Классный журнал

Андрей
Макаревич (признан в РФ иностранным агентом)

Честолюбие

06 сентября 2019 10:56

Музыканта Андрея Макаревича и его товарищей в свое время хотели превратить в «Рагу из синей птицы». Но оказалось, что у «Комсомольской правды», где вышла та разгромная статья, есть читатели, для которых делом чести стало защитить «Машину времени». И Андрей Макаревич решил наконец рассказать об этом.

Рано утром мне позвонил Лева Гущин. Служил он тогда главным редактором «МК» (тогда еще, кажется, «Московского комсомольца»), был моим старшим товарищем и периодически получал по голове за только что появившиеся в газете хит-парады; это была новая игрушка в нашей стране, и музыканты и фаны музыкантов ждали их выхода с нетерпением и трепетом. «Машина времени» там соседствовала с Валерием Леонтьевым и группой «Аквариум». Престарелая советская власть не любила всех трех одинаково — смешно, правда? Вот Лева и получал.

Голос у Левы был встревоженный. Он сказал, что в «Комсомольской правде» вышла скверная статья и надо думать, что делать. Я побежал на улицу за газетой. Ах да! Дорогие юные читатели! Интернета, как и компьютеров, его транслирующих, в природе еще не наблюдалось, и новости распространялись через радиоточку (ФМ тоже еще не родился), три, кажется, канала телевидения и, главное, через газеты. «Советская печать — не только коллективный вдохновитель и агитатор, но и организатор». Ленин сказал. Не хухры-мухры. В этой связи вишневого цвета киоски Союзпечати располагались в городе повсеместно. Утром к ним выстраивались очереди.

Статья оказалась мерзкой: надергали невпопад строчек из песен (половину из «Воскресенья»), снабдили положенными эпитетами («опасные инъекции сомнительных идей», «ноют о придуманной жизни» — это примерно как сегодня «русофобы» и «пятая колонна»), привели в пример «страстные монологи Высоцкого», которого они сами гнобили два года назад и довели до могилы. Подписала этот донос группа никому не известных деятелей культуры, но возглавлял ее тяжеловес — Виктор Астафьев, писатель, книги которого я очень любил. Вот те и раз.

На следующий день в «Росконцерте», где мы уже работали, срочно созвали худсовет с представителями министерства культуры — на такой сигнал следовало реагировать немедленно. ЦК ВЛКСМ — это почти ЦК КПСС, там шутить не любят. Ах да! Дорогие юные читатели! Это сегодня, прочитав в Сети «ты козел», можешь немедленно ответить «сам козел», и оба получите удовольствие. А в давние времена полагалось не огрызаться, а, наоборот, тотчас принимать меры в соответствии с указаниями. Это называлось «сигнал был услышан». И согласно уровню и тону сигнала указанный ансамбль следовало в срочном порядке расформировать и об исполнении доложить. И расформировали бы, не сомневайтесь, — и не таких разгоняли. Нас сняли с маршрута, отменили дальнейшие гастроли, выдали белые рубахи для расстрела. Наутро обещали священника. Но — случилось чудо. В редакцию «Комсомольской правды» повалили письма. Сотни тысяч писем. От отдельных людей, школьных классов, научных лабораторий и целых воинских частей. Возмущенные письма с требованием восстановить справедливость. Эти письма складывали в мешки, жгли во дворе редакции, но количество их не уменьшалось. И оплот идео-логии дрогнул. Ах да! Дорогие юные читатели! Это сегодня ваше письмо власть не заметит. А если их будет много, скорее всего, решит, что это происки Госдепа. А в те давние времена письма трудящихся приходилось замечать. И даже как-то на них реагировать. Поэтому расстрел заменили на бессрочный отпуск за свой счет. А газета уже через две недели выдала целую страницу игривой полемики — дескать, вот какие разные у нас, оказывается, читатели, кто-то, конечно, согласен со статьей, а кто-то и нет, их, разумеется, меньше, но хотите — почитайте их письма сами. Давайте спорить. Мы не могли поверить — на наших глазах происходило чудо, и это чудо никак не вписывалось в правила советской жизни: уж если за кого брались, то добивали. Примеров было достаточно.

Одно письмо написал двадцатишестилетний экономист Анатолий Чубайс. Оно сохранилось, он подарил мне его не так давно. Написал не в газету, а прямо Виктору Астафьеву, где на четырех страницах, приводя строки из наших песен, доказывал, в чем не правы и где откровенно врут авторы статьи. И Астафьев ему ответил! Ответ меня поразил. Цитирую фрагмент: «Наверное, мне не стоило подписывать письмо против этих машин, сидящих в виде моли на пиджаках чужого покроя, украшенных орнаментами с берегов мертвого озера…» О как.

На самом деле не слышал, конечно, Астафьев ни наших песен, ни о «Машине времени» вообще: нашептали ему комсомольцы о еврейчиках, поющих с чужого голоса, — он и подписал. О чем жалел впоследствии. И даже рекомендовал мои стихи в один литературный журнал — я и не просил.

Теперь о чести. Вы думаете, это я про то, как с помощью сотен тысяч поклонников «Машина» смогла отстоять свою честь? Нет. Я про честь каждого, написавшего письмо в нашу защиту. Ибо именно честь не позволяет человеку стоять в стороне, если кого-то бьют не по делу. Честь вообще неудобная вещь. Сродни совести. С честью долго не живут. Сравните: Молотов, Каганович. А с другой стороны — Пушкин, Лермонтов. Всего-то отсутствие или наличие этого странного качества.

Интересно бы было в сегодняшней школе задать сочинение на тему «Честь: что это такое». Боюсь, не ответят. Не поднимут тему. Зато легко объяснят, что означает выражение «ничего личного». Даже я могу объяснить. Это означает: ты мне настолько безразличен, что мне и в голову не приходило тебя оскорбить или унизить — просто обманул и все. Или ограбил. Или убил. Чисто бизнес.

Недавно листал удивительную книгу — «Дуэльный кодекс», издание 1912 года (не первое — четвертое! При том, что дуэли запрещены), по толщине приближается к Уголовному кодексу России. Серьезнейший свод законов и правил — степень нанесенного оскорбления (их, если интересно, три), степень ответственности в зависимости от тяжести этого оскорбления — что можно разрешить извинением, что — нет, правила вызова на дуэль, выбор оружия, условия проведения дуэли… Все ради спасения чести. Опасное, дорогое удовольствие — честь.

Многие думают — случилась у Пушкина дуэль, его на ней и убили. А было у Пушкина за его молодую жизнь двадцать шесть дуэлей — нормально? На последней не повезло. И все личное.

Ничего личного, говорите?

Колонка Андрея Макаревича опубликована в журнале "Русский пионер" №92. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все