Классный журнал

Люди и корабли

15 июня 2017 11:30

Художник и писатель Андрей Бильжо, как следует из его колонки, обошел пол земного шара на кораблях, ему есть что о них рассказать, он знает, какими они бывают. Читателю предлагается парад кораблей, наблюдаемый Андреем Бильжо с набережной Венеции, «морской республики». Но (спойлер): будет в колонке и шторм. Держитесь.

Корабли бывают маленькими, большими и огромными.

Когда огромные корабли входят в Венецию, то Венеция становится на их фоне (именно так, а не наоборот) беззащитной, хрупкой, трогательной. Она похожа на ребенка или старика, переходящего многополосную автостраду с мчащимися самоуверенными и беспощадными машинами.

Люди, стоящие на многочисленных палубах этих лайнеров и смотрящие на Венецию сверху вниз, похожи на насекомых, не умеющих летать.

Корабли бывают уверенные в себе и застенчивые.

Гордые, уверенные в себе (мол, от нас все зависит), местные (мы здесь родились, мы видели много иностранцев), приземистые, тупорылые (мы простые работяги) тащат по проливу Джудекка через всю Венецию иностранных модных наглых красавцев. И в этот момент эти красавцы неуклюжи и беспомощны, неповоротливы и застенчивы, так как их сердце (машина) практически не работает. Этих красавцев венецианцы не любят. И выступают против них, вывешивая на своих домах плакаты с перечеркнутыми кораблями. «Нет большим кораблям!» — гласит надпись по-итальянски.

Эти сытые, богатые наглецы разрушают своей вибрацией уникальный город.

Корабли-эгоисты.

Корабли бывают молодыми, модными, ухоженными, беспечными, заносчивыми, истеричными. С них льется веселая музыка, доносится смех, на их фоне фотографируются. Сладкая жизнь.

А бывают корабли старыми, больными, скрипучими, с морщинами, шрамами, синяками. Корабли — работающие пенсионеры.

Корабли бывают брошенными. Они лежат на боку на берегу и смотрят плохо видящими круглыми глазами на воду, в которую они уже никогда не вернутся. Эти корабли вспоминают шторма, ветра и свою бурную жизнь. И медленно умирают.

Все, что можно из них вынести, вынесли, и от былой их красоты не осталось ничего. Остов. Оболочка. Душа корабля где-то летает «по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…».

В Венеции есть магазин, который я очень люблю. Там продаются предметы со списанных и даже утонувших кораблей. Рюмки, бокалы, приборы, глобусы, рынды, лампы, часы, карты, картины… На всех предметах выбиты названия корабля.

В Италии корабли называют женскими именами — именами мам конструкторов или капитанов. Почему не жен? Потому что, как говорят итальянцы, жены меняются, а мама всегда одна.

Корабли бывают смелыми и, рискуя собой, выполняют свою работу.

А бывают корабли-трусы. Они боятся далеко отойти от берега. «Мы боимся! — говорят корабли. — Мы можем утонуть! Мы вас только тут покатаем. Мы прогулочные…»

Корабли бывают злые. Злые корабли привозили в порт Дудинка по Енисею в течение двадцати лет в трюмах зэков для того, чтобы они строили Норильск и добывали полезные ископаемые. Трюм открывали и выливали им на голову баланду, которую они, голодные, должны были поймать своими ладонями. «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…» Это из рупора выливалось на пристани в Дудинке, когда зэки на ней, на этой пристани, на коленях стояли с руками за спиной. И мой дед был среди них, тогда младше меня сегодняшнего. Щуплый интеллигент, носивший пенсне.

Бывают корабли дураков, а бывают философские корабли.

Корабли… О них я могу рассказывать долго. «Кем ты хочешь быть, Андрюша?» — спрашивали меня соседи по коммуналке. Дурацкий вопрос. Моряком, конечно. Я ж в матроске. Вы что, не видите?

Вот и книжка «Салажонок» Сергея Колбасьева стоит у меня до сих пор на полке. На ней написано: «Будущему моряку от старого моряка дяди Сережи. Симеиз. 1959 год».

Я обошел пол земного шара на кораблях. Из Находки я вышел на БМРТ «Тулома», откуда спустя пять суток в сетке с помощью подъемного крана, как картошку в авоське, над Тихим океаном меня перегрузили на плавбазу «Наталья Ковшова».

В кают-компании должна была висеть репродукция картины «Девятый вал» Айвазовского. Так задумали советские художники по интерьерам кораблей. Морская же тематика. А за иллюминаторами Тихий океан, а под килем Марианская впадина. Картину заменили на «Утро в сосновом лесу» Шишкина. Морякам хотелось видеть землю. У нашего стармеха (на флоте его называют «дедом») в двухкомнатной каюте в одной из комнат жили птицы. И фотообои изображали березовую рощу.

Во время шторма, в который мы попали, мы держались все вместе, смотрели «Служебный роман» Эльдара Рязанова. «У природы нет плохой погоды! / Каждая погода — благодать. / Дождь ли, снег… Любое время года / Надо благодарно принимать…» Наш корабль бросало из стороны в сторону, как щепку, и клало под углом 90 градусов.

Тогда, 17 сентября 1978 года, сидя в спасательных жилетах, мы прощались с жизнью. Благодаря капитану наше судно не утонуло. Капитана после этого неделю не видели. Он не выходил из своей каюты и выпил весь свой капитанский представительский запас. А это много. И то, что мы в СССР не видели.

Буфетчица носила ему еду в каюту и надолго там оставалась. Буфетчицу капитан в рейс выбирает сам. «Хорошо тому живется, кто с буфетчицей… дружит» — такая на флоте была пословица.

Прошла уже неделя после невероятного шторма. И вот однажды в трал вместе с рыбой попал контейнер, видимо смытый волной с сухогруза. В контейнере были японские магнитофоны. И все в отличном состоянии. Кто упаковывал-то? Японцы! Тральцы, конечно, никому об этом чуде не сказали. Выбросили пустой контейнер за борт, а магнитофоны попрятали в каюты. А что с ними делать дальше? На Родину их привезти никак нельзя. Это же контрабанда.

Готовые консервы «Скумбрия в масле» у нас брали каботажные суда из Владика и Находки. И вот что придумали тральцы. Часть магнитофонов они продавали членам команды с этих судов. А часть просили отправить посылкой к себе домой. За услугу один магнитофон бесплатно. Об этой истории узнал первый помощник капитана. Он, как известно, по политической части. Ну и начались собрания, угрозы… Короче говоря, деньги стали подбрасывать в разные места — от гальюна до кают-компании — скомканные комочки темно-розовых червонцев. Скомканная маленькая розовая мечта. Оставшиеся магнитофоны пересчитали и опечатали.

Фразы, в которых упоминалась Родина, звучали на нашей плавбазе по громкой связи по нескольку раз в день абсолютно обыденно. Например: «Радиограммы с Родины в радиорубке могут получить Бильжо, Иванов, Степанчук…»

Была еще фраза: «До возвращения на Родину осталось…» Дальше шли месяцы и дни. И все их считали. Восемь месяцев на промысле — это много.

И Родина встретила нас многочасовым таможенным досмотром в Севастополе. Все члены команды сидели по своим каютам, и нельзя было выходить и переговариваться, а жены и дети стояли на причале и все это время ждали тех, кого не видели, тех, кого любили. «Ничего, столько ждали и еще подождут», — это сказал таможенник.

А что искали? Я открою сейчас эту страшную тайну — ведь прошло уже много времени. Искали лишнюю пару джинсов, складные зонтики и газовые шарфики.

И вот наконец команда по трапу сходит с корабля. Целует своих детей, жен, друзей. «Папа, а жвачку привез?» Первый вопрос ребенка.

А пустой корабль стоит и молчит. Кораблю бывает стыдно за людей.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

Колонка Андрея Бильжо опубликована в журнале "Русский пионер" №74. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все