Классный журнал

Красная площадь

05 сентября 2019 11:27

Писатель Виктор Ерофеев смог разглядеть честь на Красной площади. А Красную площадь увидел в соседке Марье Иванне. Натурально. И такая она у него получилась аппетитная, полногрудая, темпераментная. Непростая получилась Красная площадь у писателя.

Моя полногрудая соседка Марья Иванна вчера вечером объявила себя Красной площадью.

— Бог с тобой, Марья Иванна! — вскричал я. — Ну какая же ты Красная площадь!

— А что, не похожа?

— Нет.

— Ни капельки?

— Нет, а что?

— Милок, приглядись получше. — И тут Марья Иванна объявляет вроде как дикторским голосом: — Говорит и показывает Красная площадь!

Я принял внимательный вид.

— Вот смотри, — тоном гида сказала Марья Иванна, — тут у меня в подмышках засел Василий Блаженный… Видишь?

— Марья Иванна! — воскликнул я. — Красная площадь — это сердце Москвы и Московской области. Не надо так про Василия Блаженного! Он же у нас, прости господи, местный Ренессанс.

— Сам ты Ренессанс, — хмыкнула Марья Иванна. — Смотри дальше! Вот здесь по мне ползут танки. Видишь?

— Ну, допустим!

— Ты видишь, как их много? Ты видишь, как они ползут?

— Да. Вижу. Ползут.

— А здесь у меня, сынок, лобное место.

— Марья Иванна! Вы бы постыдились…

— А я и так стыжусь, разве не видно? Ты вглядись. На моем лобном месте выставлены отрубленные головы стрельцов.

— Бедные парни!

— Я начиналась, дружок мой, как большая поляна, поросшая клевером. Пустошь, по нейзайцы прыгают и ползут по-пластунски татары, чтобы взять Кремль. Их видят издалека и — всё… Татарам капут!

— Ух ты! — не выдержал я.

— А как порешили татар, стала я, дорогой ты мой человек, торговой, обросла лавками, башмаками, попами… Попы кусали калачи…

— Что ты несешь? Какие калачи?

— Попов с меня снимали и звали в домовые церкви, а те пугали: не сторгуемся — съем калача и тогда службы не будет…

— Как это?

— Подожди, опять ползут танки… Ну так вот. Обросла я лавками, попами, цирюльниками, и стали они меня стричь сверху донизу, так что волосы клочьями покатились по ветру и лезли мне вот сюда, в ротовое отверстие.

— Понял!

— А потом я начисто сгорела! — Марья Иванна отрыгнула. — Сгорела на хрен дотла! И тогда стали называть меня Площадь-Пожар. Или Пожарная площадь.

— Марья Иванна! Вы, по-моему, много на себя берете.

— Такова моя женская участь, — скромно сказала Марья Иванна. — Хочешь быть моим рабом?

— Это как?

— Будешь лизать мой Исторический музей. Видишь его?

— Большой он у вас, ваш музей!

— А вот здесь у меня, — она повернулась на бок, — мавзолей Владимира Ильича. — Она похлопала себя по бедру. — Значит, будешь моим рабом?

— Лизать ваш Исторический музей?

— И мавзолей будешь лизать… А дальше — отхожее место.

Неожиданно она заговорила стихами:
Там вянет анус,
Руст порхает,
Француз со спичками играет,
Пожарский Минину вставляет,
Гусей Собянин погоняет…

— А тут, — она круто развернулась другой стороной, — у меня, можно сказать, целый ГУМ! Здесь я наряжаюсь, закупаю белье экзотическое, вот такое, черное… А грудь у меня похожа на ташкентские дыни. Руки загребущие… — схватила меня за горло и притянула к себе.

— Дырки завидущие… — задохнулся я. — Марья Иванна, кончай душить!

— Это не я душу — это она тебя душит!

Мое лицо стало пронзительно синим.

— А дальше, родненький, — отхожее место, — запричитала Марья Иванна, отталкивая меня. — Чего тут только со мной не делали! Демонстрации, похороны, вожди, чекисты, маршалы в ракетах, Гагарин с саблей на лошадях, народные гуляния, свадебные наряды, голубые елки-палки, протесты против ввода войск в эту, как ее, Прагу! А я вот лично была за ввод. Вводите на здоровье! Вводите скорее! Ах! Уже ввели… Я же — ты чё! — ириска-милитаристка! В общем, всего у меня здесь понемногу: самосожжения, парады победы, рок-концерты и, веришь, яйца в меня вбивали — куранты тикают, звезды вращаются, чувственные башни поднимают свои красненькие головки, белые салюты слепят глаза.

— Вы — великая площадь, — согласился я.

— Нравлюсь я тебе? Недаром зовут меня Красной!

— Ой, нравитесь, очень!

— А Ваньку Блаженного хотели у меня отобрать. Каганович уже потянулся за Ванькой, а Сталин ему — положь на место! И Ванька остался со мной на века. Ванька, ты слышишь, я с тобой разговариваю!

— Да он не Ванька, Марья Иванна, он — Васька, — вмешался я.

— Да хоть Петька! Какая разница! Ау, Блаженный! Не откликается! Спит в подмышках мертвецким сном!

— Зато я тут, Красная площадь, — заверил я Марью Иванну. — Положитесь на меня!

— Послушник! — закряхтела Марья Иванна. — Я-то что? Хоть сейчас на тебя положусь.

— Почту за честь!

— Я — честь и совесть нашей эпохи, ребята! — положившись на меня, возвестила Красная площадь.

— Какая эпоха, такая и честь, — почтительно захрипел я.

— Опять по мне ползут танки, — почесалась Красная площадь.

— Не обращайте внимания, Площадь! Пустяки! Пусть себе ползут.

— Сейчас я лежа отдам тебе честь! — обрадовалась Марья Иванна, вытягиваясь во всю
свою длину и блестя дождливой брусчаткой.

— Что вы! Что вы! — замахал я руками. — Оставьте вашу честь при себе, Марья Иванна!

Колонка Виктора Ерофеева опубликована в журнале "Русский пионер" №92. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все