Классный журнал

Как я сконцентрировался

12 марта 2019 08:40

Вот тот случай, когда и придумывать ничего не надо. Не надо умничать, лезть в философские словари, копаться во всемирной истории, чтобы сочинить колонку в номер «РП» про шанс. Такого не сочинишь. Жизнь, можно сказать, сама продиктовала эту колонку старшему вице‑президенту ВТБ Дмитрию Брейтенбихеру. И дала ему шанс успеть записать.

Часть 1
«Размышления требуют праздности».
Аристотель

Написание колонки для меня, как правило, начинается с вопросов…

Нет, не с вопросов к редактору «какая тема номера?», «когда срок сдачи материала?» и так далее.

А с вопросов к себе…

Что уже сложно, поскольку позиция руководителя не располагает к рефлексии и философствованиям, направленным на самопознание.

Да еще и с вопросов по заданной теме…

Тема тоже не имеет ничего общего с привычными для корпоративной культуры целеполаганием, планированием и организацией процессов и работ, направленных на достижение заданного результата.

Так что, несмотря на безусловную радость творчества, для менеджера это совсем не просто. А любая сложная задача требует концентрации. Во всяком случае, по правилам менеджмента чем сильнее вы сможете сконцентрироваться на одной задаче, тем больше продвинетесь по «кривой производительности». То есть время работы будет сокращаться, а ее качество — расти.

Нужен просто час концентрации на собственных размышлениях, чтобы взять и спокойно подумать по заданной теме…

Только вот где взять этот час спокойствия? Где и когда поймать этот «шанс»?

Мы работаем, общаемся, любим и умираем на бегу. И слишком поглощены придуманной важностью этого бега, чтобы остановиться и просто задуматься.

Круглосуточный оnline-доступ и клиентоориентированный характер работы убивают остатки времени. Нужно успевать выделять важное и срочное, «приоритезировать» и «деприоритезировать» поток задач. Да простят меня за обилие корпоративных эвфемизмов, но крайне сложно подбирать пристойные выражения для описания ситуации. Потому что в результате ты уже фокусируешься не на том, что делать, а поглощен сор-тировкой и отбрасыванием того, чего делать не нужно.

Нехватка времени увеличивает шансы пропустить что-то важное. Понятия шанса и времени неразделимы. Вспомнил картинку из книги Куна «Легенды и мифы Древней Греции» и богов времени Хроноса и Кайроса. Последний постоянно двигался и обозначал счастливый миг, то есть, по сути, шанс. Он был похож на запорожских казаков с чубом, за который нужно было схватить, пока он не скрылся, сверкнув лысым затылком.

Поэтому, если честно, я даже обрадовался командировке в Тюмень и подумал, что два часа полета — самый что ни на есть шанс сосредоточиться и написать что-то если не вдумчивое, то хотя бы приличное. Следуя безотказно действующему принципу прокрастинации, написание, как и полагающаяся для этого концентрация, были благополучно отложены непосредственно до приезда в аэропорт.

После новогодних праздников в аэропорту царило шумное многообразие: от ярких, цветных меховых и спортивных блестящих горнолыжных нарядов прибывших из Франции, Австрии и Швейцарии до диссонирующих на зимнем фоне загорелых ног в рваных джинсовых шортах и обтягивающих маек пассажирок, вернувшихся с Бали, Мальдив и из ОАЭ.

Все это небрежное, хохочущее, краснопомадное действие не оставляло ни малейшего шанса для концентрации.

На общем фоне выделялась яркая стайка щебечущих моделей, отделившаяся от группы оплативших их отпуск и громко обсуждающих проблемы девелопмента в столице мужчин. В развитие заданной темы я попытался оценить шансы на дальнейшее совместное времяпровождение. Дополнительную интригу придавало то, что диалоги внутри групп отличались радикально. Один из мужчин, эмоционально жестикулируя и слегка грассируя, возмущался:
— Смотrrи, Игоrrrян. С этими попrrавками к 214-ФЗ весь rынок — пrосто rаком. Аккrrедитивы, банкиrrы, хrен что постrоишь, пи…rы.

Женский угол отзывался более возвышенными материями:
— Я вообще, девочки, в Марселе была. И не один раз. И я так вам скажу. Марсель — это Мекка клоаки.

Каким образом слова девочек составлялись в предложения, сказать сложно. И вообще, что связывает людей, чем они привлекают друг друга, каковы шансы встретиться и чем-то друг друга увлечь и «зацепить»?

Вспомнил, как во время недавней поездки в Эмираты наблюдал за одной парой соотечественников. Он, большой, грузный и шумный, по утрам нырял (вернее, падал с максимальным количеством брызг) в ближайший к бару бассейн, видимо, желая произвести впечатление не только на свою модельного вида спутницу, но и на всех завтракающих посетителей.

Она лежала на шезлонге в эффектной и всегда готовой к selfie позе и выученно улыбалась, наблюдая за демонстрацией уже не молодецкой удали. Позже пришло понимание, что эффектные нырки были далеко не единственным козырем, пленившим ее сердце. Дополнительными аргументами были потрясающее чувство юмора и патриотизм, яркие проявления которых я имел возможность наблюдать впоследствии.

Первое выражалось в следующем высокоюмористическом этюде. Он вылезал из бассейна, игриво подкрадывался к ее шезлонгу и выжимал трусы ей на лицо. После чего с диким хохотом убегал и под крики «Витя, ты что, м…к? У меня же тушь!» прыгал бомбочкой обратно в бассейн.

Патриотизм Вити выражался в принципиальном отказе от использования иностранных языков. Так, например, втиснувшись без очереди к бару, он отодвигал ожидающих иностранцев — «я быстро» — и бросал бармену:
— Два пива! — и демонстрировал два пальца.

На реакцию бармена:
— Excuse me… here is the line, —

Витя беззлобно, но утвердительно отвечал:
— Два, говорю, два пива. Учи русский, с…а…

А подходя с напитками к своей спутнице, со вздохом сетовал:
— П…ц какой-то, а не сервис.

— Да, — соглашалась она и улыбалась. Видимо, радуясь выпавшему шансу разом выхватить себе такой редкий букет из достоинств.

Отметив, что такие воспоминания как-то ближе и органичнее выдавленных из закоулков памяти Кайроса и Хроноса, я отправился искать уединения и концентрации творческого импульса в бизнес-зал.

Часть 2
«Пироги в Зазеркалье сначала раздают гостям, а потом уж режут».
Льюис Кэрролл

Итак. Ищу бизнес-зал. Иду четко по многочисленным указателям «Business Class Chaikovssky» и «Business lounge Priority Pass» — благо они ведут в одном направлении. Прохожу через весь коридор, зал и кавалькаду магазинов Duty Free. По мере приближения указатели Business Class Chaikovssky исчезают, поэтому подхожу к табличке «Business lounge Priority Pass 3-й этаж на лифте, но нажать нужно кнопку 2-го этажа».

Возле лифта еще одно напоминание, что бизнес-зал расположен на третьем этаже, но нужно нажимать на кнопку «2».

В лифте кнопка 3-го этажа заклеена скотчем, чтобы те, кто не обратил внимания на два предупреждения, не стали на нее жать, следуя «примитивной» логике, что если надо на третий этаж, то нажимать нужно именно на «3».

Нажимаю на «2», поднимаюсь, конечно, на 3-й этаж. Прохожу по дополнительным указателям, сулящим VIP-, Luxury-, Exclusive-обслуживание, и попадаю в небольшую комнату, полностью забитую людьми и с улыбающейся сотрудницей Юлией на входе:
— У вас есть карта Priority Pass?

— Есть, — несколько смущаюсь под напором я, но, собравшись, добавляю: — А у вас места есть? —Я передаю ей карту и билет. — И еще, извините, а зачем вам Priority Pass при наличии билета бизнес-класса?

Пауза.

— У нас мест нет. — Юлия изучающе смотрит на меня. — А зачем вы пришли к нам, если у вас бизнес-класс? Здесь же по Priority. A вы можете пойти в зал «Чайковский».
— Я бы с радостью, — говорю, — но только как туда попасть — непонятно… Я искал, но указателей нет, да и персонал не знает.

— Как это не знает? Все же очень просто. Спускайтесь на второй этаж. И все. Там бизнес-зал «Чайковский».

— Спасибо. Только как туда спуститься? — реагирую я. — У вас в лифте кнопка 3-го этажа заклеена, а когда нажимаешь «2», то поднимаешься сюда, на третий этаж.

— Ну правильно, — не находит ничего алогичного в описанной ситуации сотрудница. — Вы должны спуститься на первый этаж, а дальше на эс-ка-ла-то-ре — не на лиф-те, — произносит громко и по слогам мне Юлия, — поднимаетесь на второй.

— А, — говорю, — извините, не сообразил.

— Ничего страшного, — снисходительно к моей тупости реагирует Юлия. — Со всеми бывает.

Спускаюсь на первый этаж. Но перед эскалатором наблюдаю картину, вернее, табличку для любителей эскалаторных поездок со следующим предложением: «В связи с тем, что эскалатор не работает, использовать лифт».

Естественно, без какого-либо упоминания, что лифт при нажатии на кнопку «2» следует на 3-й этаж. Понимаю, что ситуация патовая.

В раздумьях о судьбах нашей Родины и понимая, что шанса что-то написать по теме «Шанс» до вылета, видимо, мне не представится, ухожу в дальний конец воздушных ворот страны и вдруг неожиданно за колонной, возле завешенных полиэтиленовой пленкой строительных конструкций обнаруживаю еще один, скромный и пыльный, но работающий эскалатор, ведущий на 2-й этаж. Это было так неожиданно и интересно, как будто я обнаружил портал в Нарнию.

Поднимаюсь и пытаюсь шутить.

— Вас, — говорю, — так сложно обнаружить.

— Да, — смеется сотрудница бизнес-зала «Чайковский» Елена, — это прямо квест, чтобы к нам попасть.

— Ну зато у вас же только бизнес-класс, поэтому и людей… — Я хотел сказать «мало», но пришлось констатировать факт: — У вас… вообще никого нет.

— Нет, почему только бизнес-класс? — недоумевает сотрудница. — У нас можно и по Priority Pass, и по программам лояльности.

В подтверждение своих слов Елена пододвигает мне распечатанную и заботливо упакованную в поли-этиленовый файл таблицу с указанием, для кого доступен бизнес-зал «Чайковский».

— А мне сказали, что «Чайковский» только для бизнеса, — зачем-то пытаюсь спорить я. Но, встретив взгляд Елены в сопровождении убийственного вопроса «Кто это там такой умный?» и буркнув в оправдание «Не я», я поспешил заполнить собой пустующее VIP-пространство.

Понимая, что сюрреализм происходящего тяжело переварить в текущем состоянии, подхожу к бару. Говорю:
— Скажите, а давно Macallan открыли?

Бармен, нехотя прервав чат в телефоне, поднимает глаза.

— Вообще-то, — с вызовом декламирует он, — у нас тут все платное.

— Ну и? — настаиваю на ответе на вопрос я, чем вызываю недоумение бармена очевидной для него «тупостью» неожиданного гостя и бессмысленностью продолжения дискуссии.

— Все это — платно, — устало от навалившейся необходимости что-либо объяснять говорит бармен и широко обводит рукой достаточно скудный (6 бутылок) ассортимент напитков. — То есть за деньги! — резюмирует он, видимо, по моему лицу читая непонимание слова «платно».

— Спасибо, — говорю, — за справочную информацию. И все-таки, давно виски Macallan открыли? — Я тоже перехожу на язык жестов и указываю ему на одну из шести расположенных сзади него бутылок.

Такая настойчивость несколько озадачивает моего собеседника и по совместительству заведующего платной секцией бизнес-зала «Чайковский».

— Это не настоящий виски, — вдруг доверительно сообщает мне он. — Мы туда заварку просто «для понта» налили.

— Что? — Тут наступает моя очередь удивляться. — Зачем?

— Ну, во-первых, это красиво… — начинает бармен, сам того не подозревая, фразой из известного анекдота. — А во-вторых… — Он задумался и, видимо, пытаясь произвести на меня впечатление, резюмировал: — А во-вторых, это дизайн.

— Ну, — говорю, — с такими двумя аргументами спорить, конечно, сложно. Но настоящий-то виски есть в наличии?

Меня не очень прельщала перспектива приобретать заварку. Хотя это было бы хорошим финалом происходящего зазеркального сюжета: чаепитие с Мартовским Зайцем или Болванщиком. Я на мгновение задумался, примеряя черты персонажей Кэрролла к моему собеседнику…

— Конечно, есть настоящий виски, — даже с некоторой обидой и вызовом прервал мои размышления о Зазеркалье бармен. — Сейчас я схожу, принесу, подождите.

— А долго, — спрашиваю, — ждать? У меня уже посадку объявили.

— Да нет. Минут пять. Я быстро на третий этаж поднимусь. Там в зале Priority Pass возьму, — подмигнул мне он и удалился.

Удивляло то, что никому ничего не казалось странным или алогичным. Видимо, как только ты принимаешь иррациональное, все становится возможным и даже понятным. Даже в Зазеркалье есть свои законы, если знать, куда и под каким углом смотреть.

Понимая на собственном и только что приобретенном опыте, что путь в Priority и обратно займет минимум 10 минут, я двинулся на посадку, чувствуя сокращение шансов на размышления по теме «Шанс» и представляя, что лысый затылок моего Кайроса уже движется по бодрящему после духоты аэропорта промерзшему рукаву к самолету.

Часть 3
«Когда человек знает, что он будет повешен через две недели, он прекрасно концентрирует разум».
Сэмуэль Джонсон

Расположившись в самолете, отказавшись от предложенных напитков и избыточного внимания стюардессы (в бизнес-классе я был один) под благовидным предлогом «мне нужно поработать», я начал размышлять о природе шанса.

Вид у меня при этом, видимо, сделался мечтательным, а взгляд — скучающим.

Такое выражение лица легко представить, если начать считать в уме, например, логарифм 11 по основанию 3 или, как в моем случае, попытаться разделить понятия «шанс» и «вероятность».

Поэтому старший бортпроводник Оксана после набора высоты вновь подсела на корточки возле моего кресла и с трепетом заговорила о том, как авиа-компания в ее лице рада меня видеть и приветствовать.

Оксана заметила на моем iPad открытый пустой документ с мигающим курсором после единственного написанного слова «Шанс», с любопытством посмотрела на меня и предложила:
— Может, коньячку?

— Нет, — говорю, — спасибо большое, Оксана.

Она улыбнулась еще шире, услышав собственное имя. Хотя оно было написано на бейдже, редко кто из пассажиров это использует. Меня же практика клиентской работы научила автоматически в разговоре использовать приятные для собеседника слова, а имя — одно из таких слов.

— Дмитрий… — Оксана, видимо, тоже владела практиками клиентской коммуникации. — Дмитрий, — повторила она для закрепления, — а что же тогда?

Вопрос можно было трактовать по-разному: «А что же тогда — если не коньячку?», или «А что же тогда — мы будем делать?», или «А что же тогда — будет с Россией?». Оксана продолжала сидеть на корточках, одновременно демонстрируя колени и декольте. Поэтому я отмел последнюю версию трактования вопроса и ответил уклончиво и неуверенно:
— Думаю, ничего… Мне просто нужно немного поработать.

— По-ра-бо-тать? — протянула Оксана, еще раз посмотрела на открытый до-кумент со словом «Шанс». — По-нят-но. — В голосе звучала деланая обида, Оксана медленно поднялась и пошла, понимая, что я ее провожаю взглядом, и затылком чувствуя производимый эффект.

Так точно не получится сконцентрироваться. Не случайно говорят, что мужчина — это взрослый ребенок. Именно детям присуще непроизвольное внимание. Они не способны управлять своим вниманием, легко отвлекаются на все новое, двигающееся и яркое.
Всплыла чья-то фраза: «Если мужчина сконцентрирован, это значит, что он не думает о девушках, а если думает о девушках, то он не сконцентрирован». Почему-то в данный момент она показалась мне крайне спорной. Это ведь нельзя назвать рассеянностью, это тоже своего рода сосредоточенность, только на чем-то очень разном и своем…

Прошел уже час полета, а вдохновения не было… Неожиданно раздался голос: «Уважаемые пассажиры, говорит командир корабля, у меня для вас плохая новость…» — Пауза, которая показалась очень долгой.

В салоне самолета прекратились разговоры, шебуршание и движение и установилась если не звенящая, то гудящая тишина.

Командир продолжил: «У нас технические неполадки… — Опять пауза: видимо, с такой ситуацией не только я, но и командир сталкивался впервые, поэтому он тщательно подбирал слова. — Я принял решение возвращаться в Москву».

Забежала стюардесса из второго салона и стала о чем-то встревоженно общаться с Оксаной. Они достали аптечку, покопались, вытащили валидол, и она убежала. Оксана посмотрела на меня:
— Может, сейчас? Коньячку?

— А вот теперь давайте! — немного неестественно бодро засмеялся я. — А что конкретно у нас сломалось? — Я попытался продолжить максимально спокойно.

Она улыбнулась.

— Не имеем права сообщать. Прости, Дим.

Это прозвучало как-то понимающе, но в то же время удивленно. Как будто: «Ты что, первый раз в авиакатастрофу попадаешь? Сразу вижу новичков». Видимо, какие-то инструкции на такой случай были.

Еще раз забежала вторая бортпроводница, и они с Оксаной пошли в подсобку. Откуда как ни в чем не бывало прозвучало:
«Уважаемые дамы и господа. Мы предлагаем вашему вниманию товары беспошлинной торговли Sky Shop. Для вашего удобства предлагаем заранее заполнить бланки заказа». Девушки выкатили тележку, вторая сообщила:
— Оксана, я тебе говорю, никто не будет ничего покупать, что я там как дура-то буду?

— Ира, иди! — коротко и жестко прервала подругу Оксана и, повернувшись ко мне: — Ну что, Дмитрий, повторим?

— Можно, — улыбнулся я и спросил: — Ну как там в целом? Паники нет? Видел, как вы с аптечкой бегали…

— А теперь-то какой смысл паниковать? — философски ответила вопросом на вопрос Оксана.

«Логично», — подумал я. Нервничать насчет полета на самолете надо, когда самолет еще на земле. Как только он взлетел, переживать о чем-то уже не имеет смысла.

И еще «о смыслах». Действительно, я по себе отметил удивительную ясность и четкость мысли. Правда, не совсем в заданной тематике колонки.

Разве что по касательной — в отношении шансов разбиться или выжить в авиакатастрофе.

Я четко помнил, что статистика гораздо выигрышнее автомобильной. Но в такие минуты, как раз когда ты начинаешь думать о таких очень маловероятных событиях, начинают срабатывать когнитивные искажения и любой человек склонен завышать вероятность гибели в авиакатастрофе. Понимание этого и вообще предыдущее изучение психологии рынков, методов оценки рисков и работ Канемана и Тверски на эту тему не очень помогало. Дело в том, что после объявлений о неполадках рядовая турбулентность ощущается совершенно по-новому. Любая воздушная ямка приобретает иное значение и рождает особый щемящий отзвук в организме. Но это по физике тела.

Мысли, напротив, спрямляются, фокусируются и формулируются практически телеграфно: нужно дать инструкции. Как, что и кому делать, если все закончится сегодня. Связи нет, SMS не отправится. Падать мы будем (если будем) уже на подлете к Москве, там покрытие хорошее, и даже при стремительном приближении к земле есть шанс, что телефон поймает связь. Значит, можно заранее завесить в WhatsApp сообщения с инструкциями и порядком действий. Забиваю в «Заметки», копирую в разрезе конкретных адресатов WhatsApp при приближении к земле. Скорость может быть высокой, надо успеть.

Сами инструкции здесь подробно приводить не буду, но они касались:
— во-первых, финансового обеспечения семьи, доступа к деньгам, выплаты страховок и так далее. Дело в том, что по российскому законодательству доступ к деньгам ближайших родственников ограничивается на полгода;
— во-вторых, общих вопросов воспитания детей, отношения к отцу и бабушке. Главное недосказанное, недовыраженное, недосделанное.

Формулировки, как потом сообщили получившие мои инструкции, были очень конкретными, ясными. Без лишней лирики и драматизма, хотя ситуация к этому определенно располагала.

Во время одной из воздушных ям уже на подлете я вместе со сжавшимся, как на американских горках, организмом решил: «Пора» — и нажал «Отправить»…

WhatsApp зацепил соединение и отправил мои сообщения-инструкции «на случай, если…».
Обошлось без истерик. В первую очередь благодаря программе, которая в режиме online воспроизводит показатели камер и движения самолета.

Отдельного внимания, наверное, заслуживает ощущение от встречи в столице. На подлете была хорошо видна двигающаяся нам навстречу кавалькада карет «скорой помощи», пожарных расчетов, спасателей и полиции. Все с мигалками и яркими маячками — «в праздничном убранстве» — ожидали нас неподалеку от места предполагаемой посадки (или падения).

Как только мы коснулись земли и покатились по посадочной полосе под общий выдох облегчения, вся эта мигающая гирлянда развернулась и разъехалась, а Оксана объявила по салону:
«Уважаемые пассажиры, мы рады вас приветствовать в аэропорту города Москвы. Погода в Москве хорошая, минус 4 градуса. Разница с Тюменью составляет два часа. Надеемся, наш полет доставил вам удовольствие».

Колонка Дмитрия Брейтенбихера опубликована в журнале "Русский пионер" №89. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все