Классный журнал

За тихую родину

17 февраля 2018 09:00

Поэт Вера Полозкова — о единственном, согласно Андрею Тарковскому, виде путешествия, которое возможно: во внутренний мир. Потому что «путешествие по всему миру — это только символическое путешествие. И куда бы ты ни попал, ты продолжаешь искать свою душу».

История совершает внезапный пируэт, и вот уже мы, проходя мимо включенного телевизора, холодеем, застигнутые риторикой позднего сталинизма: происки мировой закулисы, загнивающий Запад, фашистская клика, подлая «пятая колонна», «национал-предатели» — всего за несколько месяцев 2014 года тоталитарный канцелярит восстал во всем своем ледяном сиянии, помноженный на этот раз еще и на русскую православную идею («Как дерзнул ты, нечестивый президент Обама, посягнуть на величие державы нашей, со своими американскими присными и европейскими подживотниками»). Вот уже, с целью запретить населению в адекватных происходящему выражениях обсудить ситуацию в стране, наскоро принят закон о запрете мата в СМИ, литературе, кино и театральных постановках; политический курс резко меняется, вместо сравнительной сытости, стабильности и возможности говорить что хочешь в обмен на послушание людям предлагается старая добрая национальная гордость в резиновых сапогах на босу ногу, и вырастает огромный запрос на новый патриотизм: Олимпиада, Крым, День Победы, жалко, все приходится делать очень быстро, некогда толком изобрести новый язык для воспевания нового славного Отечества, приходится выхватывать из сундуков старый, вытряхивая на ходу шарики нафталина, перешивать наспех, «с нами Путин и Христос», как пела десять лет назад группа «Несчастный случай», и тогда еще это было правда смешно.

Как человек, чье главное ремесло — язык, я смотрю на это со смесью иронии, ужаса и древнерусской тоски; половина моих друзей охотно переняла заданную интонацию и обещает не дать в обиду «землю отцов и дедов», другая половина кривится, передразнивает придворных ораторов и называет патриотизм прибежищем негодяев и оружием ксенофобии, а я думаю, что у нас впервые за много лет, хотя бы в качестве внутренней задачи, упражнения для ума, появилась возможность как-то вербализовать, осмыслить свои собственные отношения с этой территорией, ее историей, ее будущим, ее влиянием на нас: без ехидства, цинизма, пафоса, чувства вины, восторженных слез, как-то максимально здраво и честно. Сформулировать — каждому для себя — некий свод причин, почему мы такие и здесь.

Лично про мою родину благодаря удивительному какому-то стечению обстоятельств стали писать и снимать в шестидесятых. Замечательный музыкант Олег Нестеров, лидер группы «Мегаполис», задумал недавно проект — посвящение неснятым фильмам тех лет и пригласил меня с ним поработать. Я читала по разным причинам не взятые в производство сценарии Шпаликова, Мотыля, Смирнова, Горенштейна и других и думала, что вот, наверное, в смеси бесконечной этой горечи, благодарности, муки, вины и удали и заключается общее между мной и страной, в которой я живу; ну, то есть «Дом с башенкой» (Горенштейна), или «Предчувствие» (Смирнова), или «Причал» (Шпаликова) — это максимально близкий ответ на вопрос, что у меня с родиной происходит. А потом, так как поток хлынул и его уже нельзя было остановить, я посмотрела впервые «Историю Аси Клячиной, которая любила да не вышла замуж» Кончаловского, «Иваново детство», «Андрея Рублева» и «Зеркало» Тарковского — как любой ребенок восьмидесятых, по фрагменту из каждого советского киношедевра я знаю наизусть, но до конца ничего досмотреть не удавалось: от телевизора гоняли, нужно было делать уроки. И вот вдруг все сложилось, встало на места: какой-то такой был волшебный воздух в стране, пережившей войну, похоронившей тирана, учившейся снова радоваться мелочам, жить моментом, слышать тонкости, малости, нюансы, быть чутким к ближнему, что удалось уловить, отразить какую-то неведомую до этого глубину, простоту и правду бытия. Врать так надоело, кричать и призывать было до того уже противоестественно, что в кино родилась удивительная эта, невообразимая раньше тишина, полная биения, света, тайны, всего на свете. Появились Юсов и Рерберг, поэты с кинооптикой, полноправные соавторы режиссеров, начался невероятный этот роман кино с русской глубинкой, ее природой, ее житейским юмором, отыскались невероятные эти фактуры, до этого считавшиеся грубыми, примитивными, и способы их показать — вода, древесина, стерня, покосившаяся изгородь; открылись потрясающие эти лица — юного Бурляева, Жарикова, Саввиной, Тереховой, Янковского, Солоницына, Ирмы Рауш, всех героев «Аси Клячиной», непрофессиональных актеров, жителей деревни, в которой снималась лента (невозможно было такое представить еще десятилетие назад); в общем, сияние какое-то пролилось с неба, заставив всех ахнуть и замереть, да так и захлебнулось потом, после знаменитых встреч Хрущева с интеллигенцией, после пражской весны 1968-го — навсегда. Но есть теперь язык, на котором хотелось бы говорить с близкими друзьями о том, для чего мы здесь. Это абсолютно бесценно.

У Тарковского была поразительная способность транслировать важнейшие, глубинные связи человека с его землей, родом и Богом без душного назидания, лубочности и непременного обозначения внешнего врага, призванного обострить чувство идентичности и сплотиться; у него был редчайший дар говорить об очень индивидуальном, частном, отдельном чувстве родины, без державного рыка, без похоронного завывания. Даже в «Солярисе», научно-фантастическом кино об условном будущем, в финале умудряются появиться озеро, дом, отец и реплика на «Возвращение блудного сына». (Станислав Лем, автор романа, страшно на это ругался: «Тарковский снял совсем не “Солярис”, а “Преступление и наказание”. Когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения».) Патриотизм, как я его себе мыслю, только и может быть таким — долгим, последовательным анализом того, что для тебя все эти образы и воспоминания, все эти разговоры и истории, родители и их песни, зачем этому всему — ты; поэтому в Италии снимается «Ностальгия», поэтому, собственно, совершенно не важно даже, где ты работаешь, какие имена носят твои герои, какие пейзажи лежат за окном. «Есть только один вид путешествия, которое возможно, — говорит Тарковский в одном из интервью, — в наш внутренний мир. Путешествие по всему миру — это только символическое путешествие. И куда бы ты ни попал, ты продолжаешь искать свою душу».

В ситуации, когда всякий носитель отличного мнения — враг, всякий уехавший — дезертир и предатель, недостойный считаться русским, всякий талант измеряется лишь готовностью воспевать режим (а не можешь — так бездарь), хочется почаще смотреть Тарковского (многократно обвиненного ЦК в попытках изменить родине): эта любовь всегда была только к людям и историям, передавала вкус воды и ветра из детства, никого не собирала под знамена, не гордилась трагедиями, не оправдывала зверств, не поучала, не спорила и оставила нам высокие образцы благодарности, силы и мудрости: если у человека действительно есть корни и он их чувствует, он совершенно устойчив и иммунен к любым силам, пытающимся использовать его ради собственных выгод, оболгать, вывернуть, сделать рупором своих идей. За эту частную, далекую, тихую родину, на которую можно вернуться с этой, — спасибо Тарковскому.

Все статьи автора Читать все

юбилейный номер, Русскому пионеру 10 лет, Вера Полозкова, стихи, поэзия, Тарковский

Рекомендую

3 3224

Спионерить!

Оставить комментарий

Комментарии (3)

18.02.2018 08:22 Аркадий Куратёв
Надо заметить, что и взгляды автора, язык и манера изложения дают право отнести их к продолжению той эпохи. Это характерно для нынешних тихих, не вопиющих попыток преодоления сложившегося разрыва в мироощущениях: противоречия между потребностями внутреннего мира и вызовами окружающей действительности стали значительно заметнее, а критерии их оценок, наоборот, размылись. В поисках нравственной мотивации вполне уместно обратить свой взгляд туда, где она действительно имела место.
18.02.2018 18:17 Я есть Грут
Родина эта...Родина та...
Родина может быть только одна.
Каждый в ней видит что-то своё.
Кто пастораль, кто колонн громадьё.
20.02.2018 17:33 Сергей Макаров
Мир в представлении Тарковского - это все его творчество. В его "Андрей Рублев", "Солярис", "Зеркало", он нашел свой ответ, что такое кинематограф, как симбиоз образов с картин Брейгеля, музыки Баха и авторского слова.
Вероятно в своих творческих поисках он пытался осмыслить высказывание Ницше :
- Если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя.
Фильм "Бездна"(1989) Джеймса Кэмерона, начинается этих слов.
Загадку миропонимания Тарковского продолжают искать многие режиссеры, например; "Космическая одиссея" Стэнли Кубрик (1968), "Пришествие" Микаэль Межсон (2016), "Прибытие" (2016) Дени Вильнев.
Не странно что эти два фильма выходят в один год? Послевоенный мир меняется, другие приоритеты во всем, но все тем же вечным остается вопрос - для чего живут люди, что они есть такое по сути своей?
Кино искусство, как и любой вид искусства всегда элитарен.
И режиссеры кино не призваны и не должны обслуживать всех-они не обслуга зрителя.
Они творят как художники, не для зрителя, а ради зрителя.
И каждый зритель найдет свое. Кто-то находит в их кинопроизведениях величайшую философскую мысль, а кто-то увидит в них просто — детектив или боевик.
Кому, что дано в соответствие их образования и понимания увиденного на черно белом квадрате киноэкрана.
В х/ф Гамлет, кто-то находит величайшую философскую мысль, а кто-то воспримет его как детектив, кому что дано, по его восприятию жизни как на экране, так и в реале его существования.
Поэтому оказываются люди с отличным мнением от - "разъясненной" "великими" современными кино деятелями, чей "талант" чаще измеряется лишь готовностью воспевать то, что "так надо" для "патритизму", в ситуации врагов с такими у кого "так надо" и "всегда ободрямс".
А всякий уехавший — дезертир и предатель, недостойный считаться русским и уж тем более имеющим свое мнение как стоит понимать патриотизм, хотя, лучше меньше пытаться объяснять кому-то, что такое есть патриотизм в личном понимании, это не императив, а потому, не всегда будет понят привыкшим к "так надо", по моему мнению.