Классный журнал
Анна
Меликян
Меликян
Белая, черный и саспенс
17 апреля 2017 11:25
Кинорежиссер, сценарист и продюсер Анна Меликян признается, что своей колонкой она хотела обхитрить читателя. Так что, читатель, готовься: тебе решать, насколько Анна справилась со своей задачей.
Вообще-то я собиралась сразу не мельчить и писать не о простой бытовой, межотношенческой или просто бабской хитрости (ведь хитрость — это слово женского рода, с намеком на то, что свойственна она больше женщинам), нет, захотелось написать сразу о большом, о том, как мы пытаемся обхитрить Вселенную, обмануть свою судьбу. И стала я в связи с этим вспоминать случаи, когда над моей жизнью нависала угроза смерти. И вспомнился мне прекрасный город Кейптаун, и решила я, что все в этой истории достойно записи: и тебе экзотическая местность, и большая серьезная взрослая тема, и саспенс, и… Но обо всем по порядку. Начнем издалека.
Бывает так, что ты рождаешься в месте, которое не принимает тебя, но почему-то тебе его дали. Я родилась в Баку. Внешне это было мирное время и один из самых интернациональных городов Советского Союза, но это было только внешне, потому что изнутри для нас, армян, рожденных и проживающих на территории мусульманской страны, всегда ощущалась какая-то опасность. Это никак не проговаривалось, об этом вслух не говорили, но это было в воздухе, и, будучи маленькой девочкой, я четко знала, что мне нужно играть в армянском дворе с армянами, русскими и евреями и что ходить в мусульманские дворы не стоит, и это чувство, что ты здесь чужой, что это не твоя земля, очень прочно во мне закрепилось. Когда опасность перешла из ощущения во вполне осязаемые военные действия и дорога в город, в котором родилась, закрылась навсегда, мы в это время жили в Ереване, мы всегда там жили и в Баку проводили только каникулы. Но вот оказалось, что место рождения будет преследовать тебя и на твоей исторической родине. В Ереване в это время любая связь с городом Баку воспринималась агрессивно: это война, и там враги. Человек, рожденный во вражеском городе, автоматически приравнивается к врагу. Дети в школе вслед мне кричали: «Турок», что было самым страшным оскорблением тогда. И вот тогда это знакомое ощущение, что ты здесь чужой, стало жить во мне и гнать куда-то дальше.
Когда я в 17 лет переехала в Москву, здесь все было просто и понятно, здесь вообще было не важно, из какого ты города, к этому времени для таких, как я, уже придумали прекрасное словосочетание — «лицо кавказской национальности». Сам город принял меня сразу и влюбил навсегда, но вот люди в форме на улице и в метро упорно не давали мне возможности раствориться в этом городе: не было ни дня, чтобы полицейские не проверяли меня в метро, иногда и по нескольку раз. Бывало, что на автомате, задумавшись, увидев полицейского, я сама к нему подходила, чтобы не дать ему возможности ткнуть в меня пальцем в толпе и поманить к себе. По этой причине в студенческой жизни у меня никогда не было романтических свиданий с мальчиками на улице, всеми правдами и неправдами я придумывала причины, по которым не могла идти гулять на улицу и ехать куда-то вместе в метро. Это был мой страшный сон: вот я иду с мальчиком, он ведет меня за руку, мы шутим, смеемся, и потом я вдали вижу его, человека в форме, манящего меня пальцем. Обладая большой режиссерской фантазией, эту сцену я проигрывала перед глазами по многу раз и знала, что не хочу ее увидеть в реальности.
Однажды, когда я была еще студенткой, я полетела на кинофестиваль в Африку, не в деревню какую-нибудь, а в огромный Кейптаун. Я прилетела днем одна из Германии, где я проходила в то время практику, и должна была уже там встретиться с прилетевшей из Москвы русской делегацией. Поселившись в отеле, я спустилась к ресепшену, взяла карту города, спросила, где находится площадка кинофестиваля, попросила показать мне на карте, куда идти. Девушка на ресепшене очень удивилась и спросила: вы собираетесь пешком идти? Я собиралась, конечно, идти пешком, потому что всегда так делаю в незнакомом городе: нахожу цель на карте и просто иду к ней. Потом она переспросила, уверена ли я, что я хочу пойти пешком одна. Я сказала «да» и удивилась ее озабоченности, ведь на улице было светло и солнечно и никакой опасности не ощущалось.
Когда я пошла по городу, меня удивило, что он был абсолютно пустой. Позднее мне объяснили, что на выходные люди уезжают из города, но мне до сих пор кажется это странным, потому что он был ну совершенно пустой. И это было очень необычное ощущение: ты идешь одна по пустынному современному городу, местами напоминающему Нью-Йорк, — и ни души, ты совершенно одна. Сначала это было просто красиво и кинематографично, солнце слепило глаза, огромные небоскребы нависали над головой, если бы это было в наши дни, то мой инстаграм пополнился бы роскошными фотографиями.
А потом в подворотне мелькнули его красные глаза… Это был черный парень, он стоял неподвижно в арке, я просто прошла мимо, и мы просто встретились глазами. Это было страшно. Я шла дальше, не останавливаясь, пока не услышала за своей спиной мерное постукивание. Я обернулась. Парень шел за мной, он шел спокойно, не спеша, очень уверенно, на лице его не выражалось ничего, он просто шел, в руке у него была бита, он постукивал этой битой по своей ладони и смотрел в упор на меня какими-то мутными, красными глазами. Я повернулась и продолжила свой путь, я сразу все поняла и почувствовала. Мне никто не успел рассказать, что белому человеку нельзя выходить одному в город, что здесь тебя просто убивают и все и что расизм в Африке — это не просто новостные картинки из телевизора, а вполне себе осязаемая опасность.
Все это я увидела в его красных глазах, мне стало сразу понятно, зачем он идет за мной и за что ненавидит. И я просто шла вперед, не меняя ритм ходьбы. Мысли о том, чтобы побежать, у меня не было, и хотя в школьных забегах я всегда приходила первая, в тот момент перед глазами почему-то всплывали кадры с Олимпиады с бегущими черными легкоатлетами, и я знала, что бежать бессмысленно. Я просто шла по этому огромному пустому городу, смотрела на взлетающий на дороге пакетик и думала о том, что пакетик этот все же какой-то противный киношный штамп из каждого второго триллера, и как же этот штамп работает в действительности, и как у тебя холодеет голова от этого пакетика и каменеет тело.
Я просто шла вперед, подгоняемая его мерным постукиванием, и где-то в глубине души такая маленькая, но радостная мысль начала жить во мне… Мысль о том, что умру я все же как белая женщина.
После той истории, в которой я все же выжила, я думала всегда только об одном: как же было бы здорово, если бы каждый человек смог получить этот опыт, почувствовать на себе этот двойной расизм, когда в одно и то же время на одном континенте тебя ненавидят за то, что ты черный, и в то же время, чуть-чуть перевернув земной шарик и оказавшись на другом континенте, тебя готовы убить за то, что ты белый. А шарик-то вроде совсем маленький, и расцветок на нем не так уж и много. Стоит ли вся эта возня этого?
Вот куда завели меня мои мысли. А при чем же здесь хитрость? Да, в общем, ни при чем. Хитрость в том, чтобы в колонке про хитрость всех обхитрить и написать о том, о чем тебе хочется в этот момент написать. Ну и немного еще мыслей о том, что обхитрить Вселенную, наверное, все-таки невозможно. Мелкое бытовое жульничество с судьбой еще может пройти, но вот что-то серьезное, такое, как вопросы жизни и времени смерти, наверное, нет.
И в этом месте обязательно надо процитировать кого-то из великих. Поставлю вот эту цитату.
«Падает снег, и каждая снежинка садится на отведенное для нее место». Дзен.
А при чем здесь эта цитата?
Ну просто красиво. Хитрить так хитрить.
Колонка Анны Меликян опубликована в журнале "Русский пионер" № 72. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
12.07.2017Дед, корабль и счастье 1
-
18.03.2017Поисковик любви 1
-
1
8789
Оставить комментарий
Комментарии (1)
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
Бывает шторм не утихает долго,
Против природы не попрешь,
И сети ставить и снимать не можешь.
Укачивает всех, когда гудит над морем буря,
Так непогода и лишения раздор рождают, вдруг - на раз,
И люди разных вер считают, что виноватый все же есть,
Так начинаются проблемы, а в море это сущий Ад.
Но Солнце вышло из - за туч,
И ветер стал не так колюч,
И снова все дружны, спокойны,
И все затихло как тайфун.
Все разности у вер, у языков и цвета кожи,
Все - это ерунда, когда лишь надо потерпеть.
Но почему так забывают человеки,
Что мудрым надо быть всегда?