Классный журнал

Между дном и крышкой

22 июня 2018 11:20

Упомянув свою первую и главную ассоциацию с темой номера — «Чемодан» Сергея Довлатова, автор тем не менее скромно оговаривается, что по образованию он математик и не претендует на лавры сочинителя. Но это, как говорится, читателю решать: сочинение cтаршего вице-президента Private Banking Банка ВТБ Дмитрия Брейтенбихера публикуется здесь и сейчас, теперь уже это необратимо.

Безусловно, первой и главной ассоциацией к заданной теме был «Чемодан» Довлатова, который уже был темой Пионерских чтений и как раз которому я пытался, насколько это возможно, подражать, пытаясь впихнуть свои и чужие жизненные истории в достаточно емкую и удобную формулу «жизни» между дном и крышкой чемодана, где заключена «такая пропащая, бесценная, единственная жизнь».

Однако, во-первых, я уже использовал этот формат, а во-вторых, я помню не вполне благосклонное отношение к самому Сергею Донатовичу основного ядра колумнистов «Пионера». Поэтому мои робкие попытки лить свою, не особо фильтрованную каким-либо литературным талантом, воду на мельницу совершенно другого уровня вряд ли найдут отклик у аудитории журнала.

Тем не менее, будучи математиком по образованию… и по поведению, я решил прибегнуть к часто используемому в точных науках способу «доказательства от противного». Поэтому, нисколько не претендуя на лавры искусного сочинителя или знатока литературы и даже не пытаясь хоть как-то примериться к глубокомысленно-философской позе эстетствующего литератора или салонного героя, я решил, наоборот, опустить планку еще на уровень ниже.

То есть отработать колонку «в лоб» и без претензий ни на высокохудожественный замысел, ни на очевидную актуальность политических аллюзий самой темы «чемоданных настроений» в нынешней ситуации долгосрочной властной завершенности и в первом и во втором чтении.

Кстати, здесь оговорюсь, мне как раз ближе всего позиция Высоцкого, который говорил: «Не волнуйтесь — я не уехал… И не надейтесь — я не уеду».

В этой связи я решил коснуться гораздо более прозаичной и очевидной, хотя и менее резонансной, истории «чемодана» как обычной, по словам моего младшего сына, «большой штуковины на колесиках — когда мы куда-нибудь едем».

Пролог

До того как перейти непосредственно к «чемоданным историям», необходимо сделать важную оговорку, которая частично прольет свет на логику дальнейшего повествования — при условии ее наличия.

Итак, если есть хоть малейшая возможность делегировать кому-либо (жене, знакомой, коллеге по работе) планирование, бронирование и сборы в отпуск — делайте это не раздумывая!

Несмотря ни на что. Ни на встречное удивленное негодование: «почему я?», «раньше ты не мог сказать?», «а сам ты что, не можешь?».

Ни на любые причины: «не могу дозвониться до турагента», «все уже всё давно забронировали», «приличных мест вообще уже нет». Кстати, здесь не важен уровень достатка и запросов: «приличных мест» не будет — ни в 5* «One and Only» на Мальдивах, ни в 3* Beach Resort Antalya.

Поэтому не поддавайтесь этому всегда предсказуемо ожесточенному сопротивлению, стойте на своем. Это важно. Один шаг назад, и все пропало: теперь вы занимаетесь организацией отдыха. Вы несете ответственность за перелет, за отель, за еду и за погоду, за «ты что, не видишь ребенку, не нравится», за «жарко», за «холодно», за «почему тут комары», за «как нас вообще могли поселить здесь?» (вилла, номер, комната не имеет значения) и, в конце концов, за «испорченный по твоей милости, Дима, отпуск, спасибо тебе большое».

Обратная ситуация с делегированием дает вам спокойствие и широкую амплитуду реакции на все события. От справедливо гневного: «Неужели, пока я работаю, нельзя было четко договориться хотя бы об отпуске?» до благородного: «Ну ладно, подумаешь, любой мог ошибиться — давай доплатим, и все». Со всеми далее вытекающими бонусами от этой «виноватой благодарности».

Часть 1. Одинаковость

Мы собирались ехать в Лондон. Я по указанной выше традиции сразу определил вводные: «Хорошо, занимайтесь. Найдите занятия — английский язык. Выясните, где есть музеи, аттракционы с Гарри Поттером (тогда главное увлечение старшего сына). И раз уж вы там будете две недели, может быть, проще размещаться не в отеле, а снять хорошую квартиру? Тем более что сейчас все практически так и делают, используя приложение Airbnb».

Все возражения «Ой, а я не знаю, может быть, ты сам» я решительно пресек, сказал, что мне некогда и «неужели даже это нельзя сделать». Я не буду утомлять деталями, подробностями сборов. Итак, Англия, Лондон, аэропорт Heathrow. Прождав багаж возле ленты транспортера, мы видим единственный оставшийся чемодан Rimowa — точь-в-точь как у нас, но только с красной биркой. Осознание приходит мгновенно, моментально (читать с саркастической интонацией) — на третьем почетном одиноком круге чужой «Римовы»: хозяин этого чемодана взял наш вместо своего. Жена глубокомысленно сообщает, что «а, да, точно, я видела: взрослый мужчина с девушкой шли. Я еще подумала: “Ой, по-моему, они наш чемодан взяли”, но потом решила: “Да нет, вряд ли”».

«Как давно?» — спрашиваю. «Ну, минуты три-пять назад, пока ты, как всегда, разговаривал по телефону», — реагирует жена.

Эпитеты из этических соображений оставляю за скобками… Хватаю чемодан «взрослого мужчины, который с девушкой только что шли» и бегу на выход в надежде их догнать и перехватить. На улице огромное количество народа… Где они, кто они, что они — не могу разобраться. Но делать нечего. На чемодане красная бирка какого-то клуба и подпись: «Переверзев Александр Станиславович». Я понимаю, что плыть по течению в этом отпуске явно уже не получается. Беру инициативу в свои руки и набираю знакомого бывшего генерала ФСБ, хотя, по его же меткому заявлению, «у нас “бывших” не бывает». «Так и так, — говорю, — мой чемодан в аэропорту в Лондоне забрал гражданин Переверзев А.С., летел со мной одним рейсом — мне нужен его телефон». Далее коротко, почти телеграфно объясняю суть ситуации, номер рейса, параметры чемодана, пытаюсь зачем-то вставить особые приметы господина Переверзева — но могу выделить лишь то, что он не особо внимателен, раз не заметил отсутствие красной бирки, или что был слишком увлечен беседой со своей молодой подругой. Жена, за исключением сумки Birkin, у этой подруги дополнительных примет не добавила.

Генерал смеется, но обещает помочь и кладет трубку. В это время старший сын говорит: «Папа, можешь записать». Я отмахиваюсь: «Сейчас, сынок, не до тебя, не до писем, ни до чего».

«Пап, ну ты сам хотел телефон», — и диктует мне номер телефона господина Переверзева Александра Станиславовича. Я говорю: «Сынок, ничего не понимаю, а как?»

«Пап, ну есть же Google, Facebook». Я начинаю звонить, Александр Станиславович не берет трубку. Видимо, по-прежнему занят разговором со своей спутницей. А может быть, они уже вместе радостно разбирают вещи из моего чемодана, демонически хохоча.

Эти и другие картинки рисует мое богатое воображение, но я понимаю, что нужно что-то делать. Отправляю жену с детьми на нашу арендованную квартиру. Тем более что индус — водитель Uber уже несколько раз тревожно, но мягко, благодаря акценту, напоминал, что он нас ожидает уже «ольмост илеван минютс».

Сам возвращаюсь в здание аэропорта Heathrow для того, чтобы составить заявление и т.д. — пройти все формальные процедуры. Но на входе меня ждет неожиданное препятствие. Мне говорят: «Сюда с багажом нельзя. Да и в принципе нельзя. Вы уже вышли». Я начинаю объяснять, дескать, так и так, кто-то взял мой чемодан, я взял этот чемодан. Они сначала не очень врубаются в ситуацию, но потом говорят: «Хорошо, подождите». Что-то обсуждают между собой, потом приглашают меня вместе с чемоданом в отдельную комнатку с ярким светом. И заходит полицейский. Я ему опять-таки вкратце объясняю суть происходящего и говорю: мне бы составить заявление, оставить чемодан и ехать. Я надеюсь на сознательность господина Переверзева и что, возможно, обнаружив детские футболки, пару наборов Lego и книгу о Гарри Поттере, он все-таки вернет чемодан в аэропорт.

Но вместо того, чтобы давать бланки заявления о потере багажа, полицейский очень испытующе смотрит на меня и начинает очень четко, чеканя английский слог, говорить:

— Правильно ли я понимаю, что, когда вы покидали здание аэропорта с этим чемоданом, вы знали, что чемодан принадлежит не вам?

— Yes, — говорю, что ж тут. И опять пускаюсь в объяснения. Говорю, что я физически очень быстр, что жена видела, что я могу в три прыжка, грациозных — насколько это возможно — догнать любого… пожилого мужчину со спутницей.

Но полицейский меня обрывает:

— То есть вы взяли чужой чемодан и вышли из аэропорта?

— Ну так я же его хотел обменять. У меня же Uber и Airbnb, — говорю я, надеясь, что знание этих мировых компаний переквалифицирует меня в гражданина мира.

— Вы понимаете, — опять прерывает мою тираду полицейский, — что это воровство?

Я, естественно, недоумеваю:

— Что это такое вы мне тут говорите, товарищ коп? — В стрессовых ситуациях меня подводит наша российская эклектика, странно сочетающая «господин президент» и «товарищ верховный главнокомандующий». — Я же бежал, я же чтобы поменяться чемоданами, я же…

— Стоп. Но вы же знали, что это чужой чемодан, — снова и снова пресекает меня офицер.

Ну и так далее, и тому подобное. Это продолжалось около получаса, в разных интонациях и смыслах, в которых я пытался что-то дополнительно придумывать: «Извините, я же не знал, что тут так нельзя… Вот у нас в России все, кто меняется чемоданами, бегут потом за ними, и всё. И все чрезвычайно рады. Эндорфины зашкаливают». И так далее.

Наконец, посоветовавшись со служащими аэропорта, с каким-то старшим полицейским, который тоже заходил, местные власти решают дать мне шанс на исправление, ограничиваются предупреждением и отправляют внутрь вместе с чемоданом Переверзева писать заявление на стойку потерянного багажа.

Находясь под стрессом от всего произошедшего, понимая, что сейчас венцом лондонской эпопеи было бы отправиться куда-нибудь в участок, я получаю звонок от жены. Как-то пытаюсь поделиться с ней мытарствами и радостью внезапного освобождения: «Ты представляешь…». Но она не представляет: «Нет, это ты представляешь: мы арендовали квартиру в подвале, тут сыро, тут какие-то люди вешают зеркало, комнаты маленькие темные» — и далее по тексту. Я пытаюсь вяло забраться на своего коня: «Так это ты же выбирала, ты же смотрела фотографии, ты же писала, ты же…»

«Это ТВОЙ Airbnb!» — получаю вердикт. В такие минуты четко понимаешь, насколько сложно жить в гармонии с хаосом. Бессмысленно рассказывать о том, что тут со мной происходит, с багажом, да это и не интересно. Мне нужно решить вопрос здесь и ехать решать вопрос там.

Пишу заявление, сажусь, еду. По дороге пытаюсь связаться с господином Переверзевым. И он, на удивление, берет трубку. «Да», — как ни в чем не бывало говорит он. Я пытаюсь объяснить: «Вы знаете, что вы забрали наш чемодан, а я вот тут, у меня дети, у меня Uber, у меня всё».

Выслушав меня, Александр Станиславович говорит: «Я живу в районе Kensington Palace Garden, знаете?» Это было сказано так небрежно, что с тем, кто не знает один из самых дорогих районов Лондона, разговор бессмыслен. «Конечно», — рефлекторно ответил я.

«Тогда наш чемодан завезите по адресу (сейчас вам пришлют) и оставьте у горничной, а свой заберите у нее же. Дело в том, что меня не будет, мы сейчас уже уезжаем в ресторан». И параллельно, очевидно девушке: «Зая, что у нас заказано на Mayfair? The Square или Corrigans?» Но я не дал Александру Станиславовичу договорить с его «заей». Я высказал всё по поводу того, что это из-за него я проторчал сейчас больше часа в аэропорту, что это из-за него меня чуть не увезли в участок, что из-за него у меня темно и сыро в квартире… и я должен развозить его чемоданы по Лондону? Я не успел выместить на нем всю злобу мира. Господин Переверзев меня перебил: «Хорошо, хорошо. Не надо так нервничать. Он совершенно нервный, зая. Давайте я отправлю к вам водителя. Скажите, где это там ваша квартира?» После презентации Kensington Palace Garden я не стал говорить где, тем более что мы, судя по настроению жены, собирались оттуда выезжать. Я зачем-то сказал: «Я тоже буду в ресторане». «Ну ладно, ладно, — сказал Переверзев. — Я дам водителю ваш телефон, вы сами там с ним решайте», — скинув меня на уровень персонала, закончил он.

Но позвонил мне сначала не водитель, а генерал — продиктовал мне номер телефона Переверзева (я делал вид, что записываю) и бонусом добавил: «Вообще, особо за ним ничего нет, так, по мелочи — наезд на пешехода в 96-м году».

Потом, конечно, мы сами с водителем Переверзева все решили, хотя он был удивлен, что я не отдал ему чемодан с красной биркой, а отправил его в аэропорт. Ему также пришлось объяснять, что я не мог вынести чемодан из аэропорта, потому что «это воровство» и он должен был по идее английские законы знать. «Ok, — реагировал водитель, — мне что-то нужно передать мистеру Переверзеву?»

«Передайте мистеру Переверзеву, — я задумался, — чтобы был внимательнее за рулем».

Как бы то ни было, это меня навело на мысль: чемоданы — одинаковые, люди — разные, и отношение этих людей к людям разное. С одной стороны — так просто, с другой — так непостижимо. И одинаковость — это не значит согласие, а однообразие еще не предполагает единство.

Часть 2. Яркая индивидуальность

Быть ярким и как-то выделяться на общем фоне — это тоже не панацея. Быть другим — это еще не значит быть лучше. Другими словами, гвоздь, который торчит, определенно забьют первым. В подтверждение чего небольшая история тоже с чемоданом, но которая произошла с моим другом, телеведущим Александром.

В то время они заканчивали съемки телепередачи «Галилео» и возвращались с оператором из Мюнхена. Администратор их попросила: «Ребята, захватите реквизит для российских съемок. Вам тут его загрузят, а там встретят, все в порядке».

«Да, конечно, захватим, все в порядке», — ответил Саша.

И вот в назначенное время в аэропорт им привезли чемодан ЯРКО-РОЗОВОГО цвета. Человек, который привозил этот чемодан, сказал: «Вот. Запомните, пожалуйста».

Пушной отшутился: «Этот чемодан нам не забыть. Я скажу больше — теперь он будет сниться нам практически всю жизнь». Действительно, такое не забывается. Настолько ярко — просто «вырви глаз». Ну, посмеялись, прилетели в Москву. К своему удивлению, на ленте они чемодан не обнаружили…

Вероятность того, что он как-то незаметно затерялся среди прочего багажа, была нулевой, поэтому ребята отправились на поиски пропавшего реквизита.

Они начали описывать чемодан в комнате пропавшего багажа. Появился сотрудник таможенной службы и, с интересом наблюдая за Сашей и его оператором, пригласил их куда-то с собой.

Они зашли в небольшое помещение и увидели на столе свой чемодан. Таможенник говорит: «Это чей чемодан?»

— Наш, — хором ответили ребята.

— А чей? А чей конкретно?

— Да наш, наш, общий, — радуясь находке, констатировал Александр.

— Общий? — улыбнулся таможенник. — Давайте его тогда посмотрим.

— Давайте, — нетерпеливо сказал Саша, которого немного начинала раздражать затянувшаяся интрига и собравшиеся в значительном количестве сотрудники служб аэропорта в этой комнате.

— Отлично, — сказал таможенник, открыл чемодан и торжественно, наслаждаясь моментом, начал доставать и демонстрировать по одному предмету: две большие парафиновые свечки, терку, плетку, зажим для аккумулятора, изоленту, женские резиновые сапоги и мотоциклетную каску.

Саша понял, к чему идет это представление: «Вы понимаете, мы снимаем программу “Галилео”».

— Галилео? — переспросил таможенник. И две девушки из паспортной службы прыснули со смеха. Вероятно, им показалось очень забавным такое «неожиданное» сочетание звуков.

— Да, Галилео. Это ученый. Мы проводим эксперименты.

— Эксперименты? — ухмыльнулся таможенник, изучая плетку.

Саша для того, чтобы как-то мотивировать, а также перехватить эту юмористическую инициативу, сказал: «Да, передача “Галилео”», чем вызвал опять смех девушек, наслаждавшихся представлением.

«Галилей — этот тот, который земля вертится. Ну помните?» — и зачем-то процитировал почему-то пришедший ему на ум стих Е.А. Евтушенко:

«Ученый, сверстник Галилея,

был Галилея не глупее.

Он знал, что вертится земля,

но у него была семья».

— Семья, говорите, — реагировал таможенник. — Сочувствую.

— Давайте мы уже поедем, мы и так потеряли здесь уже больше часа, — занервничал Саша.

— Конечно, поедете. Давайте. Только сейчас мы все запротоколируем, составим опись и вас отпустим, вдруг это все-таки не ваш чемодан, — ответил сотрудник службы, уже начиная снимать, как и многие его коллеги, выложенные на стол предметы на фоне Саши и его оператора на телефон…

Действительно, у всех нас есть навязчивая потребность — быть понятыми и принятыми. Как при этом, находясь в обществе, научиться доверять собственной уникальности? Особенно если остальным ваши убеждения кажутся странными или глупыми. В любом случае важно оставаться собой и не тратить свою жизнь на попытки подражать остальным.

Часть 3. Не вписываться в рамки и правила

Один мой знакомый, известный музыкант, Борис, достаточно часто гастролировавший по просторам нашей необъятной Родины, обнаружил, что одна из авиакомпаний ввела новые правила для перевозки музыкальных инструментов. Теперь для перевозки своей гитары в салоне необходимо купить дополнительное посадочное место.

Он рассказал о таком нововведении друзьям. Ему тут же отсоветовали: зачем тебе это надо, Борис, тебя все узнают, зайдешь со своей гитарой, попросишь ее где-то разместить, стюардессы положат ее наверх или еще куда-то, не парься…

Но, как законопослушный гражданин, Борис все-таки попросил помощницу купить дополнительное место для гитары и отправился в аэропорт. Первое препятствие возникло уже на самой стойке регистрации. Сотрудница привычным жестом показала на гитару и сказала: «Сдавайте в багаж».

— Милая девушка, подождите, забыл упомянуть, у меня есть специально купленное место для гитары.

Недоумение, шок и трепет:

— А зачем вы покупали?

— Дело в том, что у вашей авиакомпании такие правила, — пытался объяснить музыкант.

— Какие такие правила? Вы понимаете, что я вам не могу выписать посадочный, вы же взрослый человек, — констатировала сотрудница.

Борис кивнул, демонстрируя, что глупо отрицать очевидное.

— И вы должны это, наверное, понимать, — продолжала она. — Как вы себе представляете? Как я вам выпишу посадочный на гитару? Она же не человек!

Борис снова согласился. Хотя философский аспект наличия человечности в звуке личного инструмента на некоторое время заставил его задуматься над вопросом. Но привлекать к этому внутреннему диалогу сотрудницу аэропорта не рискнул. Просто пожал плечами и сказал:

— Простите меня, но я не знаю и, по всей видимости, не могу этого знать, это же ваши правила.

— Что значит «ваши»? Я, что ли, тут их придумала?

— Что вы, нет, конечно. То есть хотел сказать, что сильно в этом сомневаюсь, поскольку в этом случае столь продолжительная дискуссия вряд ли имела бы место.

— Вы что, хотите меня довести?

— Я думал над этим вопросом и пришел к выводу, что довести человека может только нелюбовь и невежество.

— Га-а-аль, Га-а-аль! — позвала свою коллегу сотрудница. — Вот тут звезды чудят. Просит, чтобы я ему выписала посадочный билет для гитары.

Получив очередной недоуменный взгляд, Борис попытался еще раз объяснить:

— Галина, это не эксцентрика и не чудачество, это правила перевозки музыкальных инструментов вашей авиакомпании. И да, сразу оговорюсь, я четко понимаю, Галина, что вы, так же как и ваша коллега, не принимали активного участия в их написании.

Галя, повозмущавшись, потом поковырявшись «нажми здесь, нажми здесь, а попробуй вот так» и не добившись никакого результата, вызвонила какого-то IT-специалиста.

Через полчаса неравной борьбы с системой бронирования и регистрации нечеловеческими усилиями четырех сотрудников авиакомпании посадочный на гитару был выписан.

Но на досмотре Бориса спросили: «Здравствуйте, а где бирка “Ручная кладь” на гитаре?»

Музыкант показал посадочный: «Вот этот посадочный — это для гитары».

Под хихиканье и аккомпанемент полушепота «это же надо», «что только не придумают эти звезды», «совсем с ума посходили» Борис направился в самолет.

В самолете он, как положено, посадил гитару на соседнее место, пристегнул, заготовил уже несколько шуток-вопросов к гитаре: что она будет — курицу или рыбу, комфортная ли температура в салоне, можно ли попросить откинуть спинку кресла и так далее. Вооруженный таким нехитрым юмором, Борис слегка повеселел, несмотря на час, потерянный в аэропорту. Но применить арсенал своих заготовленных фраз он не успел, потому что подошедшая стюардесса сказала:

— Здравствуйте, меня зовут Ирина, рады вас приветствовать, Борис. Нужно убрать вашу гитару.

— Очень приятно, Ирина, у меня есть посадочный на гитару.

Пауза.

— Хорошо, Борис. — Ирина мысленно перебирала курсы повышения квалификации «Сервис — главное» и «Клиент всегда прав». И пыталась их склеить с «экстравагантным» поведением известного музыканта.

— А-а. Я, кажется, поняла вас. Вы хотите, чтобы гитара ехала с вами, чтобы никто другой не занял место рядом с вами, — объявила стюардесса, улыбаясь своей догадливости.

— Вовсе нет, Ирина, просто у вас такие правила перевозки.

В общем, Бориса ждало то же самое бесперспективное и бесполезное повторение диалога с объяснением правил авиакомпании сотрудникам авиакомпании.

Наконец стюардесса пошла, посоветовалась с летчиками, и они коллегиально решили, что в целях безопасности провозки гитары ее нужно все-таки убрать. Гитару убрали.

Но пассажиры, которые находились рядом, в течение всего полета неодобрительно посматривали на Бориса, оценивая, «какие же все-таки эти рокнролльщики на самом деле мизантропы. Это же надо: специально купить дополнительный посадочный, чтобы никто рядом с ним не сел. Да кому ты нужен?». Приблизительно этот текст отображало выражение лиц у всех окружавших музыканта пассажиров.

Напрашивается вывод: если ты не вписываешься в какие-то правила, то совершенно неочевидно, что эти правила существуют. А если они и существуют, то, как правило, эти правила (простите за тавтологию) хорошо знают только те, которые их пишут. Ни те, кто должен контролировать выполнение этих правил, ни те, кто должен соблюдать эти правила, этих правил не знают.

Эпилог

Но главное, пожалуй, во всех этих историях даже не сам чемодан, не его габариты и внешний вид и даже не его наполнение… Важнее это настроение и эмоции, которые мы переживаем, куда-то отправляясь, моменты, которые мы запоминаем…

В этом смысле я вспоминаю одну историю: я как-то поехал к родителям в Казахстан. В Павлодар прямых рейсов не было, и поэтому я полетел в Омск, а оттуда на машине добирался до Павлодара.

И вот на таможне с Казахстаном подошел руководитель погранслужбы или таможни Казахстана, я точно не знаю. Единственное, что я запомнил, — это огромная фуражка, непропорциональная его небольшому росту, загнутая практически вертикально, с кокардой величиной с тарелку, и очень пристальные подозрительные глаза, которыми он как через бойницы сверлил и меня и водителя.

— Откройте багажник, пожалуйста, — сурово сообщил он. Мы открыли.

— Ага, чемодан, — догадался таможенник. Я не стал спорить.

— Что внутри? — Градус строгости и важности осуществляемых манипуляций нарастал.

— Личные вещи, — говорю, — подарки для родителей…

И тут голос сурового блюстителя границы Казахстана дрогнул и как-то потеплел. Он положил свои ручки на чемодан и протяжно, практически нараспев повторил:

— О-о-о-о, пода-а-арки. — Даже немного зажмурился.

— Открыть? — предложил я.

— Да нет, не надо, — после некоторой паузы улыбаясь ответил носитель невероятного головного убора. — Езжайте.

Поэтому во всем и у каждого есть какая-то своя эмоциональная составляющая. Сейчас вообще весь мир идет к тому, что на первый план выступают не сами вещи и не обладание ими как собственностью, а эмоциональный опыт, который мы приобретаем.

Когда мы что-то покупаем, мы не просто осуществляем какую-то функцию, мы воспринимаем ситуацию. Поэтому с некоторой долей обобщения можно сказать, что сейчас весь мир — это сплошная экономика восприятия.

Люди стремятся к впечатлениям, удовлетворяющим их эмоционально, наполненным для них смыслом. Поэтому сектор услуг в мире в целом растет непропорционально быстрее производственного. Индустрия развлечений, туризм и так далее. Ценность услуг лежит в том числе в эмоциональном отклике, который они вызывают. Есть даже такой специальный термин — «психодинамика изобилия».

Поэтому базовые продукты переходят к сложным, потом к услугам, потом восприятие. То есть происходит сдвиг от первично-функционального к первично-эмоциональному.

На этот счет за последние десять лет психологи провели большое количество исследований, которые доказывают, что с точки зрения счастья и ощущения благополучия гораздо выгоднее тратить деньги на приобретение нового опыта, а не новых вещей. Это приносит больше радости. Дело в том, что сегодня информация распространяется горизонтально. И социальное взаимодействие между людьми имеет важное значение — в том, будут они счастливы или нет. Сейчас люди должны говорить с другими людьми и иметь много друзей. Но никто больше не хочет слушать истории о том, где и какую вы купили квартиру и какие обои там поклеили. Людям интереснее узнать, какой сумасшедший вы провели отпуск, где и какие новые ощущения пережили. И даже неудачный опыт, с чего я начинал колонку, в этом смысле в конечном счете может стать неплохой историей.

Есть еще кое-что. Дело в том, что вещи, которыми мы владеем, имеют обыкновение портиться, ломаться, теряться, выходить из моды и эксплуатации. А полученный вами опыт и впечатления уже никто у вас не заберет, и они не обесценятся.

Как говорил Энди Уорхол, отвечая на вопрос, что для него означают деньги: «Деньги — это момент. Деньги — мое настроение». Даже если этих денег чемодан.

Все статьи автора Читать все