Классный журнал

Моя Лениниана

24 ноября 2017 17:37

В жизни художника Андрея Бильжо, как и в жизни всякого русско-советского человека, очень много Ленина. Всякого Ленина, маленького и большого, гипсового и чугунного. И хотя мы говорим Ленин — подразумеваем революция, Ильич от революции отделился и стал нестрашным, сказочным персонажем. Так считает Бильжо, а он художник, ему виднее.

Мы говорим — революция, подразумеваем — Ленин. Мы говорим — Ленин, подразумеваем — революция.

Ленин Владимир Ильич мне как родной. Большую часть жизни он сопровождал меня. Впрочем, как и многих других из моего поколения. Буквально с детства. С рождения. Профиль лысого с усами и бородкой клинышком человека был, казалось, ближе самых близких.

Ленин из гипса, бронзы, гранита, фарфора… Большой и маленький…

Гигантских размеров в полный рост на фасаде Исторического музея Владимир Ильич смотрел на Красную площадь. И на Мавзолей, в котором он же и лежал.

Забавно, спустя годы такого же размера на том же месте на Пасху висело полотно с изображением Иисуса Христа. В полный рост. И он тоже смотрел на Красную площадь.

Отвлекусь… В конце 80-х по соседству с моей мастерской была мастерская одного скульптора, который весь Советский Союз заставил Ильичами. И вдруг заказы на вождя исчезли. Скульптор был в отчаянии. И вот, как-то выпивая с ним, мой приятель посоветовал ему вложить в протянутую руку вождя вместо кепки крест, облачить его в тунику и сделать длинноволосым. А бородку можно оставить. Тут же у скульптора появились заказы, и дело пошло.

Помню, как в детском саду я читал стихотворение «Камень на камень, кирпич на кирпич. Умер наш Ленин Владимир Ильич». Странно, но Ленина совсем не было жалко. Умер и умер. Он вообще был каким-то сказочным персонажем. Смешной, лысый, картавый, добрый дядька.

На октябрьской звездочке был не Ленин, а кудрявый мальчик Володя. Кстати, звездочки были двух видов: штампованная крашеная и пластмассовая с кружочком в центре с черно-белой фотографией кудрявого мальчика.

Во втором классе, будучи тем самым октябренком, я разорвал обложку книги Бонч-Бруевича «Наш Ильич». Разорвал случайно, вытаскивая эту книжечку с бумажной обложкой из своего ранца. Книжка была казенной, библиотечной. На обложке дедушка Ленин в кепке делал ручкой, ну то есть ладошкой, типа «здравствуйте, привет!».

Меня потом за этот поступок очень ругали, вызвали родителей в школу и лишили роли в школьном детском спектакле. Я должен был выходить на сцену в костюме петушка и кукарекать: «Дети, в школу собирайтесь! Петушок давно пропел!» Эту роль отдали другому мальчику, тоже Андрюше, и тогда я понял, как бывают несправедливы взрослые, как важен дедушка Ленин и что он бывает злым.

В школьные годы я считал, что художник — это тот, кто может нарисовать Ленина. Я это сделал в десять лет. И этот рисунок и книжка Бонч-Бруевича с порванной обложкой хранятся у меня до сих пор.

У моей бабушки был фарфоровый бюст Ленина, он стоял у нее на столе. Когда ко мне в гости приходили одноклассники, а бабушки не было дома, они поплевывали ему на лысину и рукавом ее протирали. После смерти бабушки бюст Ленина — это единственное, что от нее у меня осталось. И он до сих пор стоит у меня на книжкой полке.

В старших классах я здорово пародировал Ленина, чем смешил своих одноклассников. Левую руку я закладывал за лацкан пиджака, правую с кепкой вытягивал вперед и говорил: «Това’ищи! ‘еволюция, о кото’ой так долго тве’дили большевики, све’шилась!»

Попробуйте посмотреть сейчас дилогию Михаила Ромма «Ленин в 1918 году» и «Ленин в Октябре». Как тогда можно было серьезно воспринимать образ вождя в исполнении Бориса Щукина, непонятно. Абсолютно комический персонаж. Просто обхохочешься.

Я очень любил ленинские коммунистические субботники. Во-первых, не профессиональная, а совсем другая работа. Во-вторых, совсем другая одежда. Врачи не в белых халатах, а в чем-то спортивно-драно-эротическом. А потом… Потом, после субботника, накрывался стол в ординаторской, на котором стояло то, что каждый принес из своего дома, и по той еде можно было понять, какой у кого дом. И, конечно, выпивка. Конечно, служебные романы. А вечером в метро — все довольные и пьяные. Весь советский народ. И я, тогдашний советский врач, часть его.

Как-то я нарисовал карикатуру с известной фотографии, где Ленин и Сталин сидят на лавочке в Горках. Только на моей картинке Сталин делает Ленину рожки. Да эта картинка в этом номере журнала. Вы можете ее увидеть. А в 90-е она была напечатана в журнале «Магазин Жванецкого», где главным редактором был Игорь Иртеньев, а я был главным художником. Потом пришло письмо от читателя. В конверте лежала вырезанная из этого журнала картинка, а в письме была одна строчка, там было написано: «Берегись, поганый рисовальщик!» Я очень горжусь этим письмом, и мне очень нравится эта формулировка. Она совсем не грубая, а как будто из XIX века.

На территории больницы Кащенко во дворике санаторного отделения был памятник Ленину, который сидел положив ногу на ногу и что-то писал. Может быть, историю болезни. А может быть, записку в будущее. Мол, встретимся на Красной площади. Я там буду долго лежать. Вокруг гуляли пациенты и никакого внимания на вождя не обращали.

Как-то из Перми я увозил в рюкзачке чугунного трехкилограммового Ильича, сидящего на чугунной же лавочке. Я купил эту фигурку на рынке, где продавалось всякое старье. Лоб у чугунного вождя был сильно увеличен и как бы нависал над нижней частью лица. Он сидел в расстегнутом нараспашку пальто, брюки у него были сильно укорочены, а ботиночки были какие-то детские и трогательные. Ну разве мог я не купить такого Ленина?

Мой рюкзачок в аэропорту просветили. Спросили: «Что у вас там?» — «Там у меня Ленин, — ответил я. — Он маленький… еще». И меня с маленьким чугунным Лениным пропустили и даже не попросили его показать.

Сейчас уже не помню, как называлась эта железнодорожная станция по направлению к Архангельску. Памятник Ильичу был занесен снегом весь. Торчала только голова и правая рука, показывающая направление вперед. Ленина было даже жалко. Холодно, а он в пиджаке. Вождь как бы плыл по снегу, и в таких нечеловеческих условиях он продолжал работать — показывать направление движения поездов в сторону Архангельска.

По идее, на противоположной стороне железной дороги должен был стоять такой же Ленин и показывать поездам направление в сторону Москвы.

Мой друг Сергей Горшков служил в Таманской дивизии художником. Это был 1980 год. Год Олимпийских игр. Олимпийских мишек Горшков навырезал больше, чем все поголовье бурых медведей нашей родины.

И вот в эту прославленную дивизию прибывает важный генерал. По этому случаю на плацу выстраивают начищенный до блеска личный состав. Генерал подъезжает чуть ли не на «чайке», выходит: «Здравствуйте, товарищи!» — «Здравь! Жел! Тищь генерал! Ура-а-а!»

В это время из диаметрально противоположной точки плаца движется солдат, причем бородатый. В форме, но в кедах и с холщовой сумкой через плечо. И идет это чудо прямо на товарища генерала, который его пока не видит, но по лицам бойцов понимает, что за его спиной опасность.

Генерал резко оборачивается. А солдат уже тут: «Разрешите встать в строй, товарищ генерал. Скульптор Горшков прибыл».

Генерал остолбенел и потерял дар военной речи. Потом налился кровью, вследствие чего дар этот к нему вернулся. «Развели наркоманов, — заорал генерал, — хиппи ср…ных, — заорал генерал, — тунеядцев и алкоголиков! — заорал генерал. — Что у вас в сумке? Водка? Порнография? Наркотики?» И тут Горшков открывает сумку, протягивает генералу бюстик Ленина и увесистый том биографии вождя. Дело в том, что скульптор Горшков в это время как раз работал над памятником Ильичу для Таманской дивизии. Тут у генерала происходит «сшибка» по академику Павлову. Он бледнеет, потеет, ничего не может понять. Стройный и прочный мир его сознания рушится на глазах у бойцов. «Тьфу на вас!!!» — наконец произносит генерал, и его, практически без чувств, увозят.

Про Владимира Ильича Ленина можно много рассказывать баек. У каждого они свои.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

Все статьи автора Читать все