Классный журнал

Исповедь валютчика

18 октября 2017 11:20

Благодаря теме этого номера много нового о колумнистах «РП» узнают читатели. А про некоторых даже такое, что не по себе становится: ведь сложись обстоятельства как‑то иначе, не было бы в нашем журнале такого колумниста Александра Журбина. И музыканта б не было. И то и другое представить невозможно.

Это было очень давно. В те времена, когда общение с твердой валютой было уголовным преступлением. За это людей сажали в тюрьму и даже иногда расстреливали.

И я однажды был близок к этому.

Год примерно 1969-й.

Я студент Института имени Гнесиных (ныне Академия им. Гнесиных). Учусь на композиторском факультете, мои профессора — Пейко, Литинский и Хачатурян.

Живу в общежитии на улице Космонавтов, около ВДНХ. Живу бедно, стипендия что-то около 28 рублей. Родители иногда что-то подкидывают, но мало. Живу фактически впроголодь.

Моя музыка, которую я уже активно пишу, абсолютно никому не нужна. Уже написана куча разных пьес, камерной музыки, вокальные циклы. Уже почти готова Первая симфония, задумана и почти написана кантата «Крысолов» на стихи Цветаевой.

Но денег никто не платит.

А кушать хотелось.

И пить.

И пойти в театр. Или в оперу. Или на концерт в Большой зал Консерватории.

Ну, последнее было проще. Как студентов нас пускали почти всюду бесплатно, по студенческому билету. Правда, на галерку, на самый верх, без всякого, конечно, места. Но нас устраивало. Постоять и посмотреть на премьеру во МХАТе, или Театре Вахтангова, или на Таганке тех лет было величайшим счастьем.

Или послушать Ойстраха, Когана, Ростроповича — что может быть лучше?

Правда, иногда студентов не пускали. Были такие дефицитные спектакли (или концерты), когда не было никаких студенческих пропусков.

Вспомню для примера концерты «Берлинских Филармоников» (Berliner Philarmonic) в 1969 году под управлением Герберта фон Караяна. В то время приезд «главного дирижера Европы» был для советских людей чем-то вроде прилета инопланетян, посмотреть на него хотели все, даже те, кто отродясь не ходил в Большой зал Консерватории.

И что вы думаете? Конечно, все студенты Московской консерватории, и не только Московской, но и специально приехавшие студенты Свердловской, и Саратовской, и Киевской консерватории, — все были в зале.

Каким образом?

Прорывались.

Да, это был именно «прорыв», в самом военном смысле слова. Студенты собирались кучками, потом эти кучки объединялись в одного мощного «дракона», напоминая строй древнегреческих «гоплитов», без труда вонзались в ветхих бабушек, державших оборону, и через минуту все уже тихо сидели на галерке, и выгнать их оттуда не было никакой возможности.

Но, кажется, я отвлекся. Пора рассказать о своих валютных похождениях.

Надо сказать, что в те времена валюту (речь идет, конечно, о твердой валюте — долларах, франках, марках, фунтах) никто из нас в глаза не видел. И, конечно, не держал в руках.

Не скажу за всех, конечно, но среди моих знакомых — никто. Мы были скромные мальчики из советских семей, наши родители были люди среднего класса по советским понятиям — инженеры, учителя, врачи. «Средними» они были по советским понятиям, а по западным их смело можно было назвать «бедными». Хорошая квартира была у одного из десяти, машина — у одного из пятидесяти, дача — у одного из ста, за границу ездил один из двухсот.

Впрочем, надо сказать, что все были счастливы, всем всего хватало, и никто ничего особо не добивался (не говорю про диссидентов, это совсем отдельная тема).

Так вот, валюты не было ни у кого.

Как выглядят доллары или франки, мы знали (видели в кино или по телику), а вот каковы они на ощупь — никто не знал…

Да, в общем-то, валюта была и не нужна. На нее ничего нельзя было купить, ее нигде не принимали, обменять рубли на доллары или наоборот было невозможно.

Конечно, мы знали, что существуют гостиницы типа «Метрополя» или «Националя», где живут иностранцы и где принимают любые деньги. Конечно, мы все знали о валютных «Березках» и даже знали, где они находятся. Однако окна там были занавешены от пола до потолка, разглядеть с улицы ничего внутри было невозможно. Поэтому об ассортименте товаров мы могли лишь догадываться.

Но мы знали, что там есть всё.

И всё — настоящее. Все оригинальное, не быстро снашивающиеся китайские подделки, а настоящая фирмА: Америка, Италия, Франция.

Мы знали названия всех фирм, правда, искажали все на свой лад. «Рэнглер» назывался «ВРАНГЛЕР», Ральф Лорен назывался Ральф ЛАУРЕН, ну а «Лакост» («Lacoste»), конечно, произносился как «ЛакOстA».

И конечно, все это продавалось у спекулянтов. Причем понять, что нам впаривали — настоящее или фальшак, — было трудно. Никто не отличал тогда правильный шов, или стежок, или запах (если речь шла о парфюме), но, переплатив втридорога, можно было купить фирменные джинсы, или «баттн-даун», или духи «Пойзон» (конечно, «Пуазон»). Надев это, ты становился как бы на голову выше своих сверстников, своей компании.

Но надо объяснить: о том, чтобы зайти в этот «валютный» магазин, не приходило даже в голову. Мы знали: там стоят люди из специального отдела КГБ, следящие за валютчиками.

(Даже не знаю, был ли на самом деле такой отдел в КГБ. И спросить не у кого, а рыться в интернете неохота.)

Собственно, тут и начинается моя новелла.

Описываю все как было. Без прикрас и без утаек.

Итак, как уже было сказано, я был очень беден, жил в общежитии, денег хватало на метро и на весьма скудную пищу.

И вот однажды «птица счастья» задела меня крылом.

Как-то я шел по коридору своего Института им. Гнесиных, и меня окликнул какой-то господин, одетый несколько излишне ярко, в каком-то полосатом костюме из блестящей ткани.

— Молодой человек, — сказал господин, — скажите, вы не пианист? (Тут надо пояснить, что пианистом я никогда не был и даже не учился на фортепиано, курс «общего фортепиано» не в счет, однако играл на рояле вполне прилично и здорово читал с листа.)

— А что? — ответствовал я.

— Да вот, я работаю в Москонцерте, и нам в группу срочно нужен пианист.

— А что случилось?

— Да у нас был прекрасный пианист, но его взяли в оркестр Горбатых, а у нас гастроли… (Тут опять надо пояснить, что в Москонцерте был такой «Оркестр Горбатых», это просто была фамилия руководителя, его звали Александр Ефремович Горбатых.)

— А сколько вы платите? — спросил я (это был для меня главный вопрос). Господин тут преобразился, он почувствовал, что «рыбка клюет».

— Сколько надо, столько и платим, — сказал он, широко улыбнувшись и показав пару золотых зубов. — А сколько бы ты хотел?

— Ну, рублей 150. В месяц, — сказал я и сразу испугался, что попросил слишком много. Господин улыбнулся еще шире.

— Для начала дам тебе 200 в месяц, — сказал он. — А если справишься, то будет 300. Или больше.

— Что, правда, что ль? — выдохнул я. — Так это… я согласен.

— Да ты обожди, чувак… Он согласен. Надо, чтобы и я был согласен. Пойдем, зайдем в класс.

Мы зашли в соседний класс, где был рояль, и я продемонстрировал ему все свои умения: почитал с листа какие-то рукописные каракули, которые он принес с собой, поимпровизировал на какие-то известные джазовые темы, сыграл несколько популярных в то время песен советских композиторов.

— Беру, — сказал господин (его звали Яша). — Завтра приходи на Каланчевскую, 15, оформляться. Паспорт у тебя есть? Приноси. Прописка? А, в общаге? Это нормально! Ну и последнее: у тебя теплая одежда и обувь есть? Мы через два дня летим в Сибирь на гастроли. Будешь аккомпанировать певице NN…

Надо сказать честно, что я не был готов к такой скорой перемене участи. Это была зима, начинался второй семестр. У меня были большие творческие планы. Да и надо было ходить на лекции и уроки, выполнять, так сказать, учебный план.

Все это я сказал Яше, моему новому знакомому. Но он совершенно спокойно ответил, что все это ерунда, что никто даже не заметит моего отсутствия, что с учителями по специальности всегда можно договориться, а на «потоке» лекции все прогуливают… а потом нагоняют.

Короче, он меня очень быстро уговорил. Перспектива получить 300 рублей очень горячила мое воображение.

— Только купи теплые ботинки, — сказал Яша. — Там, куда мы едем, будет очень холодно. Особенно ногам. Пальтишко-то у тебя есть?

Пальтишко у меня было, старенькое, но теплое, на меху. А ботинок не было, были лишь туфли, в которых я и в Москве замерзал.

Придя домой, я сразу понял, что мне надо обратиться к Шота, моему другу и однокурснику, приличному трубачу, веселому грузинскому парню, который в открытую фарцевал разными вещами и хвастался, что может достать все, что угодно.

— Шотик, — сказал я ему, — мне срочно нужны зимние ботинки. На меху.

— Какой твой размер? — без лишних слов спросил Шотик.

— 43-й.

— Черт побери, есть только 41-й. Но зато Штаты. Хочешь попробовать?

Конечно, попытки натянуть на мою ногу замечательный американский ботинок не увенчались успехом.

— Слушай, — сказал умный Шотик, — я тебе помогу… Значит, тебе это надо завтра. Завтра у меня товара не будет. Но, — Шотик поднял вверх указательный палец, — я тебе продам немного долларов. Ты пойдешь на Дорогомиловскую, там сейчас есть прекрасные зимние ботинки. Вот такие же, чумовые. Америка! Значит, просто зайдешь, выберешь, заплатишь доллары и сразу выметайся. Не вздумай мерить. И имей в виду: пока ты не достал доллары, ты ни в чем не виноват. Как только достал — ты уже валютчик. Поэтому взял ботинки и сразу уходи. Понял?

— Понял, понял.

— А если все-таки возьмут тебя, молчи как рыба.

— А если будут спрашивать, где взял?

— Где взял, где взял? Нашел! Понял? И никаких имен.

— Ладно, давай.

Шотик залез куда-то в чемодан под кроватью и достал мне 40 долларов, две двадцатки, судя по всему, новенькие, только из банка.

Я отдал ему свою заначку, 160 рублей (официальная цена доллара тогда была 60 копеек за доллар, спекулянты продавали по пять рублей, а Шотик сделал мне скидку и продал по четыре).

Конечно, для меня это была огромная сумма, но ноги надо было утеплить, а предстоящие 300 рублей были совсем близко.

На следующий день с утра была репетиция песен из репертуара NN, я все быстро схватил, и ансамбль был мною очень доволен, а днем я уже входил в магазин на Дорогомиловской.

Теперь я понимаю, что за версту было видно, что этот плохо одетый юноша здесь первый раз и к твердой валюте не имеет отношения.

В магазине было практически пусто, покупателей не было, и два одинаково одетых человека в черных пиджаках и галстуках уставились в упор на меня.

Я сделал вид, что этого не замечаю, и стал с видом бывалого лондонца или парижанина (так мне казалось) гулять по магазину и осматривать разные предметы.

Магазин был большой и красивый, с одной стороны были продукты, а с другой — обувь, одежда и косметика.

Я прошелся и там и тут и все думал, как бы сделать так, чтобы «два амбала» куда-нибудь исчезли на несколько минут.

Прошло минут десять, и «два амбала» неожиданно исчезли где-то за кулисами магазина. Остались миловидные девушки, которые мною особо не интересовались.

Конечно, я давно заметил, где стоит то, что мне нужно. Зимние ботинки, производство США, на меху, практически такие же, как показывал мне Шотик, но моего, 43-го размера. Цена 39 долларов. (Шотик знал, что говорил.)

Я понял, что медлить нельзя. Я подошел к девушке в обувном отделе и сказал:

— Одну пару вот этих. 43-й размер.

— Хорошо, — сказала девушка. Равнодушно достала коробку, открыла, показала мне.

— Подходит? Мерить будете?

— Да нет, — сказал я, — зачем мерить? Я знаю свой размер. Беру.

— Пройдите на кассу, — сказала девушка.

Я подошел к кассе, где меня ждала другая девушка и моя коробка.

— 39 долларов, — сказала девушка.

Я торжествующим жестом достал две свои купюры и вручил их ей. Она их внимательно рассмотрела, пощупала, положила себе в кассу, а мне дала один доллар. После чего положила мою коробку в красивый пластиковый пакет и вручила его мне.

Я резко развернулся с намерением быстро выйти в дверь…

Прямо передо мной стояли «два амбала».

— У вас документы есть, молодой человек? — хмуро спросил один.

— Есть, — промямлил я. Паспорт был у меня с собой.

— Давайте пройдемте вот сюда.

Меня завели в комнату, где стоял стол и несколько стульев.

— Итак, Александр Борисович, — сказал хмурый, — давно вы занимаетесь валютными операциями?

— Я не занимаюсь, — прошептал я, пытаясь обаятельно улыбнуться, хотя у меня все дрожало: и руки, и ноги, и губы…

— Сейчас мы составим протокольчик, и вы нам быстро все расскажете.

И я им быстро все рассказал. И почти ничего не наврал. Сказал, что валюту нашел «в ГУМе у фонтана», что я студент Института им. Гнесиных и что мне очень-очень нужна теплая обувь, поскольку я еду на гастроли в Сибирь с певицей NN.

Тут вдруг оживился второй.

— С NN? — сказал он своему коллеге. — Знаешь, эта блондинка, которая поет песню про «Поезд». Недавно по телику пела. Она еще молодая, но поет классно. И выглядит неслабо. Законная баба. Так ты ее знаешь, что ли? — Это он мне.

— Знаю, — сказал я важно (хотя вообще-то с NN мы планировали первый раз увидеться завтра в аэропорту).

— Значит, так, пацан, — сказал второй (который, как я понял, поглавней). — Вообще-то мы тебя должны сейчас отвести в участок и там до завтра подержать. Ну а потом обыскать, где ты там живешь, и допросить твоих друзей и всех, с кем ты общаешься. Ты что думаешь, мы поверили насчет «ГУМа у фонтана»? Видали мы таких умников…

Он сделал длинную паузу.

— Но, я думаю, мы этого делать не будем. Я вижу, ты парень хороший, и вижу, тебе действительно нужны теплые ботинки. — Он ухмыльнулся. — Короче, пойдешь сейчас домой и ботинки заберешь с собой. А после приезда придешь сюда и познакомишь меня с NN. Меня зовут Сергей Петрович. Сможешь?

— Смогу, — сказал я.

— Ну давай, чеши. И не вздумай исчезнуть, мы тебя все равно найдем.

При этих словах он открыл дверь и выпустил меня на улицу.

…Вернувшись через месяц, я зашел в этот магазин. Сергея Петровича не было, был только хмурый. Я передал ему, что певица готова с ними познакомиться, но она замужем (ее мужем оказался тот самый Яша, который принял меня в свой ансамбль).

Хмурый, кажется, все забыл, но сказал, что все передаст.

Сергей Петрович больше не появился.

С тех пор я больше не покупал нелегально валюту и не ходил в валютный магазин.

Пока времена не переменились и я не стал жить в стране, где американский доллар — единственная употребимая валюта.

Но это уже другая история.

Все статьи автора Читать все