Классный журнал

Фьючерсное домогательство

20 ноября 2017 07:50

Собственно, вот еще один убедительный пример того, что революция может подстерегать на каждом углу, когда ты к встрече с ней совсем не готов. Но это, конечно, не относится к ведущему уроков мужества Николаю Фохту. Он-то готов всегда. К любому повороту.

Бойся странных вещей, говорил один мудрый мордвин.

Человек это был, как говорится, простой, пьющий, на мем и мудрость не претендующий. Он приходил в наш двор посидеть на лавочке весной, летом и ранней осенью. Где он бывал в холодное время года, мне не известно. Об этом человеке я вообще ничего бы и не узнал, если бы однажды, проходя мимо него, сидящего на лавочке, вдруг не услышал эту фразу: бойся странных вещей. Это вы, говорю, мне? Это я, отвечает он, всем. Ну и вам нелишне будет.

У меня была с собой чекушка водки, которую я нес в машину, предчувствуя скорые заморозки, — для омывателя стекла. Думаю, человек на лавочке это почувствовал, он вообще оказался визионером. К тому же из кармана пальто он достал такой, можно сказать, домашний бутерброд — а ведь я еще про чекушку и не заикнулся. Стаканчик у него, разумеется, тоже был.

Выпив и закусив, человек сообщил, что приехал он из Ардатова. Почему? Да потому, что в Москве весело и можно сидеть на улице, смотреть по сторонам, разговаривать с людьми про жизнь. С ардатовцами о жизни не поговоришь, ардатовцы и сами про жизнь все понимают.

— Вот я и говорю: пуще всякого остального бояться нужно странных вещей. — Мой собеседник выпил с достоинством, аккуратно закусил и в знак благодарности поделился мыслями. — Ведь это как? Всегда вроде знаешь, откуда опасность придет, готовишься. Слабый человек на горизонте — побоку, злой — сгруппируешься. А вот если непонятно, если ни то ни се — то и наступает как бы сон разума. Организм не может определить степень опасности и дает сбой.

— Ну, например?

— Ну, например… Ну, например, вон, мальчишка идет, в кучеряшках фиолетовых, в желтой курточке.

— Это, кажется, девочка.

— Нет, это мальчик, он живет в седьмом подъезде, пиво с пацанами пьет под грибком. Я видел, как он писает, — мальчик. Вот видишь, ты думал, что девочка, и уже успокоился. А у него, между прочим, имеется нож в кожаном рюкзаке. И однажды ночью ты будешь возвращаться с работы, поставишь машину через двор, потому что у твоего корпуса мест не будет, а тебе навстречу девочка. А это не девочка, а у него нож. Что ты будешь делать?

— Мимо пройду.

— Вот именно. Повернешься спиной. А мальчик-девочка тебе беду и сунет под ребро.

— За что?

— А ты давай, налей еще.

— Да бери всю, я-то не буду, мне-то за руль.

— Знаю. За что?.. Просто так, потому что странный. Может, он тебя в карты проиграл, может, чтобы как раз настоящей девочке понравиться. Бойся странных вещей, бойся странных людей.

Конечно, я запомнил пророчества человека из Ардатова. И не раз после того разговора убеждался в истинности слов скамеечного пророка. Странность — отвлекающий маневр, маскировка по-настоящему опасных. Вот совсем недавно и довелось еще раз убедиться.

Сообщение пришло на служебную почту, чин чинарем. Мол, слышал о вас только хорошее, нужно встретиться, есть нетривиальная проблема. Ну хорошо. Встречу потенциальный клиент почему-то назначил в торговом центре, на Кутузовском. И не в ресторане, который там, в общем, приличный, а в кафе напротив входа в супермаркет.

Немолодой гражданин, полноватый, такой из последних сил интеллектуал, в прекрасных темно-синих шерстяных брюках, в синей «с искрой» водолазке и тончайшей кожи черном пиджаке. Туфли, перстень, сигарилла — все как положено.

— Люблю простые места для сложных переговоров, — туманно пояснил мой новый знакомый. — Меня зовут Данила Иванович, дело у меня странное, необычное.

Я сразу насторожился и вообще как-то расстроился. Когда человек в голубых линзах объявляет, что у него необычное дело, значит, у него действительно дело необычное и опасное.

— Я наводил о вас справки, встречался с вашими бывшими клиентами — только превосходные рекомендации. Одна была отрицательная… Ну, почти отрицательная. — Данила Иванович улыбнулся. — Но она не в счет.

— Это почему же?

— Потому что она от женщины. — Мой собеседник сказал это жестко, даже зло. — Что мне особенно нравится, вы творчески подходите к делу, вообще, судя по всему, вы неглупый человек, хоть и работаете в такой сфере.

— В какой в такой?

— Ну ладно, не обижайтесь. В такой, в охранных структурах. Работа ведь специфическая, не всегда время остается на Булгакова, Чехова, Акунина.

Я хотел было парировать насчет селекции авторов, но сдержался. Меня все больше тревожила эта явная странность моего гипотетического нанимателя.

— Даниил Иванович, что вас тревожит?

— Данила, Данила Иванович. Все-таки надо быть внимательней к деталям. Эх, ну вот как вам сказать, трудно мне это дается — сформулировать, неловко даже. Вы наверняка слышали слово «харассмент»? Ну вот, мое дело как раз про это.

— Что, девушка шантажирует, в суд подает? Насколько я знаю, тут история в основном юридическая, вам нужен хороший адвокат, как говорится. Чем я могу поддержать?

— Ну погодите, что же вы так примитивно-то… Девушка в суд подает… Вы понимаете, это уже результат, когда в суд, поздно уже. Я во всех делах привык работать на опережение. Фьючерсный, так сказать, стиль мышления. С самого начала. Еще пацаном, а я в Беляеве жил, отец открыл глаза на то, что доллары — это самая надежная валюта, что американцы просто их печатают, даже золотом они не обеспечены, в отличие от родного рубля. Я сразу обратил внимание на бакс, узнал, где они водятся, стал ошиваться у гостиниц, у «Березок», в Шереметьеве-2. Там пару баксов заработаю, тут десяточку подниму. К шестнадцати у меня под сто тысяч был капитал. А еще ведь Совок, еще расстрел за это. А вот ничего, не сдрейфил, сохранил, не профукал. Или от Таньки, девчонки моей, которая потом супругой, конечно, стала, услышал про интернет — сразу понял: вот за чем будущее. И вложился: в компьютеры, в инфраструктуру — и выиграл. То же с мобильной связью — никаких денег не жалел, рисковал страшно. Зато теперь в шоколаде, можно сказать. Почему? Потому что смотрю вдаль, заглядываю за горизонт событий. Это мой принцип, если хочешь знать. И с харассментом то же самое.

Я ничего не понял. Особенно страшно стало после горизонта событий. Если Данила Иванович знает значение этого выражения и употребил его в своей странной речи осознанно, то вообще все плохо. Если не знает, но все равно употребил, лучше не намного, а может, даже и хуже. А про харассмент на фоне горизонта событий вообще я молчу.

— А вы не могли бы пояснить? Я пока не очень понимаю свою задачу. Вы на харассменте хотите деньги заработать, как на телекоммуникационном бизнесе?

Данила вздохнул разочарованно.

— Сейчас речь не о бизнесе, а о личном пространстве и личной безопасности. Вот вы следите вообще за новостями? Вообще, тенденциями интересуетесь? Харассмент опять поднимает голову, опять выходит на авансцену. Люди, точнее женщины, поняли, что это не только деньги, это социальный статус — жертва харассмента. Во-первых, сочувствие и лайки, во-вторых, разумеется, деньги, в-третьих, ревитализация сексуальности: даже самая, скажем так, серая, блеклая девица, заявив, что к ней кто-то из уважаемых людей, из начальников, из неординарных личностей, например, приставал, домогался, безусловно, привлечет к себе внимание. Ну это закон, не знаете, что ли?

Я не знал. Мне становилось все хуже и хуже.

— То есть харассмент — это женский социальный лифт, теперь понятно?

— Предположим. Что требуется от меня?

— Так вот, я человек не бедный, компаний у меня несколько, недвижимости по всему свету слава богу. Лакомый кусок, не правда ли?

Больших усилий мне стоило промолчать.

— Короче говоря, я хочу сыграть на опережение. В моем московском офисе работает тридцать сотрудниц. Все они подбирались очень тщательно, в том числе и по внешним данным. Моя трактовка: в ближайшее время я могу получить тридцать исков о сексуальном домогательстве. И я хочу этого избежать.

Тут я отчетливо понял, что он, скорее всего, сумасшедший. Именно в этот момент я вспомнил мордовского мыслителя и его мальчика-девочку. «Отвернешься — он тебе беду под ребро», — пронеслось в мозгу. Единственное, о чем я сейчас думал, — как сбежать из супермаркета.

— То есть вы всем своим сотрудницам делали… ну, предложения сексуального характера.

— Разумеется, нет, я гей.

Черт, мальчик-девочка, мальчик-девочка. Впервые в моей практике я почувствовал что-то похожее на паническую атаку.

— Значит, и бояться нечего.

— Но никто не знает, что я гей. У меня есть жена, я говорил, дети. То есть технически я мог бы к ним всем приставать.

— Данила Иванович, ну, во-первых, мне кажется, вы преувеличиваете. Во-вторых, есть ли у вас доказательства, что эти ваши женщины, сотрудницы, собираются обвинить вас в сексуальном домогательстве?

— Эх, Николай, да вы невнимательны все-таки. Я же говорю, привык работать на опережение, на дальних подступах: мои девчонки еще сами не знают, что они хотят обвинить меня в харассменте.

— Хорошо. Вернемся к главному вопросу: какова моя роль?

— Я нанимаю вас охранником. Вы появляетесь в офисе, когда туда приезжаю я, и не выпускаете меня из виду. Точнее, всюду со мной ходите. Может быть, даже нет, наверняка снимаете все на камеру гоу-про. Плюс переговоры. Среди партнеров тоже есть женщины, это также группа риска. Таким образом, круглые рабочие сутки вы рядом. С одной стороны, они не смогут ко мне подойти, чтобы спровоцировать, с другой — вы всегда сможете дать показания в суде, что я чист.

Честно говоря, когда он закончил, будто гора свалилась с плеч.

— План хороший. Только есть изъян: как правило, самые громкие, резонансные дела по сексуальным домогательствам затеваются задним числом. Через пять, восемь, пятнадцать лет. Вроде в то время харассмента не было, а дело запросто могут состряпать. И мое присутствие, таким образом, ничего не дает. И потом, я могу предложить более дешевый и объективный способ. Зачем вам я, вообще любой живой человек? В суде показания вашего охранника, конечно, выслушают, но судья, а тем более присяжные всегда будут иметь в виду конфликт интересов. А вот идея с камерой отличная — только я советую установить камеры по всему офису, чтобы в зону видимости попали все места, где вы можете пересечься со своими сотрудницами, включая туалеты. Я бы не стал афишировать, хотя, может, и наоборот — объявить об этом: тогда у злоумышленников пропадет всякое желание приставать к вам.

— У злоумышленниц, — поправил Данила.

— Ну да. Завести камеры на пульт, выделить отдельного, доверенного сотрудника службы безопасности, чтобы контролировать их. Его можно и не посвящать в детали. Вуаля, вы в безопасности. Но, само собой, есть самый лучший способ обезопасить свое прошлое и будущее.

— Какой?

— Камингаут.

Вообще-то думал, надеялся даже, что Данила встанет и уйдет, сказав что-то обидное на прощанье. Нет.

— Не вариант, дороже обойдется. К тому же тогда история еще сложнее: у меня в три раза больше сотрудников-мужчин, понимаете? Тем более у моего плана есть и продолжение, во всяком случае, было. Когда мы обезопасим меня от возможных исков сотрудниц, можно рискнуть самому подать иск к сотрудницам. И вот тут камеры будут только мешать, потому что мне нужен будет свидетель, в суде.

Вот оно, вот он, нож в спину.

— Уважаемый Данила, вы хотите сказать, что предложите мне лжесвидетельствовать? То есть сказать суду, что к вам, гею, приставали ваши подчиненные? Это вообще абсурд, во всех смыслах.

— Милейший, это не абсурд, это революция. Это ответ, месть, можно сказать, за невинно, да хоть и по делу оболганных.

— Если по делу, то не оболганных.

— Вы что, на их стороне?

Я не стал говорить, что я ни на чьей стороне, потому что я уже затаился, я уже выставил несколько степеней защиты, я уже наметил и расчистил пути отхода.

— Данила, я сейчас просто встану и уйду. Мне кажется, ваша предусмотрительность похвальна, но просто мне не интересен ваш кейс. И постарайтесь забыть о моем существовании — иначе я предъявлю запись нашего разговора, где вы предлагали мне солгать под присягой.

— Ты блефуешь, нет никакой записи.

Я положил двести рублей за кофе под блюдце, встал и, стараясь не показать, как мне сейчас хочется побежать, направился к выходу.

Блеф! Конечно, не блеф. Сразу включил микрофон на телефоне в фоновом режиме — как только понял, что он в голубых контактных линзах.

Потому что бойся странных.

Повторим урок