Классный журнал

Как я был трибуном

21 ноября 2017 11:30

Наш постоянный колумнист Леонид Ганкин однажды сам устроил революцию, в отдельно взятом ЖСК. Мгновенно, искрометно, одной только силой слова. Это было, судя по всему, упоительно. Но и выгода от революции была тоже очевидной — для Леонида. А вот для других участников бунта все закончилось не так радостно. Но ведь на то она и революция.

Ну вот совсем я не революционер. Наоборот, оппортунист, каких мало, соглашатель, приспособленец. Пусть тот, кто без греха, первым бросит в меня камень. И все же один раз в жизни я выступил в качестве пламенного трибуна, агитатора, горлана, главаря, поднявшего на борьбу революционные массы в одном отдельно взятом жилищно-строительном кооперативе. Дело было так.

Шел 1990 год. Помните, какое это было время? Борьба между Горбачевым и Ельциным близится к апогею. На Пушкинской площади не прекращаются митинги. Политизированные люди ежедневно толпятся у дверей редакции «Московских новостей», куда я через пять лет приду работать (воистину неисповедимы пути Господни!). Все, не отрываясь от телевизора, смотрят программу «Взгляд» и прямые трансляции заседаний Совета народных депутатов СССР. Трудовые коллективы свергают прежних руководителей и ставят новых — выбранных на общих собраниях. А я в это время пишу себе научные статьи, которые, как я тогда думал, лягут в основу моей докторской диссертации. А еще мы с женой занимаемся обменом квартиры: хотим переехать из нашей, в Орехово-Борисово с видом на факел капотненского нефтеперерабатывающего завода, куда-нибудь на север Москвы, поближе к тестю с тещей.

Наконец нашли подходящий вариант, бодро собрали почти все необходимые документы, но тут возникла неожиданная загвоздка. Для оформления сделки от нашего жилищно-строительного кооператива требовалось согласие на обмен, подписанное председателем правления. Идиотизм, конечно. Почему это ЖСК должен вмешиваться в отношения между двумя собственниками и разрешать или не разрешать одному из них делать со своей собственностью то, что он считает нужным? Не знаю, требуется ли такая справка сейчас, но тогда без нее обмен не мог бы состояться. Как бы то ни было, но я счел, что это простая формальность, и, не ожидая подвоха, пришел в контору к председателю кооператива с заранее заготовленной бумагой. Однако тот меня не принял: «Не видите, я занят? У меня приемные дни по вторникам и четвергам».

Тогда я пришел во вторник, но правление оказалось закрыто. Я больше часа прождал у запертой двери, а потом еще несколько раз выходил из дома проверить, не пришел ли председатель. Но в тот день правление так и не открылось. В четверг оно было открыто, но не было председателя, и мне сказали, что никто, кроме него, подписать бумагу не может. Заранее с ним созвонитесь или домой к нему зайдите, посоветовали мне, лучше всего вечером, после работы. Но домашний телефон председателя не отвечал, и я два вечера тщетно прождал его на лестничной площадке возле квартиры. Наконец в субботу или воскресенье я застал председателя дома, но он грубо выставил меня вон: «Уже по выходным покоя нет. Хамство какое!» Сегодня я бы решил, что он вымогает взятку, но тогда я не знал, что и подумать.

Соседи порекомендовали мне зайти к заместителю председателя правления: Павел парень хороший, понимающий — по крайней мере, подскажет, что делать. Они не ошиблись. Павел действительно оказался очень приятным молодым человеком. Он пригласил меня зайти, предложил чашку чая: я, мол, все равно сейчас один — жена с сыном еще на даче. Оказалось, что наши дети ровесники и играют на одной детской площадке. Сам Паша работал инженером-технологом на заводе «Серп и молот», получал немного, приходилось подрабатывать. Должность заместителя председателя правления ЖСК давала небольшую прибавку к зарплате. Ему было явно стыдно за своего шефа — нельзя так с людьми. Но времени у того действительно не хватало. Председатель крутился как белка в колесе: как только в стране началось кооперативное движение, он быстро сориентировался и теперь был владельцем автомастерской и похоронного бюро. Да еще и в государственной конторе какой-то числился. На столе появилась бутылка водки, в итоге мы с Пашей просидели за столом весь вечер и расстались друзьями. Ты приходи на отчетно-выборное собрание нашего кооператива, до него всего-то чуть-чуть осталось. На собрании он обязательно будет, посоветовал мне Паша напоследок.

На собрании, проходившем в актовом зале соседней школы, председатель не появился. Какой-то мужчина из правления по бумажке пробубнил отчетный доклад, потом бухгалтерша отчиталась о расходах. В зале стоял мерный гул — докладчиков никто не слушал. Потом члены кооператива по очереди с разной степенью озлобленности начали высказывать свои претензии к работе правления. Картина складывалась однозначная: жильцы этой работой крайне недовольны. При этом многие жаловались лично на председателя: его невозможно застать на работе, он не решает никаких вопросов, хамит людям.

Члены правления всё это спокойно выслушали, а потом мужчина, который вел собрание, как ни в чем не бывало предложил утвердить отчет и переизбрать на новый срок все правление в полном составе, включая председателя. И в голове моей мгновенно созрел план. Я попросил слова и вышел на сцену, встав рядом со столом президиума. «Нас просят дать положительную оценку работе правления, — начал я, — а ведь в доме-то у нас все плохо. На лестничных площадках грязно. Целую неделю не работал лифт в третьем подъезде. Женщины с маленькими детьми таскали на себе коляски! А в первом подъезде сломали несколько почтовых ящиков, и их месяц не могли починить. А ведь мы постоянно сдаем на что-то деньги. Куда они идут? Это хорошо бы проверить!» Зал зашумел, заволновался, а я продолжал: «Рыба тухнет с головы. Тут все верно говорили про председателя. Мне он тоже уже две недели не может уделить минутку времени. И знаете, что я недавно выяснил? Он кооператор, и ему некогда заниматься нашим ЖСК. — Я сделал паузу; зал угрожающе загудел. — Кооперативное движение — это, конечно, хорошо, наши партия и правительство его поддерживают. Пусть себе наш председатель деньги гребет лопатой. Но это не дает ему права вытирать о нас ноги!» Зал взорвался от негодования.

Пока я выступал, под сценой собрались особо сочувствующие: несколько немолодых женщин в вязаных беретах и здоровенный дядька с красной физиономией и переломанными ушами, выдававшими в нем бывшего боксера или борца. Он потрясал загорелым кулаком, по цвету и размеру напоминавшим дыню «Колхозница», и повторял: «Во! Слушайте, что он говорит!» А я уже подходил к завершению своей речи. «Вы будете голосовать за этого председателя?» — «Нет!» — прогремел зал. «Вы будете голосовать за это правление?» — «Не-е-ет!» — «Тогда ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы прекратить полномочия нынешнего состава правления и его председателя? Кто против? Кто воздержался? Принято единогласно». Действительно, чувствуя наэлектризованность зала и особенно дядьки возле сцены, даже сидевшие в президиуме члены правления побоялись голосовать сами за себя. «Давай мы тебя изберем председателем?» — предложил дядька. «Нет, — ответил я, — спасибо, конечно, но по ряду причин я не могу принять ваше предложение. Зато у меня есть отличная кандидатура. Это Павел. Из всего нынешнего состава правления он единственный пытался хоть что-то сделать. Да вы все и сами его хорошо знаете!» — «Знаем! Знаем! — послышались голоса. — Пашу в председатели!» Пашина кандидатура прошла единогласно. Словом, собрание закончилось моей полной победой.

«Пусть передают нам дела!» — прорычал, кивнув на президиум, краснолицый дядька, вошедший в состав нового правления. Членов старого мы провели от школы до дома, как пленных немцев по Москве. Забрали у них документы, ключи от сейфа и до полуночи обсуждали планы революционных преобразований в нашем доме. Перед тем как разойтись, я подсунул Павлу бумагу с разрешением ЖСК на обмен. Он ее подписал и поставил печать.

Как часто бывает, после революции наступила реставрация. Я уже обживал новую квартиру, когда мне позвонил Павел и сказал, что старый председатель добился признания голосования на прошедшем собрании недействительным — мол, не было кворума. В ЖСК провели новое собрание, на котором прежнее правление во главе с председателем переизбрали на новый срок. Пашу из правления вышвырнули. Мне было досадно, но что я мог сделать? Больше ни в каких революциях я не участвовал.

Все статьи автора Читать все