Классный журнал

Закулисье разума

23 ноября 2018 11:42

Что скрывать: писатель и радиоведущий Сергей Петров бывал за кулисами. В прямом и переносном смысле. Всякого насмотрелся. Но одна история поразила Сергея — история нелегального артиста. Революционного разведчика, который играл свою роль прямо в логове опасного врага. Герой! Но что-то смущает в этом подвиге нашего автора и не дает ему покоя.

«Маленький, забытый всеми театр,
Свет керосиновых ламп…»

Это слова из песни Константина Кинчева «Лунный вальс». Песня прозвучала в альбоме «Джаз» 1996 года. А в 1995‑м я был на его концерте. И весь концерт наблюдал из-за кулис.

К нашему начальству, начальству Омской высшей школы милиции, пришли какие-то серьезные, но культурные люди. Они попросили выделить человек двадцать для охраны концерта.

«И еще одна просьба, — сказали люди, — пусть парни будут без формы. Костя не любит ментов, поймите нас правильно».

Я попал в число двадцати. Без формы так без формы. Форму мне, как и Жег-лову, нравилось надевать только по профессиональным праздникам.

Липкий снег падал в тот день с небес, падал и таял, не в силах укрыть белым удручающую грязь, чавкающую под ботинками. Середина ноября или декабря, не помню. По-моему, это был один из концертов тура в честь двадцатилетия «Алисы» и презентации альбома «Черная метка». Он проходил в ДК «Химик».

Когда стали распределять боевые позиции в зале, к нам подошел мужчина в черном пальто. Мужчина оказался директором группы. Не знаю почему, но он обратился ко мне и моему другу. «Ребята, — попросил он, — не могли бы вы встать в вестибюле и распродать атрибутику?» Предложение ничуть не ошеломило нас. За время учебы мы всем чем угодно занимались. Кастрацией кабанов в нашем подсобном хозяйстве, например. Или строительными работами в центре города (спустя год на том месте, где мы месили цемент и укладывали кирпичи, выросло казино).

Атрибутика распродалась в течение получаса. Дисциплинированно, без лишних вопросов солдаты «Армии “Алиса”» купили все футболки, пластинки и кассеты. Еще там продавались совершенно дурацкие комиксы, глянцевые, с картинками. Костя поражает беса, Костя убивает дьявола, Костя отрубает голову дракону, что-то в этом духе, — сплошные сказочные приключения Кости.

Директор вручил нам по пятьдесят рублей, сказал спасибо и попросил установить «пост» в кулисах. Усевшись на какой-то ящик, мы погрузились в грохот и скрежет. Если выразиться языком военным, то был не пост, а «дозор» или «секрет». Мы видели стоящих в свете прожекторов музыкантов, а музыканты не видели нас, мы же сидели в темноте. И наблюдали почти что тайну.

Вот он, Костя — наш Игги Поп, наш Мик Джаггер! То заламывает руки в шаманских телодвижениях, то крадется по сцене, как рысь. Голый торс, черные джинсы в обтяжку, высокие ботинки.

— Мы вместе!

Это видят и слышат все. Но мы можем наблюдать истинную эмоцию артиста. Мы смотрим на него в профиль и понимаем: артисту что-то не нравится, артист чем-то недоволен.

В конце песни Константин бросается к ударной установке, пьет воду из бутылки и с размаха ставит бутылку обратно. «Б…ь!» — раздраженно произносит артист. А вот этого не слышит никто! Только мы и ударник группы «Алиса». Нет предела восторгу!

…Мне даже неловко как-то сейчас за тогдашние свои восторги. В чем были таинство и шарм закулисья? В том, что артист нервно сказал то самое грубое, пусть и литературное, слово?

Такие кулисы давно уже не интересны писателю. Он уважает труд артиста, но что до интереса, то его больше манит закулисье разума, душа. Ведь там, в этом закулисье, он стремится увидеть отражение души человеческой! А есть ли душа у современного артиста, происходят ли в ней бури, достойные литературы? Наверное, у кого-то и есть. Наверное, у кого-то происходят. Но те, кто на виду, они всеми своими действиями доказывают обратное.

Писатель видит современного артиста на обложках журналов, в многочисленных лобовых рекламах по ТВ и слабо завуалированных — в Инстаграме, на личной территории артиста. «Дорогие друзья! Я съел (съела) за завтраком йогурт “Туманное утро”. Было божественно вкусно. А как начинаете свой день вы?» И куча ответов, «лайков», «сердечек», «бокальчиков», «клубничек» и прочей дребедени.

Когда писатель смотрит интервью с такими артистами, то заранее знает, что у них спросят и что те ответят.

— Как вам удалось обрести популярность?

— О! Поначалу мне было так сложно, так больно, так страшно. Москва — это же очень суровый город. Москва любит сильных. Я голодал (голодала), плакала (терпел), мне не давали ролей, меня презирали и игнорировали продюсеры и режиссеры. Но, пошатываясь от голода, я шел (шла) вперед… И — наконец-то! Я — звезда…

Писатель не видит здесь души. О чем они думают, эти люди? В чем смысл внутренней трагедии? В том, что роль несправедливо отдана другому? В том, что реклама в Инстаграме принесла вместо ожидаемых двух тысяч евро пятьсот?

Поэтому писателю интересны другие, совсем другие артисты, без диплома и опыта театральных подмостков. Артисты, чей гонорар — их собственная жизнь.

…Я хочу рассказать вам об артисте, спектакль которого не афишировался. Но благодаря именно его игре (истинно артистической, кстати) прозвучал один из финальных аккордов грандиозной и мощной рок-оперы, название которой — Гражданская война.

Артиста звали Евдоким Муравьев. О нем мало кто знает и помнит. Член партии эсеров, за короткие промежутки времени он сыграл в разных труппах: красный партизанский отряд на Украине, ревком в Рязанской губернии, партийный комитет левых эсеров в Воронеже и… ВЧК.

В 1921 году он приезжает на Тамбовщину и внедряется в повстанческую армию Антонова. Антоновцы наводят ужас на местное начальство. Своей жестокостью и неуловимостью приводят в изумление высшее советское руководство. Внедрением руководит лично Феликс Дзержинский.

Перед Муравьевым ставится задача: выманить в Москву главарей повстанцев. По легенде, он не просто левый эсер, он — один из руководителей центрального комитета партии, что железобетонно подтверждают подготовленные на Лубянке документы. Но не только бумажки с печатями обеспечивают эту легенду.

Внешность Муравьева — стереотипно эсеровская, народовольческая внешность. Длинные волосы, маленькие круглые очки, усы, бороденка. Интеллигент-радикал.

Он приезжает в самое логово антоновцев, в их штаб. Он требует немедленного собрания всех главарей партизанской армии и рассказывает, что в Москве готовится съезд антибольшевистских сил. Цель — свержение советской власти общими усилиями.

— Я слышал, что вы серьезные ребята, но центральному комитету нужны доказательства ваших дел! — заявляет Муравьев.

Собрание происходит на лесной опушке. Присутствуют основные главари. Нет только самого Антонова. Хитрый и коварный, он поручил встретить гостя своим заместителям.
Главари сидят на пнях и докладывают о своих подвигах. Особенно активен заместитель Антонова — Ишин.

— Ох, пилил я шеи комиссарские. Ох, как кричали, бедненькие! Пила-то была ржавая…
Муравьев сталкивается с первой проб-лемой. Как ему задокументировать весь этот компромат?

— Минуточку, — говорит он, — у нас здесь все-таки собрание, а не встреча друзей по гимназии. И вы — армия, а не банда. Пусть кто-нибудь ведет протокол. Центральному комитету нужны документы!

Бандиты соглашаются. Назначается писарь. Подробно, аккуратным почерком он заносит в протокол все «подвиги»: налеты и убийства из-за угла, пытки и обычные расстрелы.

В штабе антоновцев Муравьев проводит два месяца. Ночует в избе с Ишиным, чувствуя постоянный контроль за собой. Один раз Ишин заметил: а вы, мол, во сне разговаривали, Евдоким Федорович. Неделю после этого Му-равьев только делает вид, что спит. Лишь изредка он дремлет в седле или в телеге, во время «инспекций» партизанско-бандитских позиций.

Ему удается вывезти в Москву нескольких главарей, Ишина — в их числе. Чекисты убедительно сымитировали съезд антибольшевистских сил. Вдоволь «наговорившиеся» антоновцы были арестованы.

На допросе Ишин скажет:
— Черт, а я ведь подозревал, что не наш человек этот Муравьев.

…Финал операции известен, даже отображен в отечественном кинематографе. И отображен без Муравьева.

Один из антоновских главарей согласится сотрудничать с ВЧК. Благодаря ему кавалерийская бригада Котовского выйдет на самую крупную банду. Схема похожая. Котовский — якобы белоказачий атаман. Ему нужно объединиться с антоновцами, двинуть на Москву. Партизаны «клюют», выдвигаются на «стрелку», их уничтожают.

…Но вернемся к Муравьеву. Можно представить, что творилось у него в душе, когда он играл свою роль в антоновском штабе. Максимальная концентрация, опасение быть разоблаченным, отъявленные головорезы вокруг. И на твою худую шею, Евдоким, найдется ржавая пила. Однако то, что творилось в душе после, не менее интересно.
Год-два, и никаких дел с ВЧК Муравьев не имеет. Он полностью отдается науке. Преподает, пишет научные статьи. Областью его профессиональных интересов на долгие годы становится… научный атеизм.

Его студент вспоминает, что на экскурсии по какому-то монастырю, в шестидесятых, Муравьев рассуждал про атеизм, но студенты, все как один, поняли, что привел он их сюда совсем за другим. Он привел их на встречу с Богом.

Почему он ушел из ВЧК? Дзержинский был в восторге от его работы, назвал его операцию чуть ли не самой лучшей, наверняка Муравьева ждали блестящие перспективы. Ну, года до 1937-го точно.

Я думаю, Муравьев не только испытывал гордость за выполнение поручения Феликса Эдмундовича.

Помимо гордости он испытывал что-то вроде душевных мук. Точнее сказать, сомнений, шараханий, а может, и стыда.

Антоновские главари по большей части упыри, слов нет. Много таких было и среди «рядового состава». Но были ведь и другие. Такие же крестьяне, они потянулись в леса вынужденно, их выгнала туда советская власть своим беспределом и продразверсткой. Да и какие из них вояки? Седел даже не было, вместо седел были подушки. Очевидцы рассказывали, что после обстрела антоновцев в Кирсанове долго летали по городу перья и пух.

И вот всех этих мужиков, скопом, в огромном количестве, правых и неправых, посекли пулеметным огнем и бросили в тюрьмы. Благодаря в том числе и ему, Муравьеву.

Каково было все это осознавать Евдокиму, сыну Федора, выходцу из крестьян? Пусть бывшему, но все же члену партии эсеров, идеология которой основывалась в том числе на отстаивании интересов крестьянства. Как тут не вспомнить о Боге, не начать копаться в себе?

Пойти в священники он не мог. Скорее, не был уверен, что Он есть. И доказывая себе, что Его нет, Евдоким Федорович прямиком выдвинулся в противостоящий лагерь. А когда догадался, что Он все-таки есть, то вжился в новый образ и понял свое истинное предназначение.

Он стал вести себя так, как и подобает артисту высшего пилотажа. Артист говорит, что это белое, а зритель понимает: красное!

Бога нет, товарищи студенты.
Конечно же, кивают они.
А сами понимают: есть!

Как жаль, что этот грандиозный спектакль жизни Муравьева увидели совсем немногие.
И как хочется, чтобы нашелся режиссер, который бы его поставил, автор, который бы написал, и артист, который бы сыграл.

И зритель. Конечно же, зритель, что, глядя на сцену, сквозь огонек внутренней керосиновой лампы увидел бы свою душу.

Колонка Сергея Петрова опубликована в журнале "Русский пионер" №86. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все