Классный журнал

Решила жить до ста назло

19 октября 2018 11:28

Актриса и поэт Ольга Аничкова в своей колонке думает про пенсию в своем ремесле — ведь актеры, поэты, музыканты, артисты цирка и балета, асоциальные элементы, не вписывающиеся в систему, тоже должны когда-то уйти на пенсию. Но у автора «малоизвестной актрисы» на этот период особые планы. Очень даже жизненные.

Один мой друг, старый клоун… Один мой старый друг клоун… Один мой друг, клоун, еще совсем не старый… Нет, не так.

У меня есть друг клоун. Клоунов в России на самом деле очень мало. Они все друг друга знают, круг клоунады гораздо уже круга даже театрального или киношного, скажем. Итак, все представители этой редкой профессии знакомы, следят за перемещениями друг друга по странам и программам, знают наизусть номера друг друга, и им всегда есть о чем поговорить. Но поговорить им удается очень редко. Один работает программу в Цирке на Цветном, другой — в шапито под Краснодаром, третий катается по миру со «Снежным шоу» Славы Полунина, а четвертый, скажем, делает свой собственный проект в жанре уличного театра. Ну и как им встретиться? Недавно повод случился. Ежегодный международный фестиваль клоунады в парке Сокольники. Если коротко, то это когда по одну сторону рампы собирается толпа зрителей, а по другую — толпа клоунов. Ну и вторые развлекают первых. А судьи все это дело наблюдают и решают, кто лучший, кому, как говорится, грамота и почет. И хороший это фестиваль. Добрый, уникальный, единственный в Москве. И он, бедняга, загибается без спонсоров и поддержки, и это ужасно печально, но мы все верим в какое-то абстрактное лучшее…

Ну так я не про то. Больше всего в этом фестивале, да и, наверное, во всем искусстве вообще, я обожаю закулисье. Как по мне, так туда надо продавать билеты за большие деньги. Там же все самое интересное. Грим, разговоры, запах пыльных костюмов, объятия и «о-о-о, кого я вижу!», и снова разговоры, и руки, и глаза, и «сейчас, схожу на сцену и дообсудим», и весь этот прекрасный комок творчества, безу-мия, счастья, разной степени успеха — все это за кулисами. Больше такого нигде не дают. И вот за кулисами я столкнулась со своим другом клоуном. «Ты сегодня работаешь?» — спрашиваю. Он улыбается через круглые стекла своих волшебных ретро-очков совершенно по-детски и отвечает: «Не работаю. Я ж вообще теперь на пенсии». — «Не поняла, — говорю, — какая пенсия, о чем речь?» — «Да вот, — и он гордо показывает мне корочку, — это пенсионное. Я теперь официально на пенсии. Мне очень нравится». — «Что тебе нравится, — никак не могу я взять в толк, — что там, на этой пенсии, хорошего?» — «А не скажи. Я теперь могу бесплатно ездить на трамвае. Стараюсь раза три-четыре в день проехать, не меньше. Это ж за счет государства. Им ничего, а мне, блин, приятно!» — «Нет, — категорически отказываюсь я ловить шутку, — во-первых, ты не старый еще. А во-вторых, у клоунов пенсии не бывает!» Он снова улыбается своими лучистыми синими детскими глазами, пожимает плечами и идет обнимать кого-то еще из старых знакомых клоунов. И в руке у него пакет, на котором нарисован зеленый Эйнштейн. И зеленый Эйнштейн с пакета показывает мне язык. Какая, к черту, пенсия, ну скажи ты мне, дорогой друг?!

Он ушел, а меня крепко забрало. Я стала думать про пенсию в нашем ремесле. Актеры, поэты, музыканты, артисты цирка и артисты балета, клоуны — вот эти вот все мы, асоциальные элементы, не вписывающиеся в систему, тратящие жизнь на сцену с разным успехом, делающие свое дело вопреки здравому смыслу… Мы же тоже должны будем когда-то уйти на пенсию? Холодный пот, ребята, честно. Я понимаю, что цирковой не может вечно эксплуатировать свои коленные суставы, что красивая актриса когда-нибудь все же станет старухой, что есть, наверное, какой-то лимит осознанного выхода и невыхода на сцену… Но подождите же! Подождите же, господа присяжные! Господин судья, и вы подождите! Вы просто не понимаете… Когда и если отнять у нас возможность и необходимость выхода на сцену — мы умрем. Физически, правда. И не так страшно думать, что за спиной будут смеяться молодые, будут обсуждать твои морщины зрители, и твое тело, твой единственный аппарат, не будет послушным тебе. Не так страшно думать, что идеи не будут бить ключом, твои друзья артисты будут стариться у тебя на глазах, и, отражаясь в них, ты будешь видеть, что с тобой самим происходит то же самое… Гораздо страшнее думать, что тебе в какой-то момент будет ТУДА не надо. Туда, где в свете софитов летают пылинки, если глядеть из-за кулис, туда, где все страшно заняты в темноте, где аплодисменты и свист осуждения, где силы приходят даже к болящему, где останавливается и растягивается по своему собственному желанию время, где точка истины, мать ее, туда, ради чего всё… Так, знаете ли, господа, страшно представить, что тебе туда не надо, потому что у тебя пенсия и вот этот небольшой картонный прямоугольничек, по которому ты можешь бесплатно ездить на трамвае четыре раза в день. Не приговаривайте нас, пожалуйста, к этому. Умоляю. Это же смерть, господа!
Пенсия и смерть — такая вот слитная ассоциация прочно уселась в голове. Добро бы еще только в моей, так ведь нет. Сама формулировка «возраст дожития» вам как? Мне — как преступление против человечества, как чудовищная несправедливость, как то, что даже нельзя обсуждать, если ты считаешь себя человеком. Я не хочу про повышение пенсионного возраста, про ту сумму, в которую оценивает тебя государство, когда ты перестаешь быть ему полезен, про заштопанные на локтях кофты, на которых спереди приколоты ордена «За защиту Сталинграда». Про это все мне совсем нельзя ни говорить, ни думать, потому что тушь у меня не водостойкая, а нервная система, говорят, совсем на пределе. Я про восприятие вопроса, значение слова, что ли… Я не хочу «доживать», ведь когда-нибудь и у меня настанет Пенсия. Я хочу жить, жить до последнего вздоха по-настоящему, видеть и удивляться, постигать и узнавать, находить моменты острого и нежного счастья в любом, сука, возрасте! Не смейте отмерять мое время, не смейте трогать бегунки на эквалайзере моей жизни! Не надо делать тише только потому, что я, как вам кажется, уже «свое пожила». Собрать бы в кучу всех создателей этих чудесных формулировок, посмотреть им в глаза и единовременно отправить на пенсию, независимо от возраста, вероисповедания и социального положения. Бог решит, когда ВСЕ, а уж никак не вы, ребята. Вы, слава Богу, не Бог, и он вам судья.

В моем воспаленном клоунском мире было бы совсем по-другому, клянусь. Ведь человеку, вплотную придвинувшемуся к пенсии, и так очень трудно. Ему страшно, мне кажется. Другие данности, другая жизнь, другие возможности или их отсутствие. Так помогите ему. Не убивайте его, старательно, всеми доступными способами объясняя ему, что он вне игры. Жизнь с возрастом только лишает и отбирает, так дайте же что-нибудь на контрасте. В моем клоунском мире развеселым бабкам от души бы завидовали молодые красотки. С утра бы мои пенсионерки, хлебнув чашку хорошего кофе с булочкой, чесали бы по магазинам. Выкатывались бы из бутика, обвешанные пакетами с брендовыми надписями, обедали бы в хорошем ресторане, перлись бы — по желанию, конечно, — навестить внуков с подарками и пучком интересных историй, ближе к вечеру собирались бы, хохоча и дурачась, на специальную пенсионную вечеринку, куда фейс-контроль не допускал бы никого моложе шестидесяти лет, кокетничали бы с дедами, хорошо одетыми и довольными жизнью дедами с юмором, завершали бы вечер бутылочкой хорошего вина в собственном уютном домике… И никакого запаха отчаяния, перелицованных юбок и остановившегося времени в глазах. Вот так бы оно было. Я буду очень стараться делать не хуже, когда настанет момент. Нету у клоунов пенсии, господа. А если уж очень хотите разрешить мне бесплатно покататься на трамвае — ладно, так уж и быть, я приму этот бесценный дар.

Линялые глаза всегда слезят,
И глупо перекручены колготки.
Как хорошо, что невозможно угадать
Актрису в этой странной плесневелой тетке.
Привычка старая охлопывать карман,
Изящно притворяясь, что ты ищешь спичек,
Чтоб углеглазый прыгнул подкурить смутьян.
Давно уж нет его. Воняет жерло электричек,
Качают тамбуры, и все сложней успеть
Начать хвалить свое быстрее конкурентов.
Поставлен голос. Так любила петь.
Надежно ручку сумки держит изолента.
Уже не стыдно. Как-то разошлось.
В квартире неизбывный запах кошек.
На дне зрачка чернеет «не сбылось».
На дне кармана россыпь голубиных крошек.
На дне души… Да где она — душа?
Осталась в театральных коридорах.
А остальное ковыляет не спеша.
Пороховницы есть. Да высыпался порох.

Малоизвестная актриса про пенсию, конечно, еще и не думала. Врет — думала, естественно. И все свои верные решения уже приняла категорично.

малоизвестная актриса
когда на пенсию уйдет
то будет делать что и раньше
но дольше и не торопясь

малоизвестная актриса
когда услышала закон
про пенсионный новый возраст
решила жить до ста назло

малоизвестная актриса
когда состарится совсем
себе прикупит мотоцикл
и стриптизеров близнецов

малоизвестная актриса
сама со сцены не уйдет
а понесут вперед ногами
так исхитрится и лягнет

малоизвестная актриса
считает старость не порок
пороки жлобство скотство тупость
это вне возраста недуг

малоизвестная актриса
решила вовсе не стареть
рецепты в общем-то известны
курить коньяк и резвый секс

Колонка Ольги Аничковой опубликована в журнале "Русский пионер" №85. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все