Классный журнал

Моряк, покрепче вяжи узлы

11 июля 2018 11:00

Певец и колумнист «Русского пионера» Михаил Лузин оказался на знаменитом корабле. И он там не пел. Точнее, потом пел, но сначала было не до того — качка. Продольная и поперечная, 3D-качка. В такие минуты поневоле станешь философом и поймешь: то, что тебя опустошает, наполнит тебя чем-нибудь другим.

Есть три вида романтики: романтика отношений, романтика революции и романтика путешествий. Во всех трех случаях у участника полностью сносит голову, а когда голова встает на место, очень сложно описать, что же это было такое там и тогда, почему же так накрыло. Романтика — это всегда про здесь и сейчас. Пожалуй, у романтики путешествий меньше всего побочных эффектов, да и держит она ровнее и дольше.

Еще Гераклит говорил: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, вода уже будет другой. В случае с «Крузенштерном» река времени бежит очень быстро, и нельзя взойти на борт и сойти с него, оставшись одним и тем же человеком. Море неминуемо добавит соли в душу и уверенности в походку.

«Крузенштерн» — это самый большой парусник в мире. Он был построен немцами в 1927 году, а в 1945-м по репарациям достался нашим. Сегодня он приписан к Калининградской академии рыболовного флота, и на нем проходят практику 120 курсантов. Поднимают и спускают паруса, живут по корабельному распорядку. Еще на борту 60 постоянных членов экипажа: капитан, его помощники, мотористы, повара, матросы. Плюс в каждый переход на борт поднимаются порядка 30–40 туристов. Мне повезло, я был в их числе.

Это королевское путешествие, скажу я вам.

Многие мои друзья были на практике Випассаны. На входе у тебя отбирают телефон, и в течение десяти последующих дней есть только молчание, самая простая еда и медитации. На выходе многие меняют работу, место жительства, а то и всю жизнь — настолько силен эффект возвращения в «здесь и сейчас» посредством изоляции от внешних раздражителей и усиления концентрации.

Я на Випассане не был, но бьюсь об заклад, «Крузенштерн» обладает схожим эффектом. При том, что еда здесь вкусная и молчать приходится разве что восхищаясь красотой заката.

«Крузенштерн» изолирует тебя от внешнего мира лучше, чем любой бункер, и через эту изоляцию, через постоянное преодоление трудностей возвращает тебя к тебе. В момент. В настоящее. Когда ты в море, у тебя есть только сто метров палубы и двести человек на борту. На третий день ты вдруг вспоминаешь, что где-то там есть какая-то другая жизнь. В моменте она кажется не более реальной, чем волны за бортом. Волны-то как раз реальны. А неудавшаяся любовь, неотвеченные письма по работе, казавшиеся важными идеи — всё напрочь выдувает из головы океанский ветер. Ты понимаешь: не стоит тратить энергию на то, что не относится к моменту; на то, что ослабляет тебя; на то, что не возвращается; на тех, кто только берет. Пора счистить ракушки с корпуса, заделать пробоины, стать сильнее.

Корабль экзистенциален: здесь бывает довольно жестко. Сразу же после выхода из испанского порта Виго в Атлантику мы попали в океанскую зыбь (так моряки называют волны средней степени), началась качка, которая длилась пару суток. Корма «Крузенштерна» то вздымалась над волнами, то погружалась в горизонт.

Качка означает: здравствуй, морская болезнь.

Да, меня рвало. Стоишь себе на палубе, слушаешь инструктаж боцмана по технике безопасности, как вдруг из самых глубин организма поднимается позыв. Сначала ты его сдерживаешь, а потом вспоминаешь слова капитана, что рвота при качке — это нормально. Молниеносный бросок к борту — и ты снова видишь свой завтрак. Кстати, за борт не стоит, к краю подходить опасно. Лучше на металлический периметр палубы, покрашенный зеленой краской. Все равно волной смоет. Встаешь, как ни в чем не бывало подходишь к боцману и продолжаешь слушать инструктаж. Боцман и бровью не ведёт, он еще и не такое видел.

К продольной качке прибавляется поперечная — это когда корабль кренится то на левый, то на правый борт. Комбинация продольной и поперечной качки дает мощный психоделический эффект. Вестибулярный аппарат не понимает, как реагировать, и слетает с катушек. Тебя мутит, ты вообще не понимаешь, что происходит. А это всего-то волнение в четыре балла.

Самые тревожные места во время качки — на корме и на юте (то есть на носу) судна. Наша столовая и кают-компания, которая называется «трейниз» (то есть для курсантов, от английского «trainees»), как раз находится на носу. Непередаваемое ощущение! Ты вроде бы пытаешься поесть, а кормят здесь вкусно. И при этом пытаешься удержать только что съеденное. И да, капитан говорит, что лучше есть, чем голодать. По крайней мере, будет чем рвать.

Единственное место, где можно облегчить страдания от качки, находится за капитанским мостиком, на тренировочной палубе. В центре судна колебания не такие большие, как на корме и на юте. Приступы морской болезни успокаиваются созерцанием линии горизонта как единственного неподвижного элемента реальности, и пением песен. Кому-то (например, капитану) во время качки постоянно хочется есть. Кого-то накрывает паникой. Мне хочется лежать и спать.

Еще помогает трудотерапия. Утром после завтрака была объявлена мокрая уборка палубы. Мы отобрали у курсантов швабры и носились с ними взад-вперед по вверенному нам участку вдоль борта. Моросил атлантический дождь. Саундтреком пенной вечеринки была самая жуткая попса, которую вы только можете представить: «Ориентация Север». «Чем жарче любовь — тем ниже поцелуи» и так далее. На веревке над палубой болтались свежевыстиранные гимнастерки и матроски, добавляя антуража.

Затем случился парусный аврал — это общая активность по подъему парусов. За пять минут до аврала по громкой связи раздается команда «приготовиться к парусному авралу». Это значит надо бросать все дела и нестись сломя голову в свой кубрик, где в ящике под кроватью хранятся страховочные пояса. Одеваться, натягивать страховки и под тройной сигнал звонка и троекратную команду «парусный аврал, парусный аврал, парусный аврал», разрывающую динамик радиоточки, мчаться на палубу к своей мачте.

При попадании на «Крузенштерн» каждого участника команды (будь то курсант академии рыболовного флота или практикант клуба путешествий Михаила Кожухова) прикрепляют к одной из трех мачт барка (четвертая, бизань, находится в епархии боцмана третьей мачты и почти не используется). Боцман мачты — твой царь и господин, особенно во время парусного аврала. Его приказы следует исполнять беспрекословно и немедленно.

Во время аврала вся палуба приходит в движение. Кто-то бегает со шкотами, натягивая паруса, кто-то крутит марсофальную лебедку, чтобы поднять нижнюю брам-рею, и все это управляется волей и грозным голосом боцмана.

После обеда мы поднимались на мачты. Для тех, кто на «Крузенштерне» впервые, это крайне волнующее мероприятие. Первый подъем — на марсовую площадку, что на высоте балкона пятого этажа (примерно 14 метров над уровнем палубы). Карабкаешься сначала по тугим трапам, натянутым от бортов к мачтам, потом — по веревочной лестнице (только вместо веревок — металлические тросы) и наконец попадаешь на площадку. Пристегиваешься к трапу площадки страховкой. Спереди — натянутые паруса, сзади, слева, справа — открытый океан, сколько хватает взгляда.

Мы шли вдоль побережья Португалии за пределами двенадцатимильной зоны, так что португальского берега, увы, уже не было видно. Глубина под килем — порядка двух тысяч метров, а скорость — около 11 узлов (то есть морских миль в час, то есть порядка 20 километров в час). Шли на комбинированном ходу — и под парусами, и под двигателями.

На полдник давали селедку с картошкой и мандаринами. Вечером был творческий вечер Михаила Кожухова в кают-компании, после чего мы пели песни на площадке за капитанским мостиком, под звездами и парусами. Потом пошли было спать, и вдруг обнаружилось, что сауна, в которой у нас располагается мужская душевая, до сих пор горячая. На корабле был санитарно-банный день — потому мы и палубу драили. Дело было после отбоя, команда после сауны уже давно разошлась по кубрикам, вот мы и посидели там часок. Очень интересное ощущение — париться в баньке во время качки. Сидишь на скамейке, потеешь, а тебя шатает то влево, то вправо.

На следующий день морская болезнь отступила. То ли сауна сработала, то ли организм привык, то ли волнение на море улеглось. Уже всего два балла. На завтрак — йогурт и бутерброды с маслом и колбасой, и они, о счастье, больше не просятся обратно. Прояснилось и в голове. Сидишь под парусами на тренировочном мостике, и накатывает умиротворение. Наконец-то приходит ощущение, что все не зря и поездка будет не изнуряющей, а радостной.

После обеда мы поднимались на реи. Это более увлекательное мероприятие, чем марсельная площадка. Мы карабкались на высоту 42 метра на бом-брам-рею — это горизонтальная перекладина, к которой крепится самый высокий парус. Ты лезешь вверх по трапам — веревочным лестницам — без страховки и пристегиваешься, только когда доползаешь до пункта назначения. Страшно! Мы взбирались на реи во время качки. Корабль шатает, и тебя вместе с лестницей тащит то влево, то вправо. Вцепляешься изо всех сил в этот трап, до боли в руках… Но бояться — нормально. Если ничего не боишься, это тревожный сигнал, лучше не лезть. Да и боцман не пустит.

Когда спускались оттуда, было состояние полнейшего счастья, эйфории. Мы легли на сетку над водой на бушприте, что на носу судна. Я принес гитару, играл и пел, и это, пожалуй, был кульминационный момент путешествия. Только что ты преодолел себя и свой страх, забрался на мачту на высоту 15-этажного дома, а сейчас — гитара, песни, спокойствие и радость. А под сеткой, на которой ты лежишь, ныряют дельфины, соревнуясь с «Крузенштерном» на скорость.

Все статьи автора Читать все