Классный журнал

Ольга Ускова Ольга
Ускова

Честь папы

11 сентября 2019 16:19
Ольга Ускова, президент группы компаний Cognitive Technologies, написала колонку про отца. Она получилась такой патетической — с одной стороны, а с другой — такой простой, понятной, трогательной. Про смелость, про честь, про то, что для отца дочь равна чести.


Прочтя заданную тему будущего номера, я задумалась над странным, глубоким таким ощущением. Слово «честь» ведь почти не употребляется в современном обиходе. Никто не бежит топиться на пруд из-за «поруганной чести», не стреляется, запятнав «честь мундира», не вызывает на дуэль, если «задета честь дамы», не объявляет свой бизнес или проект «делом чести», ну и так далее.
 
В голове мелькали Д’Артаньян и остальные мушкетеры, почему-то подвиг челюскинцев и много еще разных лиц из прошлой, не этого века, жизни и литературных или киношных персонажей. Но вдруг над всей этой мешаниной встал образ моего отца…
 
…Папу вызвали на допрос в полицию. Почему его, старенького уже заведующего лабораторией искусственного интеллекта старенького же Института системного анализа РАН, с трудом пережившего перестройку? Да потому, что ему выпало несчастье быть моим папой. Вот и все дела.
 
На дворе были веселые нулевые. Вопросы тендеров решались уголовно-силовыми методами, а тут намечался очень крупный по тем временам тендер на закупку информационной системы для одного из ведущих социальных министерств России, и рынок пришел в такое волнение, что буквально брат пошел на брата. В моем случае меня заказал мой очень близкий приятель и поклонник, глава системного интегратора и золотой партнер IBM, который решил, что не женское это дело — выигрывать тендеры такого размера, а все другие доводы, кроме силового наезда, у кавалера моего уже иссякли.
 
Забавно, конечно, что такие это были времена, что я поначалу даже и не очень обиделась. Любовь — любовью, а бизнес — бизнесом. Мы все были только что из 90-х, и то, что он заказал свою девушку силовикам, а не киллерам, рассматривалось чуть ли не как благородный порыв.
 
Но в данной ситуации папа на допросе — это уже был явный перебор. Стариков и детей на этой войне трогать было не принято даже в 90-е. Я очень-очень обиделась и приняла экстренные меры. В результате этих мер руководство силовой структуры перед папой и мной искренне извинилось. Заигравшиеся товарищи понесли заслуженное наказание, а в качестве подарка мне положили стенограмму допроса отца, сообщив, что ее читали запоем всем отделением. Привожу один отрывок:

«Молодой человек, я, пожалуй, отвечу на ваш вопрос, хотя мой адвокат и говорит, что я не обязан это делать. Вы сидите здесь передо мной и валяете дурака уже битый час без всякого уважения к собеседнику. “В поле зрения наших сотрудников гражданин…” и т.д. Я периодически это слышу в течение жизни. В 1974 году похожий разговор был после того, как я отказался подписать согласие на то, чтобы “информировать” силовые органы о поведении и разговорах членов группы при поездке на чемпионат мира по компьютерным шахматам. В 1990 году — после того, как я отказался выступить обличителем директора института в участии в некотором спецпроекте с ЦК КПСС. И каждый раз эти ребята работали на историческую ситуацию. За их плечами стояли государственные машины. У них не было личного выбора, и они… уважительно относились к собеседнику. Но вы-то сегодня какую историческую задачу решаете, угрожая пожилому математику? Вы что, реально рассчитываете так меня напугать, что я начну клеветать на собственную дочь? Вы позволяете себе театральные эмоции при полном отсутствии артистического таланта… Все, чем я вам могу помочь при сооружении этого уголовного дела, это — вот. (Достает из кармана ластик.) Сотрите ту муру, которую вы понаписали, а то потом краснеть придется. И хотя мой адвокат говорит, что надо очень вежливо с вами разговаривать. Ни в коем случае не обижать. Я все-таки думаю, что…»
 
Папа родился в 1938 году в ссылке в Хабаровске. Мама его умерла очень рано от туберкулеза, и воспитывали его редко появлявшийся из-за круглосуточной работы отец и город Хабаровск военных лет: грузчики в порту, ссыльные и т.п.
 
Когда деду разрешили вернуться в Моск-ву, мой 15-летний папка мог переложить любое произведение из школьной программы на язык биндюжников и обратно.
 
Спокойный, обаятельный юноша, математик-отличник во сне разговаривал трехэтажным матом, а иногда и в рифму. Кроме языка он впитал и творчески переработал некоторый набор жизненных правил того сложного общества, в котором рос и где были замешаны в экстремальный коктейль все сословия нашей страны, балансирующие на грани выживания.
 
Я запомнила следующие.
 
— Деньги — фуфло. Люди важнее денег. Про деньги говорят только шес-терки и гопники.
И действительно, в нашей семье вещизм считался чем-то очень и очень неприличным. Нельзя было жадничать, нельзя было говорить о деньгах, а за попытку слегка заработать (мне нужны были очень деньги на покупку щенка), продав блок жвачки, которую он мне привез из Югославии, я была первый и единственный раз бита ремнем.
 
— Стучать нельзя ни на кого ни при каких условиях.
 
Он был единственным русским в блестящей команде советских математиков и программистов еврейской национальности в проекте КАИССА. И после того, как они стали чемпионами мира по компьютерным шахматам и начались зарубежные командировки, отца несколько раз приглашали в кабинеты с зеленой лампой и портретом и уговаривали, угрожали, обещали «волчий билет» и т.д., но ни разу им не удалось его поколебать. Я помню возвращения отца с этих встреч. Он приходил тихий, бледно-зеленый, запирался с мамой на кухне и несколько часов выговаривался, потому что ему было очень страшно. Страшно за нас, страшно за себя. Папа мой отнюдь не храбрец. Он любит исторические романы, программирование и свою собаку Глашу. Но на этих допросах он проявлял феерическую стойкость, которая опиралась на его в детстве сформировавшийся кодекс чести.


 
— Нельзя не доедать то, что на тарелке, и тем более выкидывать еду.
 
В Хабаровске было голодно. Многих продуктов не было вовсе. Приехав в Москву уже 15-летним подростком, он довел до слез тетю Тоню, сестру отца, потому что не смог откусить яблоко, так как считал, что они все из папье-маше.
 
— «Братушки важнее потаскушек». Ну то есть «первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом».
 
Дела и проблемы друзей всегда были важнее всего на свете, даже дел и проб-лем семейных. Это обижало и злило маму, но это всегда было так. Сейчас отцу — 80, в живых осталась треть от его замечательной компании. Но когда они собираются вместе, это как будто нет времени, нет смертей. Могут спорить над математическим методом до ругани и смертельных обид, могут петь «Из окон корочкой несет поджаристой…». Те, кому водочка уже не по здоровью, чокаются минералкой, те, кого уже нет на свете, присутствуют как живые в рассказах и воспоминаниях. Им не делают скидку, подтрунивают как над живыми, рассказывают анекдоты. Такое братство умных мужчин, всю жизнь делавших вместе одно дело. Может, папа и прав, может, братушки и важнее в некоторых случаях…
 
Я вспоминала все эти отцовские заповеди тогда, в нулевых, перечитывая протокол допроса и все более и более накаляясь. Тендер мы все проиграли. Такая возня началась вокруг министерства, что напуганное и нечистое духом руководство решило его тогда отменить на фиг. Подождать, пока мы передеремся сами, и потом уже еще раз запус-титься с теми, кто выживет. Силовики разобрались и успокоились. А обида у меня внутри начала набухать и выкристаллизовываться в план действий. И тут посреди рабочего дня внезапно ко мне приехал отец.
 
— Собираешься ответку кинуть? — спросил профессор математики свою дочь с порога.
 
Я с удивлением вскинула брови:
— Ты о чем?
 
— Ну, этому своему бывшему приятелю собираешься ответить, я так чувствую.
 
Он был серьезен, и он хорошо очень меня знал. Я не стала валять дурака:
— Пап, это уже мое дело. Тут, видишь ли, ничего личного, как говорится, но если я сейчас спущу все как есть, то об меня и другие партнеры попробуют так ножки повытирать. Я ДОЛЖНА демонстрировать потенцию. Иначе бизнес потеряю. Ты не беспокойся, тебя больше не потревожат.
 
— Доча, не надо этого делать.
 
Отец произнес это как-то жестко, как никогда еще со мной не говорил. Я разозлилась: что он, ученый с советским опытом жизни, понимает в российском бизнесе перестроечного периода?
 
— Почему это «не надо»?
 
— Потому что ты — моя дочь. И у тебя есть человеческая честь. И это все равно, в бизнесе ты, в науке ты, во власти или в тюрьме. Честь — это главное, что в тебе есть. И она не дает нам с тобой опускаться до действий, которых мы потом стыдиться будем.
 
Я опешила. Пафосные, литературные какие-то слова у отца прозвучали так четко и правдиво, что я по-детски не сочла возможным спорить. И просто кивнула, хотя внутри считала, что он не прав и ничего не понимает в бизнес-отношениях нашего дикого рынка…
 
С этой истории прошло 18 лет. Бывший мой приятель жив и свободен, но компанию он свою сам как-то запорол. Последние ее остатки продал шесть лет назад девелоперам. Папа никогда не вспоминал больше эту историю.
 
А мне подумалось, что за папины 80 лет минуло несколько эпох. Совершенно разных. Каждая новая яростно отвергала предыдущую, устанавливая свою шкалу ценностей и приоритетов. Но одно, самое важное, прошло неизменной линией через всю его жизнь — понятие о человеческом достоинстве и чести.
 
А я… а что я, собственно? Просто горжусь честью быть дочерью своего отца, Ускова Анатолия Васильевича.  

Колонка Ольги Усковой опубликована в журнале "Русский пионер" №92. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Ольга Ускова, честь
Рекомендую
1 2615
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    11.09.2019 17:16 Владимир Цивин
    Любовь без долга гульба

    Ах, если бы живые крылья
    Души, парящей над толпой,
    Ее спасали от насилья
    Бессмертной пошлости людской!
    Ф.И. Тютчев

    Меркантильности раз уж предаемся,
    оценить не умея, бесценность добра,-
    коли сами же ему продаемся,
    стоит ли удивляться, всевластию зла,-
    лишь известное зло, заменить неизвестным,
    вот и всё, что дано, изменить здесь телесным.

    Окупается пока же зло, коль уж покупается добро,
    столкнувши ближнего в обрыв,-
    ничто не шевельнет в душе у них,
    по головам ведет иных, неудержимый к лучшему порыв,-
    как сквозняком, в сердцах пустых,
    путь к пропасти, самим себе открыв.

    Да пусть печальней нет на свете повести,
    чем в лапах зла несчастное добро,-
    но отличается ли месть от подлости,
    вот в чем нечастый к совести вопрос,-
    увы, добро нередко наигранно, чем зло не грешит никогда,
    не зря, ища другую раз выгоду, во зле познается душа.

    Не уступая пожару любому, но неслышнее ступая чем мышь,-
    так страшно же шагает по дому,
    пошлости опустошительность лишь,-
    чтоб не рос на сердце мох,
    и счастье было не обыденней чудес,-
    любит вдруг застать врасплох, беспечальной беспечности бес.

    Расточается роскошь, коль часто в пустых лишь словах,
    возвышается пошлость, нередко в людских головах,-
    но, лишь страсть по вожделенной близости,
    пусть пошлость есть возвышение низости,-
    да разрушение души, не перестает вершиться,
    ведь как бы же возвышенно, к пошлости ни относиться.

    Может раз лишь ужалить пчела, человек же сколько угодно,
    отчего-то природа сочла, что так будет богоугодно,-
    но сходит с рук пока лишь до поры,
    коль искренность корысти и игры,-
    ждя удачи от действа, о Божеском не забывай,
    на надежду надейся, да с пошлостью не оплошай!

    Где лишь корысть правит вдруг чувств игрой,
    там кроме лжи ничего за душой,-
    изощряясь всю жизнь, в коварстве корысти крови,
    очищаются лишь, раз души в настоящей любви,-
    что и корысть угасая, оставшись без пищи,
    лишь же любовь возгорая, корысти не ищет.

    Пусть млеют белые лилии, где небосвода круг синекур,-
    и манят плавные линии, округлых идеально фигур,
    да коль и милой идиллии, не одолеть порой бедокур,-
    харизмой игры, с чистотой хризантем,
    вдруг вторгаясь в привычный уют,-
    любовь же от власти отличается тем, что ее не берут, а дают.

    То ли лишь в тайную коллекцию удовольствий,
    или лишь в склад, дорогого добра,-
    ведь превращается жизнь, что заботясь о пользе,
    Бога в расчет, никогда не брала,-
    а когда оправданья нет, убога в небо пальба,
    как свобода без Бога бред, любовь без долга гульба!
92 «Русский пионер» №92
(Сентябрь ‘2019 — Сентябрь 2019)
Тема: честь
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое