Классный журнал

Фохт
Сага о Бонапартовой
25 сентября 2017 11:25
Спору нет, это классический (в понимании «РП») пионер-герой, по всем параметрам: и призвание, и увлечение, и поступки, и даже фамилия. Но обозреватель «РП» Николай Фохт не останавливается на поверхностном сходстве. Образ главного героя усложняется. Как того, безусловно, заслуживает.

Так хотелось рассказать о Галине Бонапартовой, а теперь даже не знаю как.
После нашей встречи не знаю как.
Нет, все нормально и даже хорошо: Галина Владимировна, хоть и в гипсе меня встречала, жива-здорова. И наша встреча произвела на меня неизгладимое впечатление — правда.
Только не знаю, как рассказать.
То, что я узнал о Бонапартовой, обнаружило тайну. Совершенно непредвиденную тайну. И как у всякой настоящей тайны, разгадки две — простая и сложная.
Сосредоточишься на простой — получится ярко, но поверхностно.
А пойдешь по извилистой, непрямой дорожке — заплутаешь, не факт, что придешь к убедительным и безусловным доказательствам.
В любом случае останется осадочек: недосказал, недовызнал, недодумал.
При том, что на первый взгляд тайны никакой нет — только яркий сюжет, сумасшедшая харизма, потрясающая судьба.
Садись да излагай, люди только спасибо скажут.
Ну вот смотрите сами.
Галине Бонапартовой за шестьдесят. Она — ярчайший персонаж санкт-петербургской байкерской общины: гоняет на мотоцикле по ночному городу, делится опытом с начинающими мотоциклистами, с удовольствием ездит на рок-фестивали и ходит на экскурсии по питерским крышам. Два года назад попала в страшную аварию: нарушивший правила водитель на «ауди» сбил ее на Исаакиевской площади. Сотрясение мозга (несколько дней даже сыновей не узнавала), тазовую кость собрали по кусочкам. Только восстановилась — новый мотоцикл БМВ, план поехать на нем в Краснодар. Но и тут не все так просто: на рок-фестивале ее сбивает с ног возбужденный зритель, байкер, и случайно наступает на ногу. Перелом. Бонапартову это вообще никак не останавливает — через неделю после снятия гипса она готова отправиться в путешествие на юг страны.
Это с одной стороны.
А с другой — Галина Владимировна — легенда Архитектурно-строительного колледжа, СПАСКа. У нее почетное второе место самого строгого преподавателя (если вы утром видите бегущих со всех ног студентов — значит, первая пара сегодня — начертательная геометрия Бонапартовой).
И, конечно, прекрасная фамилия, уникальная и такая говорящая, с ярко выраженным вау-эффектом. Вот что еще надо? Просто пересказать сюжет-канву — готово дело, может, и не надо больше ничего.
Может, и не надо, но меня заклинило. Меня поразила, как это говорится, судьба моего героя.
И ведь ничего такого. Просто высокая, написанная с тонким литературным, вообще художественным вкусом получилась у Бонапартовой жизнь. Все в жанре: изысканная, но яркая драматургия, комедия, трагедия, ирония, романтика — все есть.
Хоть садись и пиши книгу — не про подвиги, про нормального, сильного человека. Галина Бонапартова на фоне эпохи. Эпоха тоже меняется: может, подстраивалась под Бонапартову, а может, коварно рушился этот незыблемый, казалось бы, фон, чтобы и героиню нашу сломить — а вот не получилось.
И она идет твердой своей походкой к простым вроде бы целям — и всякий раз доходит до них. Маленький и сильный человек, бесстрашная, какой и должна быть, вынуждена быть всякая женщина.
Сага — тренд современной литературы. А тут явная сага с разнообразными жанровыми добавками: что-то от «Гордости и предубеждения», что-то из «Маленьких женщин». И «Кавалерист-девица», конечно, и «Тимур и его команда», «Кортик» с «Бронзовой птицей» почему-то. Совсем уж не книжка «Кубанские казаки», да и «Малышка на миллион» (которая по рассказу снята)… Образная у Галины Владимировны жизнь, поучительная и вдохновляющая.
И, как сказал, есть в ней загадка: она и героя касается, и вообще контекста. Что такого именно в Бонапартовой, почему к ней все прикрепилось, от фамилии до мотоцикла?
И хочется мне разгадать секрет, но и саму историю пересказать хочется тоже.
Одним словом, сага с моими личными, субъективными попытками проникнуть в тайну этой удивительной прозы.
Глава романа первая
Петька, только заслышал звук «Ижа», сразу заулыбался.
— Че, невеста на мотике прибыла?
— Получишь за невесту. — Радость от того, что предстояло Петьке, мешала даже разозлиться по-настоящему.
Мотоцикл уже показался на пригорке. Галя в нем смотрелась серьезно — как взрослая. Да конечно, думал Петька, мотик любого человека делает лучше. Матвиенко, когда в классе у доски или когда во дворе корове задает, обычная девчонка. Отличница, конечно, но смешливой бывает тоже. А как сядет на мотоцикл — сразу такая, можно сказать, красивая. И ездит хорошо. Везет некоторым, мотоцикл отец дает. Мне бы ни в жизнь не разрешили… Да и откуда у нас мотоциклу взяться, он, наверное, тысячу стоит новыми, не меньше.
— Савенков, иди сюда. — Галка остановилась на краю луга, куда волною набегала только что скошенная пацанами трава.
— Иди, зовет, — заржали пацаны. И в смехе этом Петьке послышалась зависть — еще бы!
— Ну что, Савенков, как обычно?
— Слушай, Матвиенко, ты все-таки наглеешь. У нас нормальный, равный договор, баш на баш. С какого я еще и сено тебе заготавливать нанялся? Сама вон здоровая, как мужик. Я видел, как ты во дворе фляги разгружала. Они ж по сорок литров — это сколько же килограмм-то?
— Двоечник ты, Савенков. В литре сколько граммов?
— Восемьсот?
— Восемьсо-о-о-т, — передразнила Галка. — Ровно тысяча, килограмм.
— Ну вот, я и говорю — ворочаешь по сорок килограммов, как мужик, а накосить сена в коляску ленишься.
— Не сорок, Савенков. Шарики у тебя с роликами совсем не крутятся. Плюс еще вес самих фляг. А косить я с детства не люблю, ты сам прекрасно знаешь.
— Че за баба из тебя вырастет, если ты косить не умеешь?
— Я умею получше твоего, я не люблю, сказала же. Тупой ты, Савенков, все-таки. Так че, будем?
— Сразу тупой… Ладно, давай. Гришку моего узнаешь, вот он, скотина, жует только скошенное. Под седлом, так что даже ты сможешь.
— Да я и без седла тебя бы обогнала.
— Замажем?
Галя заглушила машину, спрыгнула на землю и молча направилась в сторону флегматично жевавшего Гришки. Но через несколько шагов не выдержала — побежала.
Судя по всему, ей обмен тоже казался очень выгодным.
Этот момент Петя любил больше всего — завести мотик. Этот волшебный миг, когда тугой, шероховатый удар по педали стартера совпадает вдруг с прокруткой газа. Не сразу. Но по первой же попытке ясно: три-четыре комбинации, и мотор займется, подхватит искру, высеченную правой ногой. «Иж» взревет, дернется, будто решил уехать без хозяина. «Хорош, хорош», — шепнет ему Петька — как Гришке, когда тот чует на хребте костлявый Петькин зад. Это он для Галки седло, так-то, когда с пацанами, никаких седел. Тут он спохватился — опять пропустил момент, как Матвиенко на коня запрыгивает в этом своем платьице. Наверняка специально его надевает — ни на мотоцикле, ни верхом неудобно ведь. Пацаны, небось, довольные, их-то от этого циркового номера ничего не отвлекает.
— Ну что, давай как обычно, до дуба? — Матвиенко сидела в седле уверенно, почти как на мотоцикле. — Ты его хоть кормил сегодня? — Она погладила Гришку по холке. Стервецу ласка нравилась, он переминался с ноги на ногу и рвался в бой. Петьке даже обидно стало. Он насупился и молча кивнул.
— Раз, два, старт! — весело крикнула Галя и вдарила пятками Гришке по бокам. Взревел мотор, и гонка началась.
Она неслась по стерне, параллельным курсом с раззадоренным не на шутку Петькой, и, наверное, была счастлива.
Счастлива, что отец в любое время давал ей мотоцикл. Все вокруг только головами качали, а отца не смущало, что, когда он впервые разрешил поехать одной, ей было всего одиннадцать; она сама не могла завести мотоцикл — просто не дотягивалась до газа рукой, да и сноровки не хватало, чтобы как следует ударить по педали. Но она наловчилась заводить его «с буксира»: ставила на передачу и скатывалась с горки. «Иж» хрюкал, чихал, но заводился как миленький.
Она была счастлива, когда отец брал на охоту. Особенно любила бить зайца: ночью она садилась за руль, отец — в коляске (сам сварил каркас, на пол — сеточный, кроватный панцирь и солома — чтобы мягко было), с двустволкой. «Сильно-то не газуй» — это когда натыкались на зайца: Галя ловила бедолагу фонарем и гнала. Заяц мог только по прямой, только в коридоре от света фары — темнота по бокам была для него непроходимыми стенами.
Она была счастлива, когда отец предложил однажды директору совхоза: если не боишься, давай дочь тебя в центр подвезет. Сам он не мог: страда, такого, как он, мастера на все руки на хуторе нет — и сварщик, и токарь — вдруг сломается комбайн? И директор плюхнулся в сено и молчал полпути. А потом ничего, освоился, похвалил даже, когда она его до центра довезла живого и невредимого.
Все эти мысли, образы счастья проносились в голове, когда она было пустила Гришку в галоп — но потом передумала. Краем глаза заметила, что Петька отстал на корпус, а выигрывать у него пятый раз подряд в планы не входило — обидчивый, не даст больше покататься. Или из вредности накосит сухостоя, мать же ей нагоняя даст: слепая совсем, не видишь, где косишь?
За пятьдесят метров до дуба Петька догадался газануть два раза подряд и обогнал Гришку.
— Реветь не будешь? Не люблю девчачьи слезы. — Радостный Савенков поддал газу на нейтралке, обозначая свое превосходство.
— Постараюсь, Петь. Поскачу до дальнего луга, до балки — там покатаюсь. А ты уж набей коляску сеном сам.
И, не дожидаясь ответа, рванула до дальней балки; и когда Петька скрылся из вида, пустила коня галопом; она смеялась, орала во все горло на ходу — от скорости, от того, что синее небо далеко над головой; она кричала от счастья.

Биографическое отступление
Я пытаюсь сшить хронологию.
Значит, впервые села на мотоцикл в одиннадцать. Отец таскал ее, как мальчишку, везде — на рыбалку, на охоту (как не попросить самой стрельнуть — ого, какая отдача у двустволки). Научил сварке, и на токарном станке она могла. Уборка зерна — отец не только в мастерской, сам за рулем комбайна помогал совхозу. И, конечно, давал ей сесть за руль. Комбайн открытый, пыль со всех сторон. Хорошо, когда на пшенице — пыль нежная, шелковистая. А вот если овес — грубая, как песок. Она всю технику освоила, что у отца, то и у нее. «Иж-49», потом появился «Иж-56», тоже с коляской, «Минск», потом отец пересел на мопеды — «Рига», «Верховина».
Но было у Галины Матвиенко еще одно умение, к которому она относилась не менее серьезно, — рисование. В восьмом классе к ним в гости приехала двоюродная сестра из Лениногорска, это Татарстан. Ох, как Галка хорошо рисует, ей надо к нам на худграф поступать. Отец и мать кивнули, но когда ближе к окончанию школы Галя напомнила, наотрез отказали: так далеко не поедешь.
И Галя обиделась. Так обиделась, что год не разговаривала с отцом, которого любила, уважала и боялась.
И замыслила Галя побег.
В десятом она ходила в изостудию. Ее вел Юрий Никитич Поткин, преподаватель, окончивший питерскую академию художеств. Он заметил талант Гали и сказал, что уезжает в Нижний Тагил, преподавать художественную графику в местном педагогическом. Приезжай, ты поступишь, я помогу.
Галя нашла соучастницу, Шурочку, которая тоже рисовала и тоже хотела в Нижний Тагил. Была проведена блестящая операция. Сначала отвлекающий маневр: Матвиенко согласилась поступить в Карачаевский педагогический — на него родители были согласны, рядом потому что. Поехали с мамой, сдали документы. Но за несколько дней до времени «Ч» Галина сказала, что ей надо в Карачаевск, сдать еще комсомольскую характеристику. А сама забрала документы, а накануне побега отпросилась у родителей переночевать у подруги, у Шурочки. Днем она вынесла из дома две авоськи учебников с конспектами и чемодан с вещами и спрятала в тайнике. Рано утром вместе с подружкой забрала вещи, добрались до Армавира. До Нижнего Тагила билетов не было — пришлось брать до Свердловска, а оттуда до Нижнего Тагила рукой подать.
Глава романа вторая
Снилось ей руно. Она сама стригла овцу. Это в жизни ей доверяли только какашки обстригать, а тут, во сне, она сама себе хозяйка. Она проверила, хорошо ли закреплена овечка, и приступила. Нужно все делать плавно, аккуратно. Снять шерсть одним движением, без надрывов. Такое руно больше ценится — цельное, как чулок, снятый с овечки. Она начинает очень медленно, немного даже рука дрожит; но через несколько сантиметров снятой шерсти движения становятся уверенней, она будто видит тайные пунктиры, выкройку, по которым и ведет машинкой. Она как будто с себя снимает руно, как пальто, как тулуп — ловко, грациозно. И вешает его в сенях. Сделано!
И вдруг ни с того ни с сего ее за руку хватает бабуля и неожиданно падает на спину.
Галя просыпается.
Господи, это все тот же вокзал. Рядом Шурочка, напротив пристроился алкаш. Он не спит, а в упор разглядывает их. Черт, жаль, сон оборвался. Галя улыбнулась. Она знала, почему во сне бабуля завалилась на спину. Это они однажды поехали на мотоцикле в заброшенные сады. Груши там никто не обирал, некому; они насобирали, сколько смогли, и поехали домой. На очередном спуске Галя почуяла неладное: она потеряла контроль над управлением, машина разогналась, колесо коляски зацепилось за что-то, и бац — они переворачиваются. Слава богу, бабушка хитрая, ехала боком и смогла вывернуться как-то и ногами упереться в коляску. Груши, конечно, все рассыпались… Главное — все живы, у бабули вообще ни царапины.
Ей вдруг стало не по себе. Вся эта история с Юрием Никитичем… Ну вот как? Оставил адрес сестры, мол, приедете, сразу к ней, она скажет, где я. Но сестра сказала, что из института он уволился, сейчас брат в Кушве, и развернула их с порога. Они поехали в Кушву. Нашли школу, где он должен работать, — уехал, говорят, в пионерлагерь. Они в лагерь. Ему контейнер из Краснодарского края пришел, разводят руками, он поехал к себе домой. Ужас. И главное, деньги кончились. Осталось только на еду — батон в день и пара стаканов газировки за копейку, без сиропа. Это вчера мы могли за три пить, от пуза, а теперь вот. И главное, Галя-то спокойно съедает полбатона и запивает своей порцией воды. А Шурочка не может всухомятку, ей три стакана надо. А это сплошное разорение. Хорошо, у Шурочки был адрес матери Юрия Никитича. А у него день рождения как раз. Она и дала туда телеграмму: поздравляем с днем рождения, ждем вас в Нижнем Тагиле. А как он нас найдет? Шурочка еще домой написала, денег попросила, и брату. Она ведь дома сказала, куда поехала поступать. А ей как, Гале? Она не может матери писать, отцу тем более.
Галя толкнула Шурочку в бок.
— Просыпайся, давай перейдем отсюда.
— А что такое?
— Вон милиционер идет. Давай на улице переждем, а потом вернемся. А то не хватало еще в отделении, в тюрьме ночевать.
Шурочка что-то пробурчала, но послушалась и поплелась за Галей на привокзальную площадь.
Биографическое отступление
Все, конечно, закончилось счастливо. Поткин нашел их в Нижнем Тагиле, поселил в своей квартире в Кушве, сам куда-то уехал. Успел дать пару уроков рисунка и замолвить словечко перед деканом педагогического. Галина поступила на худграф, а вот Шурочка вдруг поменяла план — она подала на иняз. И провалилась. И поехала дальше, к брату, в Сибирь, в Александровское. Так, это семьдесят второй. В семьдесят седьмом Галина оканчивает институт и распределяется в Каменск-Уральский. Почему туда? А потому что там спортивная школа автомотоспорта. И там можно тренироваться. Совершенствовать мастерство. Потому что в Нижнем Тагиле Галина стала мотоциклисткой, настоящей. Кто бы сомневался.
Глава романа третья
— Теперь ты Люда Борисюк. — Тренер внимательно посмотрел Гале в глаза. — Согласна?
А как не согласиться. В команде обязательно должна быть женщина. Не будет — теряем очки. Ну да, она у них только на одной тренировке была. Ну да, у нее даже прав нету. Ну да, она ни разу не проехала эту трассу — ведь просто за компанию тут, на гонку хотела посмотреть. А тут Людмила Борисюк взяла и свалилась на спуске с горки. И все, ступор. Зашла на следующую — а съехать не может. Говорит, боюсь, не могу. Все и посмотрели на Галю — вчера она вроде неплохо откатала на тренировке.
Борисюк так Борисюк, что она, с горок, что ли, не съезжала? Проехала первый круг, упала раза три, наверное. А потом ничего, освоилась, пришла седьмой. А во втором заезде уже четвертой. Третьего заезда не понадобилось: ниже бы она уже не опустилась, а выше бы не поднялась. От греха подальше, сказал тренер.
Ночью на кухне общежития она стояла у окна и пила чай. Свет не включала. Все тело болело, левая нога, на которую приложилась, в синяках. Силы покинули, как только она переступила порог. Но, господи, какое же счастье. Вот, оказывается, чего ей не хватало — мотоцикла, гонки, горок. Теперь все будет хорошо. Есть мотоцикл, есть цель, есть скорость, есть машина, которая не подведет.
Она на мотоцикле, она дома.

Биографическое отступление
Расцвет спортивной мотокарьеры пришелся на Каменск-Уральский. Устроилась в общеобразовательную школу, потом еще на три работы. Все свободное время тренировалась. Экономила и за год накопила на свой первый собственный мотоцикл — «Чезет». А потом стала освобожденным тренером, работала с детьми. Ну и сама тренировалась много. В семьдесят девятом выполнила мастера спорта, в восьмидесятом подтвердила норматив. Документы и значок пришли в Каменск-Уральский только в восемьдесят первом. Но Галина уже была дома, в Краснодарском крае. И была она уже не Матвиенко, а Бонапартова.
Глава романа четвертая
Лейтенант легкого полка великой армии Наполеона Бонапарта Жак Трике очнулся перед самым рассветом. Он попробовал подняться, но резкая боль в плече отбросила его назад, на жесткий матрас. Он медленно повернул голову. Нет, не матрас — Жак лежал на полу. Под ним что-то вроде циновки. Под головой колючая подушка… Нет, не подушка, наволочка, набитая соломой. Бог мой, где я?
— suis-je?
Из темноты высветилось лицо. Молодая женщина строго смотрела на Жака.
— Очухался? Болит? Пить хочешь?
— J’ai soif.
— На вот, выпей теплого. И согреешься, и заснешь с него. Иван-чай, ага.
— Сe thé? Bien, merci.
— О, замерсикал, супостат. На поправку, значит. Ага. И то правда, хватит, вторую неделю уже ни жив ни мертв. Хожу, как за своим. Ладно, спи, немчура. Видать, Бог тебя решил тут оставить — так тому и быть.
— Merci.
— Параш, ну что там твой Бонапартик-то, ожил, говорят? Как будешь распоряжаться-то им? Как мужиком или как?
Девки заржали. Бабка Варвара прикрикнула на них:
— Цыц. Вы давайте горох перебирайте получше, а то я на вас масла для лучины не напасусь. Повадились по ночам бессонничать. Ничего, мужики вернутся — поставят вас на место. А ты, Параша, того, остерегайся все-таки. Выходила — молодец, по-божески поступила. А теперь гони его. Потому как враг он. Да и ему лучше будет — слыхала, полки-то наши уже в Смоленске, тут два-три дня ходу. Вернутся, так зарубят его, вся твоя работа насмарку.
— Да они просто мне завидуют, баб Варь. Мужика-то не нюхали. Страшно подумать, что бы от Жака осталось, если б да хоть Катька его в пролеске нашла, а не я. Она б его и выхаживать не стала, сразу бы оприходовала. Он бы и сдох под ней.
Девки заржали еще пуще.
— Да я его отпущу, денек подержу, пусть хоть лепешек поест да молока… Он и кипрей наш полюбил. Пьет теперь с молоком да приговаривает «себен» да «мерси».
— Да ты теперь в Петербург, небось, подашься, переводчицей. Или в армию — там и раненых полно, и французов пленных. Ты у нас опытная на этот счет, по французам-то.
— Цыц, я вам говорю. Работайте, а то уже рассветет скоро. Балаболки.
Прасковья отпустила его через две недели. Надо было отпустить, права баба Варя, наши-то его прибьют, они злые сейчас. Да и чего бы добренькими им быть — сколько французы истребили нашего народу. Господи, что она наделала. И почему счастье у нее не как у всех. Кривое какое-то. Надо его отпустить, выгнать, а если правду сказать — неохота. Это другие девки мужиков полтора года не видели, а она-то всю жизнь одна, без брата, без отца, мать пять лет назад схоронила, девчонкой еще была.
А тут Жак. А как улыбается, черт нерусский…
Он ушел рано, не рассвело еще. И она опять осталась одна. Ан нет, не одна. Через месяц она поняла, что не одна. А еще через семь месяцев у нее родился сынок, здоровенький такой, черненький. У них, в Теляткино, отродясь все беленькие, ну светло-русые самое большее. А что ее всю жизнь Бонапартихой обзывали, а сыночка бонапартовым — так на чужой роток не накинешь платок. А она что, она ни о чем не жалеет.

Биографическое отступление
Муж Галины из Каменск-Уральского. Познакомились на Новый год, поженились через несколько месяцев. Свадьбу сыграли, можно сказать, спортивную, мотоциклистскую: родители Александра Галю не приняли. Их на свадьбе и не было. Ну а Галины — далеко. Про фамилию диковинную Галя узнала не от мужа — его бабушка Варвара рассказала: мол, нагуляла прародительница от пленного француза или от раненого — дальше ничего не известно. Ну и прозвали навеки — бонапартовы детки, Бонапартовы.
На самом пике спортивной карьеры, в восьмидесятом, когда Галина Владимировна не только выполнила мастера спорта СССР, но и стала чемпионом РСФСР, рождается первенец, Володя. Перерыв в спортивной карьере. Безденежье, Галина продает «Чезет». Рождение второго сына. Галина решила назвать его Николаем, в честь свекра. Последний шанс наладить отношения. Но это не помогает — опять Бонапартовы возвращаются на юг. Галина устраивается в школу, через полгода получает трехкомнатную квартиру…
И вот однажды Галина услышала рев спортивного мотоцикла. И все повторилось. Будто вернулось на круги своя. Можно с вами потренироваться? Можно. На соревнования поедешь? Поеду. На одном из важных стартов она становится второй. А победительница едет на полуфинал уже России. И победительница отказывается. А Бонапартова едет. И выигрывает. Следующий — финал России в Уфе. И вот тут муж объявляет: все, хватит. Семья победила. После восемьдесят шестого не участвовала в соревнованиях.
Мотоцикл вернулся два года назад. При обстоятельствах трагических. Умер муж Галины Владимировны: внезапная тяжелая, неизлечимая болезнь крови.
Они уже жили тут, в Санкт-Петербурге, потому что старший сын решил тут учиться, а потом и средний, Николай, вслед за ним. А младший, Корней, вообще окончил СПАРК, где мама преподает. Просто решили, что им хочется жить в этом городе, — и переехали, все продали там и купили все, что нужно, тут. Место работы Галина Владимировна выбрала просто — рядом с домом. И, конечно, сделала карьеру на новом месте. И стала незаменимой. И профессия вроде бы победила, вытеснила мотоцикл. Хотя они с мужем ходили в магазин, где стояли японские красавцы. «Что, очень хочешь?» — спрашивал он. «Хочу», — отвечала она. «Ну, немного поднакопим и купим», — обещал он. Но не накопили — все деньги ушли на борьбу с болезнью. А три года назад Александр Бонапартов умер. И когда Галина Владимировна отплакала, сколько смогла, она купила «ямаху». И «ямаха» вывезла ее из горя, вкатила в новую жизнь. Или вернула к прежней. Она гоняет по ночному Питеру, она колесит по дорогам страны — с каким-то врожденным, неослабевающим интересом. Она пишет картины, она хочет преподавать рисунок — и обещает, что преподавательницей рисунка она будет другой. Не такой жесткой, не такой категоричной. Начертательная геометрия или инженерная графика — это одно, тут без сантиментов. А вот учить человека рисовать — тут нужен гибкий подход. Нужно хвалить больше, а не строить и призывать к дисциплине.
Она готова, она рада меняться.
Ну, я так, во всяком случае, понял Галину Владимировну.
Так вот про тайну. Дело в том, что Галина Бонапартова самолет, а не мотоцикл. Она самолет с двумя моторами. Один — это рисование, которое стало профессией. Второй — да, мотоспорт. И самолет Бонапартовой почти неуязвим. Пробьет житейская молния один двигатель — сразу включается другой. То один, то другой. Полет не прекращается ни на мгновение. Бывает, когда оба сразу работают — самолет Бонапартовой может набрать небывалую высоту, пролететь невиданные расстояния. Облететь земной шар, а может быть, даже в космос, на Луну завернуть. Не знаю, это как дар, эти два мотора, просто даются? Или их нужно добывать самому? Тоже тайна. Все тайно у Бонапартовой, хотя ясно как день. Человек написал великолепную жизнь — и продолжает писать. Не может остановиться.
Оба мотора не дают остановиться.
P.S. А уж какие побочные линии, какое параллельное развитие сюжета! Например, Шурочка, которая доехала до Сибири, потом вернулась в Краснодарский край и стала военной, работала на секретном планшете, — это как в кино: фломастером или чем там пишут на стекле координаты воздушных объектов, причем в зеркальном отображении.
Или история, как Галина Владимировна настояла на отчислении младшего сына, Корнея, из своего института — потому что тот напился и драку устроил. А как иначе? Ну, Галина Владимировна, если вы собственного сына не пожалели, что же с нами будет, говорили тогда ее студенты. И правильно говорили, правильно все поняли. А потом она его в армию сдала. Пришла в военкомат и сказала: к кому обратиться, чтобы сын в армию пошел? И тоже был в этом не только расчет, но и материнский инстинкт.
Говорю же, сюжетов на два тома хватит.
Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер №75. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
16.07.2022Месть хаоса 0
-
08.07.2022Одиссей. Ευαγγέλιο 0
-
25.06.2022Кекс идеальных пропорций 0
-
17.05.2022Как мы все прозябали 1
-
08.05.2022Вавилов 1
-
30.04.2022Сотворение шакшуки 1
-
24.03.2022Король в пустыне 2
-
10.03.2022Баланда о вкусной и здоровой 10
-
23.02.2022Посмертный бросок 0
-
27.12.2021Котлетки для медитации 2
-
22.12.2021Одиссея «Капитала» 1
-
26.11.2021Порцелиновая справедливость 2
-
1
4856
Оставить комментарий
Комментарии (1)
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников1 829Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 5848Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 7852Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8674Литературный загород -
Андрей
Колесников12286Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
- Новое
-
-
13.02.2025Рэй против Маска
-
13.02.2025Валентине Валентина. Allegro
-
13.02.2025В России создадут голосовую базу телефонных мошенников
-
Призваньям изменять нельзя.
И будешь счастлив ежечасно,
Жизнь проживая не напрасно.