Классный журнал

Два сундука

21 июня 2018 10:45

Многоопытный колумнист «РП», посол по особым поручениям МИД Владимир Чуров в своей колонке чистосердечно признается в том, что когда-то он знать не знал, что такое «вюиттон». Зато уже тогда разбирался в винах. Читатель узнает, какое из этих знаний оказалось важнее.

Мы — йоркширские! Всех облаем!

Старикъ Чуров

…Ни у меня, ни у моей жены нет и никогда не было настоящей или поддельной, из «кожи молодого китайского дерматина», вещи с буковками LV. И вообще, я узнал о существовании такой «фирмы» в весьма зрелом возрасте.

В 2002 году я полетел в Канаду с губернатором Владимиром Анатольевичем Яковлевым и банкиром Ю. устанавливать партнерские отношения между Петербургом и Квебеком — самым европейским городом на всем североамериканском континенте, где до сих пор говорят на старом королевском французском языке и презирают короля Людовика XV за то, что после Семилетней войны он уступил Новую Францию англичанам.

Инициатором этой поездки был мэр Бордо и прежний премьер-министр Франции при президенте Жаке Шираке Ален Жюппе. Бордо давно установил партнерские отношения по другую сторону Атлантического океана с Квебеком, а потом и с Петербургом. Жюппе предложил заключить соглашение между Квебеком и Петербургом, образовав из трех городов нечто вроде «Атлантического треугольника». Эпоха тогда была другая, и в такой идее никто не усматривал никакого подвоха, а только пользу развитию культурного и экономического сотрудничества.

В нашей маленькой делегации рассказчик еще был «младшим по званию», хотя и не прислугой «за все». Оттого, когда в аэропорту Монреаля недосчитались чемодана банкира Ю., именно «младшего», умеющего говорить по-английски, послали на поиски багажа.

Прежде чем отправиться в соответствующее бюро, следовало выяснить, как выглядит чемодан. Банкир небрежно бросил:

— Обычный дорожный «вюиттон».

В ту пору я еще ни разу не встречался с шикарными кожаными изделиями с буковками L и V, а потому простодушно спросил:

— А что такое «вюиттон» и какого он цвета?

Ю. опешил от такого вопиющего невежества и, смерив меня с высоты своего роста презрительным взглядом, буркнул:

— С медными уголками, кожаный.

Впрочем, найти банкирский чемодан оказалось несложно. Громадных размеров сундук с ручкой, вроде того, в котором Пьер Ришар вез Мирей Дарк в финале «Высокого блондина в черном ботинке», просто застрял на первом же повороте ленты транспортера, не доехав до зала выдачи. По моей просьбе трое грузчиков, попыхтев, извлекли его из недр аэропорта и прикатили на тележке. Далее, до ожидавшей нас машины, Ю. пришлось катить тележку с сундуком самостоятельно.

В тот же вечер банкир поплатился за неуместный, по крайней мере по отношению ко мне, снобизм. Переехав из Монреаля в Квебек, мы пошли ужинать в ресторан в историческом центре города, пригласив и прилетевшую с нами Анну Биолик, генерального консула Канады в Петербурге, польку, переехавшую с родителями в Канаду в конце 70-х. В представлении губернатора Яковлева Ю. оказывался великим знатоком вин — выбор был доверен ему. Нам принесли и разлили по бокалам бутылку какого-то редкого, естественно, очень дорогого красного французского вина, о котором Ю. прочел целую поэму.

Сделав первый глоток, я обнаружил, что вино весьма кислое, с тяжелым, вроде даже тухловатым запахом. От оценки тактично воздержался, ожидая реакции Владимира Анатольевича. Она последовала незамедлительно:

— Выбирал, выбирал — а что выбрал? Лететь через океан, чтобы пить такое… Пусть теперь Владимир Евгеньевич посмотрит.

Пришла пора брать реванш за незнание марок элитных сундуков. Не то чтобы я считал себя знатоком, но мало-помалу, разъезжая по служебной надобности, испробовал много разных вин. Определил, что чем дороже и старше вино, тем оно хуже; среди дешевых не очень старых вин надо выбирать вина определенных, солнечных, лет из не самых модных регионов. В этот раз я заказал бутылку красного вина из долины Роны самого солнечного, 1996 года, когда виноград слегка подвялился на лозе и дал больше естественной сладости даже в сухом вине.

Заказанное мною вино всем понравилось. Губернатор открыл во мне следующие достоинства, а банкир Ю. проникся дружеским уважением.

Одним из результатов поездки стал обмен памятниками поэтам — Пушкину в Квебеке и Неллигану в Петербурге, в маленьком сквере на углу 4-й Красноармейской и Московского проспекта.

Эмиль Неллиган родился в 1869 году, а умер в 1941-м. Он жил долго, но писал стихи (а потом сошел с ума!) всего три года, опубликовав первые поэмы в 16 лет.

«Доброжелательно» настроенные журналисты сразу назвали бюст канадского поэта (работы москвича Григория Потоцкого) памятником Нелегалу.

Вот наиболее известное стихотворение Неллигана.

Зимний вечер

О как же падал снег вчера!

Мое стекло в цветах морозных.

О как же падал снег вчера!

В сравненьи с моей мукой грозной

Все слезы жизни лишь игра.

Пруды давно сковал мороз,

В душе тоска. И кто я? где я?

Мечты давно сковал мороз.

И я — пустынная аллея,

Холодный ветер все унес.

Оплачьте, птицы февраля,

Несчастной жизни содроганье,

Оплачьте, птицы февраля,

Мои цветы, мои рыданья,

Своей печали не тая.

О как же падал снег вчера!

Мое стекло в цветах морозных.

О как же падал снег вчера!

В сравненьи с моей мукой грозной

Все слезы жизни лишь игра!..

(Перевод А.В. Акимовой)

30 мая 2003 года премьер-министр Канады Жан Лу Кретьен открыл памятник — дар канадского правительства и города Квебек к 300-летию Петербурга. В 2004 году в Квебеке в качестве ответного дара Петербурга были установлены стоящие рядом бюсты Неллигана и Пушкина. Конечно, тоже работы Григория Викторовича Потоцкого.

Правда, темно-красные гранитные постаменты в Квебеке несоразмерно велики. Простой и изящный гранитный параллелепипед в Петербурге нарисовал я, что подтверждается дружескими свидетельствами на сохранившемся у меня чертеже формальных авторов постамента — уважаемых архитекторов С.Я. Петченко и С.П. Одновалова. Случилось это так. Канадское консульство для сооружения постамента располагало суммой в 10 000 долларов. Ни одна из профессиональных архитектурных или скульптурных мастерских Петербурга не бралась спроектировать и изготовить камень за такие небольшие деньги. И тут мне в голову пришла простая мысль: кто изготавливает в городе больше всего относительно недорогих памятников? Конечно, мастерские при кладбищах! С помощью Управления ритуальных услуг нашли самую надежную мастерскую, имевшую подходящий материал — темно-красный карельский гранит.

Я быстро начертил канадцам на листке из блокнота параллелепипед и нижнюю плиту со всеми размерами (исходя из пропорций здания и полуторного по отношению к натуральному размера бронзовой головы поэта), написал адрес мастерской и отправил на кладбище. Затем мы согласовали текст надписи, а Петченко и Одновалов составили формальный чертеж для утверждения на градостроительном совете.

Госзаказ Канады кладбищенские мастера выполнили отменно, точно в срок и взяли за материал и работу существенно меньше, чем ожидалось, — в итоге хватило на шампанское и маленькие бутерброды после церемонии открытия.

Гинтер

На крохотном участке рядом с моим домом уместился деревянный вагончик-бытовка с отсеком для резервного электрогенератора и маленькой летней спальней, обитой изнутри вагонкой. В спальне на четырех квадратных метрах стоят деревянная кровать, складные столик и стул из деревянных реек. На столе — тульский самоварчик.

Обстановку этой спаленки я старательно скопировал с фотографии «квартиры» моего прадеда, артиллерийского офицера на фронте в Маньчжурии в 1905 году.

Нормальный крытый товарный вагон образца 1892 года в Маньчжурии приспосабливали под офицерские квартиры. На фотографии уже слегка небритый подполковник Брежнев одет в полотняные узкие (почти рейтузы) шаровары и полотняную рубаху со сдвинутыми влево планкой и застежкой на вороте защитного цвета. От рубахи нижних чинов она отличается двумя нагрудными накладными карманами без клапанов. На плечах прикреплены мягкие погоны с красными артиллерийскими просветами и выпушками, тремя серебряными звездочками и шифровкой «8» — по номеру бригады. Сапоги — с пристяжными (привязными) шпорами.

Иосиф Иосифович сидит с папиросой в правой руке на деревянной, из березовых брусков и планок, раскладной офицерской кровати-чемодане конструкции поручика И.И. Гинтера. На переднем плане хорошо виден служащий здесь задней опорой кровати обшитый брезентом и окованный для прочности по краям ящик-чемодан с низкой спинкой. В сложенном виде кровать помещалась в этом ящике, где еще оставалось место для белья и посуды. В обиходе этот сундук так и называли — «гинтер».

Дополняют обстановку «квартиры» складные стол и стул — точно такие и сейчас можно купить в магазине дачной мебели или через интернет. Брежнев пьет чай из фарфоровой чашки Рижской фабрики Товарищества М.С. Кузнецова. На столе стоит порядком оплывшая свеча, и на бумагах лежит фуражка в белом чехле, с черным артиллерийским околышем, красными кантами и офицерской, образца 1881 года, овальной сборной кокардой, состоящей из посеребренного выпуклого сияния и внутренней части — чередующихся вложенных золотых и черных вытянутых колец. На выпуклых золотых кольцах выштампован зигзагообразный узор. Рядом с фуражкой, на краю стола, виден складной перочинный нож. На перекладине между крестообразно соединенными ножками стола лежит алюминиевая армейская фляга образца 1899 года в защитном чехле с ремешком.

Пол покрыт китайской, плетенной из просяной (гаоляновой) соломы, циновкой. На полу стоит походный медный самовар, рядом с ним — походная медная цилиндрическая кастрюля. Перед ними — простой белый фарфоровый заварной чайник Рижской фабрики Товарищества М.С. Кузнецова — Иосиф Иосифович довольно долго служил и жил с семьей в Двинске, где, конечно, самой доступной была посуда Рижской фабрики. Под столом две коробки знаменитых, рекламировавшихся по всей России папиросных гильз «Триумф» Торгового дома А. Катык и Ко, основанного караимом Абрамом Ильичом Катыком. Теперь я только не знаю, каким табаком мой прадед набивал эти гильзы. А курил он много…

Вместе с патентованной складной кроватью «гинтер» вспомню Константина Михайловича Симонова. В романе «Солдатами не рождаются» начальником штаба у генерал-майора Федора Федоровича Серпилина в 111-й дивизии служит полковник Геннадий Николаевич Пикин, из офицеров Российской императорской армии:

«Вот сидит Пикин, сухой и прямой, как жердь. Начальник штаба дивизии — Геннадий Николаевич Пикин, который старше всех в штабе, потому что ему уже исполнилось пятьдесят. Сидит Пикин, который был штабс-капитаном еще в царской армии, а потом, в гражданскую, не воевал, а служил в запасном полку, потому что ему не доверяли, и, кто знает, может, тогда это было и справедливо.

Сидит Пикин, которого в двадцатые годы уволили из пехотного училища, потому что его жена была сестрой нэпмана, и ему пришлось жить заново, кончать заочный институт и по длинной канцелярской лестнице дослуживаться до главного бухгалтера наркомата.

Сидит Пикин, начавший войну бойцом ополчения и ставший начальником штаба дивизии, которому можно доверять, как самому себе».

Серпилин, Пикин и полковой комиссар Матвей Ильич Бережной, прототипом которому послужил Леонид Ильич Брежнев, сидят за столом в землянке комдива под Сталинградом и скромно отмечают наступление 1943 года.

Пикину немного завидуют, ибо он — счастливый обладатель походного «гинтера»:

«Они прошли в угол подвала, где у Пикина стоял стол с рабочей картой и телефоном, а позади стола, как всегда, раскладная койка. Койка была знаменитая, хорошо известная Серпилину. Называлась она “Гинтер”, по имени фирмы, и состояла из комбинации складной койки и походного сундука — все один предмет. “Гинтер” был подарен Пикину родителями еще перед той германской войной, в день выпуска из юнкерского училища, и как этот “Гинтер” сохранился за две войны, был секрет Пикина. Итак, позади стола стоял “Гинтер”, а над “Гинтером” висел ковер — подарок жены».

Отцом Константина (при рождении — Кирилла) Михайловича Симонова был Генерального штаба генерал-майор Михаил Агафангелович Симонов, в 1915 году — начальник штаба формировавшегося в Петрограде для 6-й армии Северного фронта 43-го армейского корпуса. В год рождения сына ему исполнилось 44 года. Мать писателя, княжна Александра Леонидовна Оболенская, была дочерью известного железнодорожного деятеля, действительного статского советника князя Леонида Николаевича Оболенского.

После революции генерал Симонов уехал из России, Александра Леонидовна вышла повторно замуж за служившего в РККА подполковника старой армии Александра Григорьевича Иванишева. Судя по всему, Симонов наделил полковника Пикина некоторыми чертами отчима. Ну и, конечно, вставил в роман с детства знакомую, кочевавшую с семьей по казенным квартирам складную кровать «гинтер».

Дальше начинается работа моего подсознания. С самых ранних юношеских лет люблю стихи и четыре военных романа Симонова. Четыре, а не три, как многие считают: «Товарищи по оружию», «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето». Неоднократно и сейчас их перечитываю, почти что наизусть знаю ключевые эпизоды. Вот и история со складным чемоданом-кроватью «гинтер» давно легла в дальний уголок памяти, а тут, при разглядывании «квартиры» прадеда в Маньчжурии, — всплыла. Да еще пришелся к месту рассказ бабушки об их потерянном до Отечественной войны «гинтере» и привезенном из Венгрии трофейном немецком сундуке-гардеробе, с латунными заклепками, толстыми кожаными ручками и белой муаровой внутренней обивкой, который по сию пору стоит у сестры. Несмотря на отчетливый запах нафталина, когда открываешь дверцу-крышку, из сундука вылетает моль.

Все статьи автора Читать все