Классный журнал

Выход из зеркала, или Штирлиц на Байконуре

26 октября 2018 13:00

Бессменный ведущий уроков мужества «РП» Николай Фохт предупреждает, что вежливость и уважение к старшим могут сыграть злую шутку. При определенных обстоятельствах. О которых и пойдет речь.

Нужно быть начеку всю свою жизнь. Не расслабляться, не зевать, не поддаваться на провокации. И, конечно, тщательно выбирать круг общения. Конечно, круг этот чаще всего образуется сам собой: работа, место жительства, увлечения и привязанности. Но речь идет о том, чтобы в этом жизненном ареале не пус-кать все на самотек. Не верить никому, подозревать всех, денег в долг не давать. Потому что никогда не знаешь, откуда беда придет. Хорошо, если проблемы создаст тридцатилетняя блондинка с маленькой грудью или кокер-спаниель — разочарование произрастет из удовольствия, хотя бы ясно будет, за что страдания. А если фигуральный удар под дых нанесет, скажем, старик — капризный, неуступчивый, аккуратный старик? И ответить симметрично не сможешь, и, согласно воспитанию, придется сначала место в троллейбусе уступить, потом выслушать до конца, а на прощанье сказать «спасибо» — потому что так тебя воспитали.

Короче говоря, вежливость и уважение к старшим могут сыграть злую шутку, при определенных обстоятельствах. И вот тут понадобятся огромное мужество, выдержка, твердость характера — в общем, те черты, которые тоже закладываются с детства, в семье и школе.

Эрик всегда был очень загадочным. Мы с ним познакомились в университетской команде по дзюдо. Он не в университете тренировался, но выступал за «Буревестник». В Бауманке, кажется, учился — там секция о-го-го, отличная. Не дружили, но на соревнованиях подходили друг к другу, так, перекинуться парой слов. И как-то повелось, что он все время спрашивал, а я отвечал. Вроде и не замечаешь, а после разговора, вечером уже, перед сном, пронзит мысль: а чего это я Эрику рассказал все, даже про то, как оставил сумку в пельменной на улице Герцена, а там счета за коммунальные услуги и кожаные перчатки, новые почти? А он вообще ничего о себе не сказал, ни слова. Как так?

Самое смешное и ужасное, в следующий раз все повторялось. Он как будто издевался, как будто нашел свою тайную силу, превосходство над рядовым гражданином и использовал, оттачивал. Сколько раз я собирался разорвать этот порочный круг, прямо в лицо его спросить, как дела, — и ничего не получалось.

Эриковская магия, загадочность и величие рухнули в одночасье — когда он попытался привлечь меня к секретной работе. После одного проходного турнира, в котором мы оба закурили во втором круге, Эрик предложил пойти на Трубную, попить пива. Сказал, что угощает — будто знал, что вчера на дне рождения я пытался хорошую девочку заинтересовать ночной поездкой в Звенигород, по святым местам — и заинтересовал. На такси ушли остатки стипендии, я боролся невыспавшимся, хотя и на кураже. Потому что поездка в целом удалась. Теперь я понимаю, что, конечно, он все знал. В общем, Эрик в самых общих словах сделал мне предложение: войти в состав новой группы при солидном и уважаемом учреждении, которая будет работать на благо Родины. И что он рекомендовал меня определенным лицам, а те, изучив вопрос, дали согласие. Получалось, что такой чести удостаивались единицы.

Ситуация сложилась непростая. С одной стороны, меня изначально подташнивало, а после этого предложения состояние ухудшилось. С другой — если откажусь, пива мне выпить не удастся, денег, ну серьезно, ни копейки. Точнее, на кружку-другую хватит, но этого же мало, тем более на проезд не останется. А что, пешком идти? Я выдавил из себя: «Надо подумать». Эрик правильно понял и подозвал Гришу, местного брокера, — за пятьдесят копеек сверху Гриша без очереди брал пиво и очищенную воблу. Я делал вид, что думаю, а сам глушил пиво, четыре кружки подряд. Молча. И вдруг меня осенило, я вспомнил все свои упущенные возможности и обиды на Эрика и спросил: а давно ты с ними?

Вербовщик явно не ожидал этого очевидного вопроса. Он прям замолчал и тоже залпом выпил кружку. И сделал довольно глупый ответный ход: а зачем тебе это знать? Не знаю, то ли алкоголь в голову ударил (с устатку-то), то ли загнанное в глубину сознания раздражение, которое вызывали разговоры Эрика, проснулось, но я вдруг совершенно четко и спокойно произнес: да иди ты… вместе со своей конторой подальше. Поднял спортивную сумку и вышел из пивной. Скорее всего, пива мне было уже достаточно, к тому же внезапно проснулся инстинкт самосохранения. Резковато получилось, но зато я решил проблему, как мне казалось. Как ни странно, никаких последствий я не боялся, да и некогда было бояться — дома меня ждала хорошая девочка, с которой мы не успели еще обсудить вчерашнее ночное путешествие.

Я его больше не видел. Точнее, видел пару раз на соревнованиях, но, конечно, мы друг друга игнорировали. Однажды, уже в новой эре, столкнулся с Эриком на Страстном бульваре, у памятника Высоцкому: он был похож на экскурсовода — что-то жарко объяснял окружившим его мужчинам, трезвым и крепким. Думаю, он меня заметил, но вида не подал.

Шли годы. И однажды он мне позвонил. Назвался, предложил встретиться, сказал, что есть деловое коммерческое предложение. «В рамках твоего бизнеса», — добавил. Показал, что тот разговор не забыл, но сейчас речь о другом.

Мы встретились в кафе на Рождественском бульваре. Заказали по кофе.

— Я сразу к делу. Знаю, чем ты занимаешься, не специально за тобой следил, просто ситуация заставила вспомнить. Есть уважаемый человек, заслуженный работник, коллега. Можно сказать, на пенсии. В отставке, если точнее. Повторю, весьма преклонных лет человек. Но полный сил, фору даст любому из нас. В смысле, любому из наших. Своеобразный, не скрою. Во всех смыслах держит себя в форме. Ему нужен спарринг-парт-нер, до сих пор выходит на ковер, мельницу делает, как в лучшие годы, безо всяких там скидок. Был бы выездной, наверняка стал бы чемпионом мира по мастерс — его возраста вообще бойцов не осталось. У него был спарринг-парт-нер, но он сейчас не может, грубо говоря, на задание отправился. Проблема в том, что он не любит конторских, поэтому ему нужен простой гражданский, с нормальной спортивной подготовкой человек.

— А как это он не любит, он же ваш, так ведь?

— Считает, что несправедливо его в отставку отправили, гордый старик. Не хочет с нами знаться. Но мы его опекаем, наш фонд ветеранов служб. Уважаем старость, чтим традиции.

И Эрик вдруг назвал сумму моего индивидуального контракта.

— А что так много? Он меня пытать будет после тренировок?

— Смешно. Он очень крупная персона, все заинтересованы, чтобы он доволен остался. Ты не наш, но и не с улицы. Знаю, что в хорошей форме, в курсе, что простаиваешь уже полгода. Надеюсь, в этот раз согласишься.

Я хотел пошутить, мол, мне надо подумать, но не стал испытывать его чувство юмора. Кроме денег меня привлекало место, где должны проходить занятия: с тренажерным залом, бассейном, баней — ко всему у меня будет доступ не только во время тренировок.
Я согласился.

Евгений Васильевич оказался четким стариком. Ему было восемьдесят лет, но на ковре меня хватали железные клещи и, в общем-то, парализовали волю, путали сознание. Он был просто очень сильным дядькой, нереально сильным. Даже боюсь представить, что это была за машина в двадцать или тридцать лет. Отрабатывал сложные приемы, классические: через бедро, переднюю подножку и да, мельницу. Сложные и энергозатратные. Надо еще суставы, связки сохранить, чтобы затаскивать на такие приемы. Конечно, он был потяжелее меня килограммов на двадцать, но это не преуменьшает ничуть. Думаю, со своим весом он бы тоже справился. Единственное слабое место — работать в темпе Васильич уже не мог. Но и раскачать его, раскрутить, освободиться из этих чугунных захватов было действительно непросто.

Он был немногословен — даже когда мы заходили в парилку. Немногословен, но очень конкретен. Он тоже, как Эрик, любил задавать вопросы. Но делал это как-то необидно, мягко, как будто утешал тебя своими расспросами.

Мы встречались только на ковре, иногда я сопровождал его до дома после тренировки — он сам просил, я не интересовался почему, это входило в формат контракта. Так продолжалось месяца четыре. И вот в конце мая Васильич звонит и говорит, что тренировка сегодня отменяется, неважно себя чувствует. Но он хочет со мной поужинать, в ЦДЛ. Звучало как приказ, поэтому я сразу согласился.

Ужинали мы в четыре дня, народу вокруг никого. То есть вообще пустой зал, мы одни. Сели за столик в дальнем левом углу. Заказ делал он, просто спросил у меня: рыбу или мясо? Я выбрал мясо: кто же в Москве рыбу заказывает.

Васильич согласно кивнул. И заказал себе пятьдесят бурбона «Maker’s Marc», а мне — «Боржоми». Сразу после первого глотка Васильич приступил.

— Николай, тянуть не буду — уважаю тебя, ценю твое время. За время наших встреч я довольно хорошо тебя изучил, да и навел кое-какие справки. В общем, с моей стороны к тебе претензий нет. В том смысле, что для дела, которое я хочу тебе предложить, ты подходишь идеально. Не спрашивай почему. И не думай, что это из-за твоего через плечо с колен. Ты думаешь, он у тебя неотра-зим, но это не так. Рукой ты не дотягиваешь, у тебя вообще руки плохо работают, в курсе?

Я кивнул. Тут он прав, к сожалению.

Васильич потянулся к роскошному по меркам восьмидесятых дипломату, достал папку, положил перед собой.

— Ты понял, что я вербую тебя, сынок?

Меня прошиб холодный пот. Но разве такое возможно, чтобы Васильич оказался шпионом? На кого он работает: Моссад, ЦРУ?

— Отличие от вербовки иностранным агентом существенная: я предлагаю тебе послужить своей Родине. Ты здоровый мужик, с кругозором, со стержнем, с ценностями, хотя мне они не по душе. Вот и выпал тебе шанс искупить.

— Что искупить?

— Ложные, фальшивые приоритеты. Государство превыше всего, и все мы слуги его.

— Я на журфаке учился, нас учили, что правда главнее Родины.

— Вот я и говорю, дерьмо. Ты сам-то слышишь себя, когда такую ахинею несешь? Знаешь, почему я тебя вот так прямо, без подъездов и заходов гружу? Не потому, что из ума выжил, а потому, что понял за все эти годы: либо человек согласен, либо нет. Все остальное лишние слова.

— А о чем хоть речь?

— Речь о том, чтобы сделать тебя нелегалом.

— Черт, это как?

— Ну ладно, поверю, что ты не знаешь деталей. В общем, нелегал — это как бы обычный человек, который забрасывается в чужую страну под чужим именем и с новой биографией, легендой. И живет там обычной жизнью, но время от времени поставляет в центр необходимую информацию и выполняет отдельные задания.

— Родины?

— Родины.

— И куда меня направят?

— На Байконур, в Казахстан. Вот твой паспорт, вот твоя легенда, вот описание миссии. В двух словах: ты этнический немец, родители которого жили в Павлодарском крае. Волею судеб (отец сейсмолог, перевели еще в советское время в Москву, в Академию наук, в секцию сейсмологии) оказался в столице, но потянуло в родные места. Ты — тренер по самбо, открываешь секцию для тех, кто живет и работает на Байконуре (другой работы не смог найти — русский, тем более немец). Ну и тренируешь детишек, заводишь знакомства, вникаешь в процессы. И сообщаешь мне. В смысле, в центр. Предельно просто, но трудно.

— Значит, нелегал, разведчик… Как Штирлиц?

— Да, сынок, как Штирлиц, только в Казахстане.

— А прямо в Берлин нельзя? Или в Бонн — ту же легенду можно использовать.

— Со временем и в Бонн, — не моргнув глазом ответил Васильич. — Поверь, в Казахстане спецслужбы послабее немецких, даже на Байконуре санаторий по сравнению с ситуацией в Германии. С оперативной точки зрения, с точки зрения нелегала. Поднаберешься опыта, отшлифуешь мастерство, отработаешь легенду. Готовить тебя у меня возможности нет, так, только самые азы. А в основном самообразование.

— А это что, частное мероприятие?

— Да. Я работаю на заказчика, партнерство стратегическое, заказчик очень серьезный — ну, если космосом интересуется, можно понять. Я ему создал что-то вроде внешней разведки. Меня пригласили консультировать службу безопасности, но не удержался. Знаешь, руки сами делают. И результаты появились, и дело пошло.

— Так вы сказали для Родины. А тут просто крупный бизнес.

— Коля, поверь, этот бизнес равен всей нашей Родине, вместе взятой. Это вторая, но более организованная отчизна, более перспективная; это государство, которое прорастает из старого, обветшалого, дряблого государства. Современное, чистое, жесткое к врагам, беспощадное к ворам и предателям. Вот что мы растим. И поэтому да, это работа на Родину. Вот, возьми папку, почитай, посмотри, на каком уровне работа.

Я взял, открыл. Внутри лежал загранпаспорт и что-то типа доклада. «Легенда», — догадался я. Я открыл паспорт. Кроме моей фотографии там вообще все было моим: дата рождения, имя и фамилия, только место рождения — село Раевка, Павлодарский край.

— А чего это настоящее имя?

— А чего мудрить — оно у тебя подходящее. Мой метод — ближе к жизни. Чтобы агент не путался, чтобы запоминать приходилось меньше.

Я в первый раз подумал, что Евгений Васильич сошел с ума. Но паспорт выглядел как настоящий, и поэтому я сказал:
— Мне надо подумать, — и залпом выпил стакан «Боржоми».

— Даю тебе сутки. И да, вознаграждение. Почему ты не спросил? Умножь контракт Эрика в четыре раза.

Стараясь не выдать себя, я спокойно вышел на улицу, сел в машину и позвонил Эрику. Мы договорились там же, в пиццерии на Рождественском.

— Слушай, что это такое? Он что, сумасшедший? Или это твоя комбинация? Все-таки хочешь довести дело до конца?

Эрик засмеялся.

— Расслабься. Это один из бзиков Васильича. Он ведь гений, ты не понял? Знаешь, какой у него псевдоним в конторе был? Перельман. Не нынешний, а автор учебника по математике. В ту пору псевдонимы давали по именам авторов разных учебников. Никаким консультантом он не работает. Просто он не может остановиться, вербует всех, кто рядом оказывается.

— Как это сам? Загранпаспорт настоящий.

— У него сумасшедшие связи, да и денег у него немерено, даже страшно подумать, сколько и откуда. Твоего предшественника он тоже через полгода пытался завербовать — в Молдавию, тоже тренером самбо. Смешной старик.

— Знаешь, мне что-то не смешно. Он вообще-то очень складно рассказывал, хотя и безумно. А вообще кто-нибудь по его заданию отправлялся?

— Так тот, предыдущий, и поехал в Кишинев. — Эрик очень внимательно на меня посмотрел.

— А почему ты его не остановил?

— А потому что Перельман очень хорошую операцию разработал — опасную, дерзкую, но очень полезную. Нам такие не разрешают, слишком высокие риски. А тут частное лицо, восьмидесятилетний старик — сам понимаешь. Человек не наш, в конторе вообще не засвечен. Идеально.

Мне стало дурно, как тогда, в пивной. Я как будто стоял в примерочной, до бесконечности отражаясь в двух зеркалах. Прошлое отражалось от настоящего, обращаясь в будущее, потом снова в далекое, мутное минувшее. И все это замыкалось в вечное зеркальное кольцо.

Я набрал в легкие воздух и легко, свободно выпалил:
— Да иди ты!

И вышел из зеркал.

Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №85. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все