к Анне, та разрыдалась. Я стоял поодаль. Истерика не кончалась. Толстой слушал бессвязную речь Пироговой и, казалось, был напуган и растерян.
 
— Лев Николаевич, позвольте мне, как доктору, так сказать…
 
В руке я нагрел уже пузырек корвалола. В серебряную походную рюмку отмерил пятьдесят капель и дал Анне Степановне.
 
— Мне кажется, лучше ее к вам. Пусть придет в себя, отоспится. Софья Андреевна пусть с ней по-женски поговорит — ей надо душу излить. А там уж все наладится.
 
Толстой кивнул.
 
Мы сидели, пили чай. Анна Степановна уже легла спать, Софья Андреевна тоже отправилась к себе. Разговор не очень-то клеился, честно говоря.
 
— Сударь, вы хорошее дело сделали сегодня, человека спасли. Она несчастная, но очень хорошая женщина. Мы их помирим, я уж сам с Александром Николаевичем поговорю, по-свойски. Он послушает меня. А то страшно подумать, что могло бы произойти.
 
— Вы знаете, граф, совсем недавно я был на происшествии. Женщина в двадцати километрах от Москвы бросилась под колеса поезда. Страшное зрелище, спасти не смогли. Я только зафиксировал смерть. И знаете, наблюдение. Уж вы не сочтите за намек какой-нибудь, но уж должен вам рассказать. — Я приступил к завершению своей миссии. — Встретил там в морге писателя, известного вам, но имени нарочно не скажу. Он там понятым был, уж не знаю по какой причине, может быть, и сам вызвался. Очень живо интересовался делом, всеми обстоятельствами, выспрашивал у меня всякие детали, от которых обычному человеку плохо сделается. Ну, я подумал, переживает человек, тонкая, художественная душа. А потом возвращались в поезде, рядом сидели. Ну он мне и сказал: а знаете, я специально приехал. Задумал повесть или роман, не помню, как он сказал, про несчастную любовь. И хочу, чтобы моя героиня вот так же от несчастной любви в финале кончила свои дни. Вы знаете, я не удержался. Высказал ему. Говорю, на мой взгляд, это жестоко и вовсе не художественно специально убивать женщину таким способом. Вы же видели, какая она некрасивая, как это выглядит в действительности. И почему от любви — эта барышня белошвейка была, она от тяжелой жизни сбежала, никакой тут любви. Неужели вы позволите своей героине пережить весь тот ужас, который пережила перед смертью и эта молодая женщина? Это даже пошло.
 
— И что вам ответил писатель?
 
— Отсел от меня.
 
Толстой посмотрел на меня пронзительным своим взглядом и вдруг улыбнулся:
— А ведь вы правы — пошлость. И нарочность какая-то. По правде жизни, может, и так, а художественной правды — ноль. Нельзя так писать. Я бы никогда не смог.
 
— Вот и хорошо, Лев Николаевич. Рад был знакомству, поеду на вокзал вещи заберу.
 
— Да куда вы на ночь глядя?
 
— Нет, надо. Там у меня, знаете, препараты редкие. Надо. Вот, оставляю вам настойку, по пятьдесят капель давайте Анне Степановне три раза в день. Если захочет спать, пусть спит. А то сейчас все больше опийные растворы предпочитают, но я другой методы придерживаюсь. Это хорошие капли, поверьте. И да, если не затруднит: дайте Кузьме и на чай — все ассигнации у меня в багаже. Второпях не вынул портмоне. И прощайте.

Мы пожали друг другу руки.
 
— Никогда? — осмелился спросить я.
 
— Никогда, — очень серьезно произнес Лев Николаевич.  

Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №95. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Николай Фохт, следопыт, Лев Толстой, спасти Анну Каренину, Анна Каренина
Рекомендую
3 3000
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (3)

  • Ольга Иконская
    16.02.2020 10:26 Ольга Иконская
    В романе Толстого нет ничего смешного. Все очень серьезно. Толстой так увлечен самопознанием, что не находит минутки развеселить героиню. Вот она чувство юмора и потеряла. А с х..я ли занудство такое? Ни Толстой, ни кто -либо из осуждающих не захотел на её место показать пример победы добродетели. Потому как добродетель Толстого на грехах Карениной держится. Без ее грехов он будет... Никаким. И вообще, Каренина -- это Пушкин, на самом деле. Толстому хотелось быть лучше Пушкина. Вот в чем суть исканий. Мне кажется.
  • Ольга Иконская
    16.02.2020 10:40 Ольга Иконская
    Чтоб понять -- любить надо. Препарировать бесполезно. Вот вроде разобрал все по деталькам и составляющим, анализ на 700 страниц написал, а оно уже не работает. Принцип ясен, но больше не летает. Мне часто стыдно за свою узколобость: не всегда получается хорошее разглядеть. Мучаюсь страшно плохими мыслями о людях. Но удивляюсь как хватает терпения вместо добра плохое выискивать, когда и так все зло (по умолчанию).
    •  
      Николай Фохт автор
      16.02.2020 17:37 Николай Фохт
      "Анна Каренина" - Пушкин. Но это более менее известно. + у нас задача спасти - как раз добродетель и добиро. никакого литературоведения. никакой литературы)))
95 «Русский пионер» №95
(Февраль ‘2020 — Март 2020)
Тема: колея
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое