Классный журнал

Хуциев
Цап-Цап-Цап
10 июня 2018 12:51
Приближается момент, казавшийся читателям «РП» далеким и немыслимым: книга воспоминаний режиссера Марлена Хуциева, которая глава за главой, номер за номером пишется на страницах «Русского пионера», почти готова. Автор перечитывает чемодан черновиков — обнаруживает, что многое заслуживает читательского внимания. Бесспорно!

…А ведь только что писал про зиму, про сугробы — и вот лето за окном…
Дождь колотит в подоконник… Налетел, и прошел, и еще зеленее деревья, и какая-то невидимая птица высвистывает, как флакон с притертой пробкой…
Нужно закрывать сезон.
Перечитал написанное. Что-то меня удивило, в чем-то я просчитался… Персонажи ведут себя… ну, в общем, нарушают продуманный план — дело обычное, но что-то их многовато становится, а ведь расчет был другой…
Я люблю перечитывать черновики — по-моему, черновики и варианты гораздо интереснее окончательного результата. Черновиков набралось много, небольшой чемоданчик. (Такие чемоданчики назывались «дипломатами» и были чрезвычайно популярны, они подчеркивали значимость владельца. Я никогда ими не пользовался и не знаю, откуда такой чемоданчик оказался у меня. Но вот, пригодился.)
Перечитал черновики и увидел, сколько же нужного и стоящего (на мой взгляд) не вошло. Из-за торопливости, непродуманности, да мало ли… Жалко.
Не могу сказать, что я соскучился по обсуждениям, по худсоветам. Совершенно нет. Но вот — захотелось поговорить с человеком придирчивым и даже недоброжелательным. А ведь был такой…
Цап-Цап-Цап, где ты, матерый мосфильмовский волк? Грубиян, гонитель, злой редактор?
Есть в СК (Союзе кинематографистов РФ), в Гильдии кинорежиссеров девушка Маша. Замечательна она тем, что для нее почти не существует невозможного. Это что-то на грани волшебства. Вот ее я попросил аккуратно навести справки.
И что же, Цап как был, так и есть, замечательно себя чувствует и готов встретиться. Условились на «Мосфильме», в группе.
На диване сидела незнакомая дама, коротко стриженная. Рядом с ней сидела маленькая собачка с пестрым ошейником.
Мы кивнули друг другу.
Цап запаздывал. Такая у него была манера. Дама молчала. Собачка посматривала на меня злыми маленькими глазками, скалилась…
Цап явился шумно. Грохнул на пол фанерный чемоданчик, рванулся к графину, выпил залпом два стакана воды — ему было жарко, ему всегда было жарко…
— Что это у вас на «Мосфильме», Диснейленд какой-то? — спросил громко. Он всегда говорил громко. — Приветствую!
— Давно, давно не был… Прошелся… Знакомых повидал… Да-а… Газоны подстрижены, Макарыч сидит… раскаленный… Руку обжег… — Потряс рукой. — Жарища… Я вот ее прихватил, она в курсе дела…
Ну конечно, дама с собачкой — это была Ирма Ким, с короткой прической я ее не узнал.
Ведь не посторонний человек? Ну и прекрасно! Что ж, начнем!
Цап выложил на стол коробку папирос. Папиросы «Любительские». А я думал, что их больше не выпускают. Цап курил только «Любительские» и замечания свои писал только на папиросных коробках. Это был его стиль, этакая размашистая небрежность. Мне всегда казалось, что он кого-то копирует, — но вот кого? Этого я не знал.
— Прочел, прочел… С интересом даже читал… Ну, неточности некоторые — это все, конечно, присутствует… Дело не в этом… А дело в том, что занимательности мало, а настроения много. Ну, у вас так всегда, — а ведь это, как говаривал Мармеладов: «Порок-с!» Кто ваш читатель? Вы об этом подумали?
Цап никогда не был хорошим редактором, он был предвзятым, но ярким, насмешливым человеком. Не добрым. И прекрасно сохранился.
— Вот вы пишете… Что это — проза, сценарий? Как-то угловато все, ободрано… Одномерно, плоскостно. Это что, замысел такой у вас?
— Тени и должны быть плоскими, — сказала Ирма, — это фэнтези.
— Ну, не знаю… Тогда прием должен быть резче выявлен. Тут не до акварели…
— Небрежность имеет место быть. — Ирма просматривала свои записи. — Ну вот, к примеру, вы пишете то Клинкин, то Глинкин, то Евгений… то другое имя… Конечно, он ничтожный человек… но ничтожность его можно, наверное, подчеркнуть каким-нибудь другим способом, а не банальной небрежностью…
С этим я был согласен.
— О «Мосфильме» пишете, а студии-то и нет. Самого главного я не вижу. Я понимаю, это трудно, но уж если взялись… — Цап закурил. — Я вот тоже тут вожусь… Пишу «Записки 3-го редактора» или «Записки редактора». У меня «Мосфильм» полновесный герой, главное действующее лицо… Хочу, чтоб понятно было, какого колосса низвергли, и, главное, зачем? Что пришло на смену? Эхо пустоты.
— Колосс! Монстр! — дернула плечом Ирма. Собачка звонко тявкнула, она, видно, тоже так считала.
— Тихо, тихо! — Цап озирался в поисках пепельницы. — Раньше, куда ни войдешь — коробка из-под пленки. Нету пленки — и пепельницы перевелись… В цифру-то не попепелишь… Шел вдоль главного корпуса — лопухи, лопухи… И отборные такие… машут крыльями на ветру… То ли встречают, то ли провожают Главного лопуха… Ушла Эпоха — осталась действительность!
— А к Шпаликову вы несправедливы…
— Нет, Ирма, тут ты не права, и потом, что значит несправедлив? У нас, между прочим, свобода. — Цап сунул окурок в цветочный горшок. — Свобода! Отстояли ее на баррикадах? Отстояли! Ergo — имеет место быть (он передразнил Ирму) разброс мнений вплоть до полного уничтожения… Погоди, народ за Тарковского возьмется и за этого, как его… ленинградского…
— Нетерпимость на грани мракобесия!
— И горжусь этим! И не серди меня, а то напепелю Бобику на хвост. — Цап засмеялся и подмигнул мне: — Мы шутим… просто давно не виделись. А вы, — обратился ко мне, — намерены продолжать?
— Думаю.
— Давайте, давайте!
— Конца-то нет… Я вот кое-что вам принес… — кивнул на фанерный чемодан. — Когда «Мосфильм» кончился, я перед тем, как исчезнуть, разбирал свои бумаги… Не свои, конечно… Заявки, замыслы… И ваших… не знаю, как их назвать — герои? персонажи? И знаете, то, что они предлагали, потом, в новые времена, стали делать другие… Не знаю, как бы они сделали… Но они здорово заглянули вперед. Факт есть факт… Что они, как, не знаете?
— Одного видел год назад… Виктор, кажется…
— А, этот, белобрысый, он еще снимался одно время много… способный парень…
— Сергей, — сказала Ирма, — его все Тугриком звали… Он погиб в девяносто третьем… в Останкине…
Молчали долго.
— Не очень мы вас? — спросил Цап. — Критики всегда на пользу… Мне про Трифоныча понравилось… Про дворницкую… Вся эта история… Жалко, конца нет… Я ведь был там, да, так все и было… Он ведь звал меня к себе в «Новый мир»… Саша…
Говорить как-то было уже не о чем.
— Ну а вы как, делаете что-нибудь? — спросил я у Цапа. — Вы говорили — пишете…
— Ну, это так, в свободное время… Занят, занят — не поверите — выше головы… Сначала-то… помните у Чехова: «Это когда беда-то случилась… Какая беда? Воля». Когда свобода случилась — трудно пришлось, не скрою. Книги продавал, библиотеку… У меня редкие книги были… А тут парень один, он шофером на студии работал… продюсером стал… Дал сценарий — посоветоваться. Ну, я помог… С этого и началось… Стал консультировать… Не даром. Удивительное дело, сколько развелось продюсеров! А ничего в кино не понимают… Не все, конечно… Поначалу-то я с ними спорил, пытался улучшать… А у каждого — характер, каждый — личность! Злой был я тогда… Не хотите как лучше — ладно, сделаем как хуже. Если вам нравится… И взял это за принцип. Кровь? Больше! Еще больше! Диалог плохой? Еще хуже надо! Как в жизни! Да с матерком! И проституток побольше, побольше подробностей — реализм так реализм! Как ты говоришь, Ирма, — фэнтези? Именно это! Вампиры? Давай вампиров! Милиционер, он же бандит? Мало! Людоед и наркоман! Наркотики, мафия — это отдельная история, это уже пошли сериалы! Лозунг дня: дебил должен быть доволен! Остальные Бергманом перебьются! Куросавой утешатся! И всем хорошо. В каком-то смысле современный российский кинематограф создавался по моей подсказке… Конечно, и другие были… эксперты… Приличные деньги платили… и платят… Вот, еду на две недели в Испанию… Сериальчик — каскадеры-афганцы против наркомафии… Немножко от Буссенара, немножко от Майн Рида, — а впрочем, какая разница… На все вкусы жизни!
И уже в коридоре:
— Говорят, сортиры у вас на «Мосфильме» богатые? Надо посетить!
Расскажу о фанерном чемоданчике, который передал мне Цап. Чемоданчик примечательный. С такими чемоданчиками, запертыми на навесной замок, самодельными, возвращались из лагерей. Принадлежал ли он Цапу или он взял его в реквизите, когда уходил с «Мосфильма», не знаю. И почему выбрал именно такой чемоданчик? Какой в этом смысл?
С внутренней стороны крышка чемодана была оклеена картинками с папиросных коробок: «Тройка», «Гармонь», «Богатыри», «Дерби», «Запорожцы», «Герцеговина Флор», «Борцы». Была красно-золотая от сигарет «Друг» с головой овчарки. Этикетки — все яркие, праздничные…
В центре — открытка, репродукция с картины «Не ждали». Под открыткой — фотография, самодельная, такие на рынках продавались, — Сталин раскуривает трубку. Известная фотография. И еще небольшая — Марика Рёкк в оранжевой окантовке: задрала ногу, улыбается — такие картинки вкладывали немцы в сигареты для своих солдат, отправляя им курево на фронт…
В чемоданчике было много интересного.
Заявки, многие из которых не пошли в дело. Была заявка Миши Швейцера «1001 день из жизни Достоевского». Миша хотел ставить «Записки из Мертвого дома». Я не знал этого.
Была заявка «Умереть за пулеметом» Жени Григорьева — замечательного сценариста, сейчас совершенно забытого.
Отдельно лежали заявки, целая пачка — перевязанные веревкой, с подсунутым под веревку листком в клеточку. На листке крупно было написано: «Стая».
Был тут «Скорпион» — очень хороший сценарий Хамраева и Горинштейна, почему-то не поставленный.
Была большая заявка без имени автора (видно, заявка была прислана на конкурс) «Воспоминание о моем друге» — про московский двор.
Был еще конверт, письмо. Адресованное мне. Начиналось письмо так: «Не все получается сказать, бумага дисциплинирует. Вы никогда не принимали меня всерьез. Да и я Вас не очень жаловал. А за что бы любить Вас? Человек Вы были на студии пришлый, держались независимо. Отмечу, может быть, для Вас это будет новостью, — многие Ваши так называемые “друзья” тоже Вас не особенно любили. За независимость…
Вы пишете, не знаю, как определить жанр, — о “Мосфильме”. Вы, человек, державшийся от студии в стороне (я имею в виду ту самую “студийную жизнь”, ну вы понимаете, о чем я). И несмотря на все недочеты, неточности, простите, даже некоторую наивность, у вас получается.
Действительно получается. Зримо. Живо. Только не подумайте, что я собрался хвалить вас. Ни в коей мере! Действие, сюжет, драматургия — обратите на это внимание. Все это не является вашей сильной стороной!
Все нужно довести до конца — закончить. И фильм (знаю, работаете давно, с долгими паузами — от этого особенно трудно), и ваши литературные упражнения.
Не прощаюсь, не ставлю точку…
Ставлю многоточие.
А когда ставится многоточие?
Многоточие ставится, когда рассказ еще не окончен и многое еще впереди, — цитата — узнаете?
С уважением, Ц.
Москва, 18/V.2018 г.».
- Все статьи автора Читать все
-
-
03.09.2019Ты помнишь, товарищ 0
-
19.06.2019Черновик 1
-
02.04.2019Некролог 0
-
19.03.2019Конец «Шанса» 2
-
06.02.2019Монолог плохого человека 0
-
03.01.2019"С новым годом, пионеры!" 1
-
28.12.2018Волчица с Чистых прудов 0
-
10.12.2018Пепел рисовой бумаги 0
-
04.11.2018Вновь я посетил 0
-
11.10.2018Каждое 14-е число 0
-
04.09.2018В развитие темы 1
-
12.05.2018Compromissum 1
-
0
2646
Оставить комментарий
Комментарии (0)
-
Пока никто не написал
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников1 693Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 5733Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 7737Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8584Литературный загород -
Андрей
Колесников12170Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям