Классный журнал

Андрей Макаревич (признан в РФ иностранным агентом) Андрей
Макаревич (признан в РФ иностранным агентом)

Механическое сердце

23 ноября 2017 10:15
У каждого из колумнистов «РП» есть свое, индивидуальное восприятие часов. Как можно было догадаться, музыкант Андрей Макаревич воспринимает и понимает часы на слух. Благодаря ему и мы можем расслышать эту тихую музыку времени. Тик-так.
Посвящается С. Руссу
 
Да нет, господа, даже не пытайтесь меня убедить, что эти дешевые пластмассовые электронные игрушки вы всерьез называете часами, — не разочаровывайте меня. Ну хорошо, в пространствах и помещениях, созданных для унижения людей, — вокзалах, больницах, моргах, школах, кабинетах следователей — они, пожалуй, смот­рятся уместно и даже органично — не куранты же там вешать. Но предмет, которому вы доверили свой пульс, график своего дня и всей своей жизни, обязан быть только настоящим. Никогда не пристегивайте к перевязи картонную шпагу.
 
Удивительно — не могу вспомнить свои первые часы. Помню, о каких мечталось: дело было не в самих часах, а в ремешке. Коричневый, кожаный, он расширялся под часами, и они лежали в нем, как картина в раме. К тому же сверху и снизу от часов на этом ремешке располагались две маленькие полусферы из оргстекла: в одной крохотный компас, в другой — портрет Юрия Гагарина. Шпана носила эту конструкцию на внутренней стороне запястья — на случай драки.
 
В ящике тумбочки лежали часы, в которых папа вернулся с войны, — маленькие, прямоугольные, продолговатые, ремешок совсем истлел, железо корпуса потемнело, но циферблат по-прежнему очень красивого оранжево-коричневого цвета. Называются Lanco. Я достаю их, машинально кручу головку завода — и они идут! Спустя семьдесят два года — идут! Разве это не чудо? Какое время они показывают? Сегодняшнее или то, послевоенное? Тогда ведь тоже днем было 14:05!
 
На тумбочке в спальне у родителей стоит будильник. Его зовут «Слава», это написано на циферблате. Белый пластмассовый параллелепипед со слегка выпуклым верхом и низом, злые тонкие палочки вместо цифр, прямые бездушные стрелки. Дизайн эпохи «догнать и перегнать Америку». Без четверти семь «Слава» отвратительно тарахтит, возвещая приход серого утра буднего дня. Я отношусь к «Славе» как к участковому врачу — побаиваюсь и не люблю.
 
Вид механизма часов меня завораживает — тончайшая, свернутая изящной спиралью пружина, прямо с чертежа Леонардо да Винчи, передающая свое напряжение плотно уложенным в единственно возможном порядке шестерням — и каждая опирается осью на маленький розовый рубин, и все это умещается в крохотном круглом корпусе, и все это живет, и двигается, и восхитительно тикает, и честно сообщает нам ту часть информации о времени, которую мы в состоянии воспринимать. Мне кажется, эти ювелирные кишочки часов очень хрупкие, я боюсь даже дышать на них. Мой друг часовщик Славка уверяет меня, что это иллюзия — на самом деле там все очень прочно, иначе бы не ходили они по семьдесят лет. И смело лезет внутрь какой-то железной иголкой. Я не могу отделаться от ощущения, что лезут в мой собственный глаз, и отворачиваюсь.
 
Я собираю наручные часы Omega. Началось это случайно: я гулял по антикварному художественному салону и увидел их на витрине. Это было произведение искусства в стиле ар-нуво — моей любимой эпохи. Я полюбовался на них, заставил себя уйти, некоторое время бессмысленно бродил кругами, потом решил вернуться и спросить цену. Цена ожидаемо огорчила, я отошел снова и вдруг просто почувствовал, что вот прямо сейчас к прилавку подойдет неприятный, возможно, толстый человек, равнодушно купит мою «Омегу», не разглядывая и не торгуясь, нацепит на волосатую руку и исчезнет с ней навсегда. Нет, это была определенно любовь с первого взгляда. Так было положено начало коллекции.
 
Я собираю не всю «Омегу» — только мужские и заканчивая началом семидесятых: часы позднего Джеймса Бонда и американских космонавтов меня уже не интересуют. К тому же во мне нет одержимости истинного коллекцио­нера: я не буду мыкаться по аукционам в поисках единственной редкой модели — меня интересует застывшее в этих маленьких машинках время. Не то, которое им приходилось показывать, а то, которое навсегда осталось в формах их корпусов, стрелок, в изгибах или стройной сухости цифр. Согласитесь, господа, мы почти не знаем случаев, когда предмет, служащий утилитарной задаче, еще обладает признаками произведения искусства. Представьте себе стетоскоп в стиле ар-нуво. Да и очки в те годы еще не поняли про себя, что могут не только помогать людям видеть, но и быть красивыми. А часы сразу стали показателем вкуса, да и благосостояния их обладателя. И еще — эстетическим знаком эпохи. А эпохи сменяли друг друга очень быстро.
 
И вот что еще: часы умудряются переводить непостижимое, многомерное, неровное, как океан, Время, которое, скорее всего, и есть Бог, в ровно поделенную на секунды, минуты, часы и дни линеечку. Часы сняли с поверхности океана Времени узенькую полосочку, выровняли и заморозили ее, и мы едем по ней на роликах в сторону кладбища. Они с самого начала договорились между собой о том, что людям этого достаточно. И даже если мы чувствуем, что на самом деле время за нашей спиной ведет себя иначе, — мы не оборачиваемся. Мы верим нашим часам. Часы — наши маленькие механические сердца, преданно ведущие нас по жизни в одном направлении.
 
Я смотрю на такие разные циферблаты — двадцатые, тридцатые, сороковые… Сколько раз в минуты своей жизни (а может, и смерти) смотрели на них хозяева, сколько взглядов отпечаталось на этих самых циферблатах, цифрах, стрелках… В окопе под Гельсингфорсом, в лениво гуляющей Одессе, за рулем «эмки» или «победы»… Вы правда думаете, что все исчезло, испарилось без следа?
 
А потом я осторожно снимаю с полки каждую машинку — по очереди — и завожу ее. Это необходимо делать хотя бы раз в месяц, чтобы смазка в механизмах не застывала. И часы оживают в моих руках. И когда работа закончена и все часы уложены на места, я прикрываю дверку шкафа и прикладываю к ней ухо. Какой же замечательный еле слышный разговор идет там, внутри! Сколько рассказов звучит одновременно!
 
Разобрать бы.
Все статьи автора Читать все
       
Андрей Макаревич, часы, Lanco, Omega
Рекомендую
1 3501
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Я есть Грут
    23.11.2017 16:51 Я есть Грут
    Часы - для нас напоминание,
    Что вечно только мироздание.
    "А Вы - всего лишь квартиранты", -
    Бьют, не щадя людей, куранты.
77 «Русский пионер» №77
(Ноябрь ‘2017 — Ноябрь 2017)
Тема: революция
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое