Классный журнал

Александр Рохлин Александр
Рохлин

Кафе на обочине, или Шесть кроликов на километр

24 сентября 2018 09:38
Ну, случается такое у журналистов. Едешь в командировку с редакционным заданием и четкой темой, а на месте все оказывается не так, как предполагалось, и тема рассыпается. Но обозреватель «РП» Александр Рохлин не впал в отчаяние, перегруппировался, переформатировал: возможно, все дело в том, что с ним были кролики.

 
 
Вступление
 
В редакционном задании прямо указывалось, что…
 
Где-то в России, где-то на юге, между Доном и Кубанью, если верить молве… а дальнобойщики не врут, ибо это их жизнь и деньги… стоит трактир — без окон без дверей полна горница людей. То есть, когда бы судьба ни забросила путника в эти края, пропасть ему не дадут — щец суточных да с потрошками насыплют мерою утрясенною и нагнетенною… и не только. Требовалось оный трактир найти и сделать достоянием читающей общественности.
 
Сообщались и другие интересные подробности. Например, что…
 
Трактир содержит одна из пушкинских «трех девиц под окном», обещавшая царю пир на весь мир. Иначе невозможно объяснить потрясающее умение кормить путешествующий народ. Царя нет, но мир-то есть. И он любит поесть. Впрочем, имени трактирщицы никто не знает, ни Пушкин, ни дальнобойщики. Может быть, у нее имеется прозвище, которое на дороге заменяет человеку имя. Какая-нибудь Маргулиха, или Петровна, или просто баба Нюра… Редакции неизвестно. Но источники, заслуживающие доверия, указывают, что в трактире нет… кухни. Столы, стойка раздачи, подносы, холодильники и касса — все есть. А кухня, с ее обязательным кастрюльно-варевным и свекольно-селедочным чадом, — отсутствует. Еда появляется в зале как по волшебству. «Маргулиха» так все устроила, что местный и окрестный станичный народ сам, по доброй воле несет приготовленные кушанья в трактир кормить проезжий народ…
 
 
Похищение из монастыря
 
Не уверен — не обгоняй. Не доверяешь ангелу-хранителю — не сворачивай с большака. На 610-й версте трассы М-4 «Дон» имеется указатель, что уходящая направо дорога приведет вас если и не к роскоши, то к Россоши. Но еще раньше она выведет вас прямо к Дону, а за рекой поднимет в гору, с которой открывается захватывающий вид на всю российскую ойкумену. И вот, свернув с трассы, на вершине холма я встретил странного человека. У подножия креста с видом на 100 км вокруг сидел мужичок в самом что ни на есть горестном состоянии и лил безутешные слезы прямо в чернозем. Возле его ног стояла крепкая картонная коробка. Я остановился, вышел из машины и спросил:
— Что стряслось?
 
Мужичок поднял на меня заплаканные глаза и сказал:
— Помоги мне, добрый человек! Увези меня отсюда…
 
— Куда увезти?
 
— Куда-нибудь, мне не важно. Сам не могу, ноги не несут.
 
— Могу дальше на юг тебя подбросить, но не долго. И кстати, что у тебя в коробке?
 
— Злодей я, злодей… — замотал головой мужичок.
 
— Что в коробке?! — строгим голосом спросил я и на всякий случай сделал шаг назад…
 
— В коробке? Кролики… — Мужик виновато заморгал. — Наши монастырские кролики. Я сам их выращивал…
 
— Живые?
 
— Нет! Что ты… мертвые. Замороженные, но свежие…
 
Короче, посадил я плачущего «злодея» в машину, коробку между сиденьями поставил, и поехали мы дальше, на юг. Спутник мой оказался самым безобидным и несчастным созданием на земле. Он признался, что бежал из монастыря. До этого момента беглых монахов я встречал только в книжках…
 
— Да не монах я, а всего лишь послушник, — уточнил «злодей».
 
— А отчего ж бежишь?
 
— От себя бегу.
 
— Ну, тогда это безнадежно,— заметил я.
 
— Это третий мой побег. В монастыре весну проживу — такая смурь нападает, вражья
сила… Хоть волком вой. И братия… поедом меня ест. Я ж на хозяйстве послушание несу. Куры, гуси, кролики… На общую трапезу не всегда прихожу, далеко в гору подыматься. Так они мне говорят, что я яйца втихую жру… А я не жру их… Может, несколько штук, и все…


 
И он снова завздыхал и погрузился в печаль. Мы помолчали с минуту.
 
— А самое главное, — продолжил он, — в монастыре худо, а в миру-то… еще хуже. Не могу я тут, просто разрываюсь… Что мне делать… окаянный я человек… только бесы обо мне радуются.
 
— Назад тебе надо, — серьезно сказал я. — Беги в обратную сторону.
 
— Если б ты знал, как это стыдно…
 
— Стыд не грех, — сумничал я.
 
— Знаешь что, добрый человек… — обратился ко мне беглый послушник. — Ты довези меня до Верхнего Мамона и оставь там.
 
Через сорок километров я выгрузил спутника на въезде в село Верхний Мамон. Он поблагодарил и сказал:
— Еще одна просьба есть… только не откажи.
 
— Какая просьба?
 
— Сними грех с души — возьми кроликов. Они свежие… Себе возьми, людям отдай. Я же их украл, выходит… А заморозки им на сутки хватит.
 
Надо ли объяснять, почему я быстро согласился? Милость выше закона. А воровать еду вообще не грех. Я решил помочь беглому послушнику. Раздать десять килограмм диетического мяса, шесть кроликов на тысячу километров, выглядело совсем несложной задачей.
 
Кролик номер один.
Убийство на хуторе Солонецком

 
Путь мой лежал на юг, вниз по течению Дона. К полудню я проезжал станицу Казанскую. Термометр температуры за бортом показывал +39. Улицы станицы вымерли, ни одной людской души. Только собаки лежали в тени заборов, выбросив длинные языки в придорожную пыль. Но на выезде, на последней автобусной остановке стояла женщина с двумя ведрами абрикосов. Она подняла руку, и я остановился.
 
— Подбрось, родной, до хутора Солонецкого… Здесь прямо по дороге…
 
Она загрузилась в машину, абрикосы пристроила в ногах. И застрекотала:
 
— Ох, теплонюшко-то давит… Неделю уж… за сорок. А дочка в Москве: мама, закупоривай и закупоривай. Я скоро кекнусь на этой закупорке. И не будет мамы. Останутся от меня только банки с компотом…
 
В этом же духе рот у абрикосовой станичницы больше не закрывался. Она рассказала мне всю свою жизнь между хутором Солонецким и Ростовом-на-Дону. Голос был у нее бодрый, звенящий, как хор цикад в степи за окном. Но смысл истории звучал как припев между куплетами: «Все — полный пипец, и газ на хутор никогда не проведут!» Слава богу, езды до Солонецкого было минут двадцать.
 
— Вот здесь, на повороте, я и живу, — сказала абрикосовая, когда мы въехали в хутор. — Полный пипец! Все мне прилетает… даже «КамАЗ» с мукой прошлым летом.
 
Я предложил ей донести ведра с абрикосами. И таким образом оказался на чужой территории. Инициатива наказуема… Из хаты вышла молодая, атлетического телосложения женщина с полотенцем через плечо. И смерила меня хозяйским, оценивающим взглядом, словно я был молодым картофелем на ее грядке. Мне не понравилось, как она на меня посмотрела.
 
— Это моя дочка, младшая… — сообщила абрикосовая. — У нее муж подлец, такой подлец… бросил мою дочуночко…
 
— Мама, я когда-нибудь задушу вас, ночью, — спокойно заметила дочуночко.
 
Я почувствовал, что нахожусь на Дону, в казачьей среде, еще не до конца растерявшей своего буйного нрава.
 
— Ну что, поможешь? — вдруг обратилась ко мне дочка.
 
— Конечно, — сорвалось у меня с языка. — А что еще надо?
 
— Ой, дочуночко! Да разве он справится? Только загубит.
 
— Мама! Где еще мужика взять? А тут он сам пришел…
 
— А что делать? — с некоторым волнением повторил я.
 
— Да ничего особенного… Свинью забить.
 
— Я!?
 
— А кто еще? Ты же мужик или я?
 
Примитивная, но безотказная провокация.
 
— Никогда этого не делал, могу по неопытности набедокурить… — включил я задний ход.
 
— Не шелести! Резать я сама буду, а ты за ноги держать.
 
И я сдался. Утром краденые кролики, в обед убийство свиньи… Чем я буду заниматься вечером?
 
— Пошли… — сказала дочка.
 
В загоне под шиферной крышей бегали три свинки. Две больших и одна маленькая.
 
— Вот этого, мелкого… — кивнула дочка.
 
— А помилование осужденного бывает? — спросил я.
 
— Не бывает. Ему под Новый год ногу в драке повредили, и она не срослась. Толку с него не будет.
 
— Как его звали… в смысле, зовут?
 
— Борькой.
 
— А вас? — невпопад спросил я.
 
— А меня Машкой! — раскатисто хохотнув, ответила дочка.
 
Я поймал себя на мысли, что участь Бориса не вызывала во мне жалости. А моя собственная, ввиду этой Марии, смутно тревожила.
 
— Михалыча позови, мам! — крикнула дочка и бросила мне на ходу: — Подельник твой будет. Ты — задние, он — передние…
 
Михалыч оказался щуплым мальчишкой лет семнадцати, да еще и глухим. В хозяйстве его держали как даровую рабочую силу. Михалыча отправили в загон вылавливать Борьку. И он, с третьей попытки загнав свинью в угол и надев ей на шею веревку, вытащил на улицу… Церемония «прощания» Борьки со своей короткой жизнью была недолгой. Вернее, церемоний вообще не было. Мы с Михалычем схватили Борьку за ноги и словно тумбочку повалили на правый бок. Дочка наступила хряку на живот, выдохнула «Прости, Борька» и ловко воткнула длинный нож под лопатку, провернув его словно отвертку. Борька дернулся всем телом и засучил ногами, мне пришлось даже лечь на них, чтобы придавить своим весом. Кровь фонтанчиком брызнула из раны и полилась на землю. Борька засвис-тел, как чайник со свистком, но быстро стих, хрюкнул в последний раз и сдох. Если честно, то я был потрясен… Все это время я смотрел свинье в глаза. И не встретил в них ни страха, ни сожаленья, ни удивления. Как будто ничего особенного не случилось!
 
В последней странице Борькиной жизни с необыкновенной отчетливостью открылось все предыдущее содержание. Ел, спал, хрюкал во сне, несколько раз пытался залезть на свинью, повредил ногу в драке, и все… А этом финальном «и все…» читалась недвусмысленность и неумолимость духовного закона: живешь как свинья — умрешь как свинья. Спасибо, Боря, за опыт, подумал я. У меня-то еще есть шанс…
 
Дальше Борьку рутинно обожгли паяльной лампой, освежевали и разрубили на куски. Мне за труд и участие в мероприятии полагался щедрый обед — жареная картошка со свеженинкой. Ел я, как и полагается доброму работнику, за троих. Но от рюмки наотрез отказался. Мария Абрикосовна следила за тем, как я уплетал угощенье, с подозрительной заинтересованностью. И уговаривала насчет самогончику с излишней напорис-тостью. Как тут не заволнуешься?


 
— Что же, и не передохнете после обеда? — поинтересовалась она. После третьей рюмки глаза ее подернулись угрожающе-нежной маслянистой пленочкой.
 
— Не могу, — сказал я. — Кролики у меня в машине… диетические… Растают. Кстати, разрешите вам парочку презентовать?
 
— Зачем мне кролики? Их и так у меня полный двор. — Мария кивнула на Михалыча, торопливо подъедавшего жареную свинину. — Мне мужик нужен… на хозяйство и так…
 
— Не могу, — повторил я. — Ни так, ни эдак…
 
— Отпусти ты его, дочуночко! — крикнула из кухни абрикосовая мать. — Он тебя боится… Тебя все мужики боятся. Кролики… мать их!
 
Хутор Солонецкий я покидал с позором.
 
Кролики номер два и три.
Мзда в Цукеровой Балке

 
Пост ДПС в Цукеровой Балке, при въезде в Краснодарский край, пользуется дурной славой. Про местных инспекторов сложены легенды, одна страшнее другой. Я же вписываю страницу в эту грустную летопись с легким сердцем.
 
— Что везем? Чего не везем? — поинтересовался капитан с щегольской щеточкой усов, бегло проверив мои документы.
 
— Правду везем! — решил я поддержать шутливый тон полудопроса.
 
— Показываем… — Глаза капитана весело сверкнули. Он решил, что я заигрываю с ним.
 
Правде нечего скрывать. У нее ничего нет, кроме самой себя. Я вышел из автомобиля и открыл багажник.
 
— Вот, — говорю, — правда!
 
И с этими словами протянул свежий номер журнала «Русский пионер». Этот ход казался мне хитроумнейшим. А вся комбинация — блестящей и беспроигрышной.
 
Капитан взял в руки журнал.
 
— Ты журналист, что ли?
 
— Так точно-с!
 
Я бы и шпорами звякнул, будь они у меня… А капитан вдруг нахмурился и изрек раздельно:
— Рас-стре-ли-вать вас надо… Раз в неделю, по пятницам…
 
— За что? — пролепетал я.
 
— За правду…
 
Дело принимало нехороший оборот. Моя комбинация разваливалась еще до главного хода. А уточнить причины умозаключения капитана не хватило решимости.
 
— Почему по пятницам? — спросил я первое, что пришло в голову.
 
— Чтобы настроение поднять перед выходными… — ответил капитан и уже строго-официально добавил: — Иди на пост, там протокол, штраф и прочая шняга…
 
Он так и сказал: «шняга»…
 
— У нас Владимир Владимирович Путин печатается, — сделал я последний и главный ход.
 
— Поздравляю… Передавай привет!
 
И ходы закончились.
 
«Какой-то вражеский наймит этот гаишник», — подумал я и обреченно поплелся к посту. Но стоило мне пересечь дорогу, как капитан окликнул меня и знаком потребовал вернуться.
 
— Это что? — спросил он, указывая на картонную коробку с кроликами.
 
— Кролики, — ответил я, — диетические, монастырские.
 
— Чуйка меня никогда не подводит… Контрабанда?
 
— Вы издеваетесь надо мной, товарищ капитан. Какая может быть контрабанда внутри страны?
 
— Тут Кубань… — заметил капитан.
 
Я замолк.
 
— Что будем делать?
 
— С Кубанью?
 
— С контрабандой.
 
— Могу передать в дар фонду кубанского дорожного строительства.
 
— Шутки как у висельника, — резонно заметил гаишник. — Ладно, так и быть… Отвези
теще моей. У нее как раз… юбилей. Потушит в сметане… или сварит в шампанском…
 
Освященные монастырским уставом кролики спасли меня во второй раз. Мздоимец в капитанских погонах вернул мне документы, а я честно съездил в станицу Кисляковскую (15 км) и вручил две кроличьи тушки капитанской теще — женщине в фиолетовом парике. Я не отказал себе в удовольствии — напутствовал дачу взятки ерническим комментарием: «Капитан передает на словах, что поздравляет вас с юбилеем и в знак любви дарит пару превосходных кроликов мясной породы. Конфискат из Финляндии…»
 
Но теща — кстати, очень набожная женщина, у нее вся прихожая была уставлена иконами в окладах — все приняла за чистую монету. И только возбужденно вздыхала: «О, боженька мой! Какая прелесть…»
 
 
Кролик номер четыре
 
На второй день пути к вечеру я приблизился к месту назначения. Кролики оттаяли и требовали скорейшего гастрономического вмешательства. За истекшие сутки редакция отыскала иголку в стоге сена. Искомое заведение находилось в станице Каневской, прилагались фото и GPS-координаты…
 
Трактир действительно жил на дороге, день и ночь глотал щедрую кубанскую пыль, а вокруг него гуртом стояли, спали, чинились и мылись дальнобойные фуры. Ничего сказочного в его внешнем облике не было. Обыкновенная столовка с желтыми пластиковыми стенами и голубым козырьком. Заведенье носило сложносочиненное имя. «Три звезды. Багира». Жара давила, воздух плавился, и столики на улице перед входом в кафе пустовали. Я походил кругом, поводил жалом и заметил под одним из грузовиков пузо в грязной тельняшке, производившее ремонт своего автотранспортного средства.
 
— Скажите, пожалуйста, — окликнул я пузо, — в этом кафе не страшно пищу принимать?
 
Пузо на тележке выехало вперед, и обнаружилась голова с зубочисткой в уголке рта.
 
— Не боись! Не отравишься… Бери котлеты и харчо. — Дальнобойщик перекатил зубочистку в другой угол, уехал под днище и оттуда крикнул: — Васька! Че клювом щелкаешь? Подтаскивай корыто ближе!
 
Я бы не вставил эпизод с дальнобойщиком в заметку, если бы не следующее происшествие, которое буду помнить всю оставшуюся жизнь. На окрик послышалось шипенье, скрип и как будто хлопанье крыльев, по асфальту волокли что-то не очень тяжелое. И вслед звуку из-под грузовика выползла настоящая живая… утка. Грязно-желтая, с потертым желтым клювом и красными растопыренными лапками. Утка имела весьма независимый вид и маленькие умные глазки.
 
— Здрасьте… — опешил я.
 
Утка внимательно посмотрела на меня, но ничего не ответила.


 
— Я долго ждать буду, ядрена вошь! — крикнул водила. — Ты где возишься?
 
На этих словах тельняшка снова выкатилась на свет божий. И обратилась к утке:
— Сальник течет мрачно. Только на замену.
 
Утка кивнула и, расправив крылья, захлопала ими, словно полностью соглашаясь: «А я тебе что говорила, сальник надо менять…»
 
— Однако… — глубокомысленно заметил я.
 
— А… — Дальнобойщик махнул рукой. — Это Васька. Друг мой, неглупый малый. Но отец его был умнее. И потом, мне кажется, что он немного глуховат.
 
— Вы всегда вместе путешествуете?
 
— А куда же без них? У меня еще есть кошка Гайка и две черепахи, Ангелина и Пэри. Муж и жена, кстати.
 
— Семья черепах?
 
— Да. И она, зараза, все время пытается от него уйти.
 
— Почему?
 
— Не любит.
 
— И что, весь цирк у вас в кабине едет?
 
— Частично…
 
В этот момент утка Васька приподнялся на своих кривых лапках, вытянул шею, радостно крякнул и забил крыльями. Из кафе вышла женщина и принялась спускаться по ступенькам в нашу сторону.
 
— Ах ты, бабник несчастный! — сказал дальнобойщик. — Ни одной юбки не пропустишь, верно? — И добавил вполголоса: — Но эту юбку я бы и сам не пропустил… Здравствуйте, Ангелина Юрьевна!
 
Женщина подошла к нам, и восторг селезня Василия передался и мне. Это была очень симпатичная и ухоженная женщина лет сорока. Легкое длинное платье опускалось до щиколоток, открытые плечи прикрывал шифоновый палантин. В таком виде не то что на стоянку грузовиков, но и в Консерваторию не стыдно заявиться. Между тем завязался разговор.
 
— Здравствуй, Подушкин, — обратилась к дальнобойщику женщина. — И тебе, Васька, привет… Опять чинитесь? Как там моя любимица поживает?
 
— Капризничает ваша любимица, — отвечал Подушкин. — Он ей лучшие кусочки зеленого огурца оставляет, а она нос воротит. Два дня назад опять убежала. Всю кабину перерыл, думал, что она выпала, я в Тимашевске стоял на молзаводе, а она в карман куртки заползла и застряла…
 
— А Пэри, конечно, лил горючие слезы?
 
— Тосковал сильно. Землю ел в террариуме…
 
— Ах… бедный Пэри… Насильно мил не будешь…
 
С этими словами она наигранно погрозила дальнобойщику Подушкину пальцем и отправилась дальше по стоянке. Васька отправился было за ней, но, пройдя несколько шагов, остановился в нерешительности.
 
— Это кто? — спросил я.
 
— Хозяйка трактира, — мрачно ответствовал Подушкин, — моя одноклассница… — И он полез под грузовик.
 
Васька вперевалочку засеменил к хозяину, под правое переднее колесо. В детстве ему читали правильные книги. Он тоже считал, что друзей не меняют на юбки.
 
Но эта юбка была нужна мне! За ней я проскакал полцарства с севера на юг. Совершал необыкновенные подвиги. Сбывал краденое добро, давал взятки, убил свинью, наконец!
 
Я был близок к цели как никогда.
 
— Ангелина Юрьевна! — крикнул я. — Можно вас на минуточку?
 
Она обернулась и остановилась… Есть женщины, с которыми и о пустяках разговаривать почему-то волнительно. Сердце репортера билось в полтора раза чаще, чем обычно. Уверен, не только дальнобойщик Подушкин и его друг с перепончатыми лапами страдали по Ангелине в кубанской степи.
 
Так же, как и их, меня ожидало жестокое разочарование.
 
Хозяйка «Трех звезд» наотрез отказалась прославить свое заведение на страницах столичной прессы. Она боялась журналистов, как боятся сглаза, бабы с пустыми ведрами и черной кошки на пустой дороге. Она была уверена, что удача в делах покинет ее, как только я переступлю порог кафе и заговорю с поварами. Ее дочь в Краснодаре имела прекрасный кондитерский стартап и все потеряла за последний год. Конечно, усилиями слишком любознательных журналистов. Что здесь возразишь? В.В. Путин печатается на страницах «РП» и не боится сглаза. А директор придорожного кафе Ангелина Юрьевна В. боится. И оба имеют право…
 
— Скажите мне хотя бы, — взмолился я, — а правду говорят, что у вас нет своей кухни и что всю еду готовят домохозяйки Каневской, а вы только покупаете?
 
Прекрасная Ангелина Юрьевна посмотрела на меня как на шаровую молнию. Думаю, что никакой дальнобойщик не смог так задеть ее сердце.
 
— Идите за мной! — приказала она.
 
Мы поднялись по ступенькам на крыльцо и вошли в кафе. Зальчик был маленький, если не сказать тесный. Около десятка столиков, линия раздачи, заставленная горячей и холодной снедью, бочки с супами и подносы с пирогами. Все как и везде.
 
— Сюда! — сказала хозяйка и толкнула маятниковую дверь.
 
Я вошел внутрь и обомлел. Не кухня размером с добрую волейбольную площадку поразила меня. Что удивительного в каст-рюлях, плитах и разомлевших станичных бабах, снующих вокруг? Просто в этот момент я понял, что моя командировка накрылась медным тазом. Или алюминиевой кастрюлей для щей, что точнее соответствует обстоятельствам.
 
Редакционное задание изначально строилось на ошибочной информации. Нет в Каневской такого кафе — с народной доставкой блюд. Может быть, никогда и не было.
 
Или мы искали его не там…
 
Фиаско было сокрушительным. Я был близок к отчаянью… Но мои кролики!?! Мои нежные, диетические, вскормленные отборной воронежской мульчой и витаминами, наконец, намоленные и взращенные постом и молитвой кролики!! Что станется с ними через несколько часов на этой жаре?
 
Одного взял себе сердобольный Подушкин. Оставалось еще три.
 
Кролик номер пять.
В плену у диких веганов

 
Я сел в машину и поехал куда глаза глядят. В горестных размышлениях о постигшей неудаче не заметил, как проехал станицу Каневскую и оказался в степи. Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись поля пшеницы, кукурузы, свеклы и подсолнечника. Слева от дороги на солнцепеке стояла одинокая автозаправочная станция с новенькой табличкой почтового адреса: «Проспект Карла Маркса, 89».
 
Я остановился напротив этого космического адреса и стал ждать. Чего ждать? Воли Провидения. Только с его помощью я мог надеяться на разрешение истории с кроликами, а заодно и на исполнение редакционного задания…
 
Провидение не замедлило явиться в самом неожиданном обличии.
 
На заправке тусовались только местные. Ни курортники, ни транзитники сюда никогда не заглядывали. Поэтому я наблюдал вереницу «копеек» и «шестерок», выкрашенных в желто-черные цвета, на модных дисках и с низкой гоночной посадкой — почти ползущих по земле, словно гусеницы. И вдруг к заправке подъехал мопед, которым управляла девица лет двадцати пяти в пыльных шлепанцах.
 
Вид у обоих — девицы и железного коня — был до крайности изможденным. Костюм наездницы кроме шлепанцев состоял только из майки и штанов. Все старое и драное. И прикрывало тощее тело только для видимости и приличия. Девица привезла пустую канистру для бензина, поставила ее рядом с заправочным краном и направилась в кассу.
Я решил, что она нуждается в более усиленном питании. Дождался, пока вернется к канистре, и вежливо поинтересовался:
— Девушка, как насчет мяса кроликов? Очень много витаминов и микроэлементов.
 
Вопрос неприятно поразил хозяйку мопеда.
 
Она вытащила наливной кран из канистры и направила на меня как пистолет.
 
— Какие еще кролики?
 
— Вы не беспокойтесь! Кролики отличные, выращенные без гормонов в монастыре под Воронежем…
 
— Живые?!
 
— Нет. Мертвые…
 
— А кто их убил? Вы?!
 
— Я?! Нет, что вы. Я не убиваю кроликов…
 
— А почему вы занервничали? По глазам вижу, что дело нечис-то. Вы — убийца животных!
 
— Боже упаси! — воскликнул я, но голос мой дрогнул. Я вспомнил агонию хряка Борьки.
 
— Не надо тут Бога трепать! Взяли моду, чуть что Боженькой прикрываться…
 
И тут она словно опомнилась. Обмякла, переменилась в лице, опустила кран в канистру и мягким голосом спросила:
— Монастырские, говорите… А сколько их у вас?
 
— Три штуки! — обрадовался я, ничего не подозревая.
 
— Я знаю людей, которым… пригодился бы кролик!
 
— Так отведите меня к ним скорее! — воскликнул я. — Чтобы мясо не испортилось.
 
При слове «мясо» губы ее сжались. Но она ничего не ответила. Заправила канистру и жестом приказала мне следовать за ней…
 
Кто может заподозрить опасность в хилой девице, на которой майка висит как вешалке в детском шкафчике? Никто… Но это был явно не мой день… Мы проехали минут семь. Дорога так и шла мимо полей. Безжалостное солнце только-только пошло на ущерб — начало падать за верхушки деревьев в посадках. Мы подъехали к убранному полю, на краю которого стояло два прицепа с опущенными бортами. На прицепах, тесно прижавшись друг к дружке и вырастая в четыре этажа, жили… ульи с пчелами. Это была передвижная пасека. Чуть поодаль был сооружен навес, стоял стол с лавками и несколько мужчин и женщин занимались по хозяйству. Один из них, мужчина с огромным бронзовым брюхом, правил бруском косу-литовку. Девица протарахтела на мопеде прямо под навес. Я же съехал с асфальта и остановился на кромке. Вытащил коробку с кроликами и торжественно понес ее к столу — центру полевого стана пасечников.
 
— Добрый вечер! — приветствовал я пчеловодов, по привычке широко улыбаясь.
 
И только тогда заметил, что мне здесь не рады. Люди взирали на меня хмурыми лицами. Чем-то я был им подозрителен. Словно приехал воровать их пчел. Странно повела себя и моя проводница.
 
— Вот! Никандр Васильевич, нашла на заправке! Втюхивал всем мясо кроликов, — сказала она так, словно я был забулдыгой, торгующим бельем на пропой души.
 
Никандром Васильевичем оказался тот самый мужчина с обнаженным торсом и с косой-литовкой в руках. Видимо, предводитель собрания.
 
— Так-так… — протянул он.
 
И все пчеловоды, словно по сигналу, окружили меня неплотным, но очевидно недружелюбным кольцом. А один из них перегородил выезд моей машины, бросив под задние колеса валун. Чувствуя холодок на спине, я все же взял себя в руки и произнес панегирик про свежесть и диетические качества моей продукции. Чтобы люди не сомневались: никакой фиги в кармане я не держу… Но фига в кармане была у них, а не у меня.
 
— Ты, парень, попал не по адресу! — сказал предводитель.
 
— Совсем не по адресу… — угрожающе добавил молодой парень в комбинезоне с шевроном башкирской топливной компании.
 
— А в чем, собственно, дело? — силился понять я.
 
— Дело в том, — усмехнулся Никандр Васильевич, — что убивать животных с целью их употребления в пищу жестоко и подло…
 
— Жестоко и подло! — повторила моя проводница.
 
— Почему? — не унимался я, чувствуя, что предательский холодок скатился со спины и засвербил под копчиком.
 
— Потому что это… больно.
 
С этими словами предводитель слегка ткнул меня черенком косы в бок. И затем взял ее наперевес, словно для косьбы. Даже не обладая сверхъестественным чутьем Остапа Бендера, я понял, что сейчас меня будут бить… Или того хуже.
 
— Я все понял! — сказал я нарочито бодрым голосом и для пущей убедительности поднял руки вверх. — Вы защитники животных! Я ошибся адресом. С кем не бывает… Разрешите откланяться и убраться восвояси, не причинив больше никому вреда?
 
Я улыбался, но лихорадочно соображал, как буду выпутываться из дурацкой истории.
 
— Давайте его отху…им, чтоб он почувствовал себя на месте кроликов, — неожиданно предложил малый в комбинезоне.
 
— Тогда вы окажетесь на месте убийц кролика, — нашелся я. — А это противоречит вашим принципам. Не надо меня отху…вать. Проявите жалость к чужому заблуждению.
 
— Словоблуд, — сказала женщина в застиранном переднике.
 
— А давайте на него пчел натравим? — предложила моя про-водница. — Сколько укусов нужно, чтобы ласты склеить? А ментам скажем, что хотел украсть ульи, вот и получил.
 
«Подлая вешалка! — подумал я. — Откуда такая ненависть к мужчинам?»
 
— Ладно! — выступил наконец Никандр Васильевич. — Сделаем так…
 
Веганы уставились на предводителя. Приговор был короткий.
 
— Пусть похоронит своих кроликов и катится на все четыре стороны.
 
— То есть как похоронит? — удивился я.
 
— Закопай в землю несчастное животное и уматывай, пока тебя самого не закопали!
 
— Понял! — бодро ответил я. — Возражений не имею. Лопата у вас есть?
 
— Своей копай, — отрезал предводитель.
 
Я не заставил повторять дважды. Вернулся к машине и сделал вид, что ищу лопату в багажнике. Но на самом деле я боролся с внутренним голосом. Совесть твердила мне, что я трус и предатель. Испугался каких-то травожуев! Ну и что, что их больше? Кролики достойны лучшей судьбы. А я сейчас униженно и с позором зарою их в землю, и они достанутся червям, а не добрым людям, как завещал мой беглый монах?.. Сдаться без боя, и кому? Людям, не способным увидеть красоту в зреющем на солнце вилке сыровяленой колбаски?! Подлец, твердила совесть. И тогда появилось решение — дерзкое и предельно рискованное. Я вытащил лопату, как бы случайно оставил водительскую дверь открытой, вернулся к столу, взял ящик в руки и как ни в чем не бывало зашагал с ним обратно. Большая половина травоедов-пасечников вернулась к своим делам. И только один продолжал следить за моими действиями.
 
— И куда это мы направились? — спросил малый в комбинезоне.
 
— Не под носом же их зарывать. Отнесу к посадке и там… — ответил я с непревзойденным хладнокровием.
 
Но, дойдя до края пасеки, я опрометью кинулся к машине и, как заяц, за две секунды одолел метров двадцать открытого пространства. Швырнул ящик в салон, прыгнул за руль и…
 
Кролик номер шесть.
Погоня и избавление

 
Я помнил, что под задними колесами у меня камень. Выезд на асфальт задним ходом был невозможен. Никто из веганов не предполагал, что я решусь удрать на автомобиле прямо по жнивью. Но на это и был мой расчет. Сделав крутой разворот и подняв облако сухой пыли над всем станом, я ринулся прямо, не разбирая дороги, как танк. Земля была сухая и твердая, я уповал на трехлитровую мощь японского двигателя, но самое главное — в конце поля обычно имеется просвет между посадками. Там я собирался вырваться из ловушки.
 
Пасечники хоть и наглотались пыли, но быстро очухались, повскочили на свои мопеды и бросились в погоню. Они понимали: коснись я асфальта, и меня уже не догнать. Поэтому двое из них двигались по шоссе параллельно моему курсу. А еще двое наседали сзади, как собаки на медведя. Если бы я заглох, если бы попал в яму, если бы кого-нибудь случайно задавил… Закопали бы меня вместе с кроликами, и никто бы не узнал, где могилка моя.



Но удача улыбнулась мне… Я миновал две посадки, пересек три поля, несколько раз скреб днищем землю и все же выехал на грунтовую дорогу. Слева, метрах в двухстах, начиналось шоссе. Но противник перекрыл выезд. А справа виднелись хозпостройки неизвестного назначения. Я поехал направо. И странное дело… пчеловоды не стали меня преследовать. Даже те, кто гнались за мной по полю, поднявшись на дорогу, постояли немного и отправились восвояси.
 
Погоня кончилась, я въехал в поместье. Это было крупное крестьянско-фермерское хозяйство. Фермы, амбары, конюшня, трактора и комбайны — все стояло чинно и рядами. Чувствовалась крепкая хозяйская рука. За длинным кирпичным сараем в тени стояла деревянная беседка под покатой крышей. В беседке за дощатым столом сидели человек двенадцать загорелых и чумазых мужиков и ужинали… В тарелках дымился суп, и в плоских мисках на столе лежали куски вареного мяса.
 
Я это увидел и подумал: «Свои…»
 
— Приятного аппетита! — обратился я к ужинающим. — Выручайте, мужики…
 
Фермеры отложили ложки и подняли на меня глаза. И я им с ходу рассказал всю историю про кроликов, пчеловодов и про погоню.
 
— Совсем распоясались дурики салатные… — заметил сидевший во главе стола высокий пожилой фермер. — Одно дело книжки втюхивать и проповеди читать. А другое — по нашим полям за людьми гоняться… Надо будет их хорошенечко посмирять завтра… А тебе повезло… Мог ведь напороться на поливной кран, и кирдык машине… Ужинать будешь?
 
— Спасибо! — сказал я. — С удовольствием. Но что с кроликами делать?
 
— Андрюха! Это по твоей части… — сказал старший.
 
Из-за стола поднялся толстый неповоротливый малый в белой рубашке. Я проследовал вслед за ним в дальний угол хоздвора. Он открыл дверь в сарай из силикатного кирпича. В небольшой комнате за длинными железными столами сидели три женщины в полупрозрачных шапочках и вручную лепили пельмени. Руки и передники у них были в муке. Тут же лежали скалки, стояли бутылки с маслом, тазики с фаршем и никелированные лотки с готовой продукцией. А вдоль стены шли в ряд морозильные камеры.
 
— Что это? — спросил я, не доверяя собственным глазам.
 
— Пельменный цех, — ответил довольный Андрюха и добавил, спохватившись: — Только про это не надо никому рассказывать. Мы это особо не афишируем. Ладно? Семеновна! — крикнул он. — Прими кроликов, пожалуйста…
 
— Стоп! — сказал я. — Не надо в пельмени. Я знаю, что надо с ними сделать…
 
На следующий день я приготовил из трех кроликов фрикасе с чесноком, в домашней сметане, конечно. И в обед накормил им целую бригаду комбайнеров. Прямо в поле, на обочине дороги… Где-то между Кубанью и Доном.   


Колонка Александра Рохлина опубликована в журнале "Русский пионер" №84. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
84 «Русский пионер» №84
(Сентябрь ‘2018 — Сентябрь 2018)
Тема: дороги
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям