Классный журнал

Александр Рохлин Александр
Рохлин

Немного Шуберта

04 марта 2017 11:45
Чтобы найти настоящего пионера-героя, корреспонденты «РП» отправляются иной раз за тридевять земель. Но сегодня ситуация уникальная: пионер-герой сам вызвал Александра Рохлина. Правда, вызов Александр принял, когда был таксистом, а не корреспондентом «РП». Хотя корреспондент «РП» всегда готов к встрече с настоящим героем. Даже когда за рулем такси.
Эта история — следствие одной ужасной ошибки. Кто виноват — неизвестно, наказания никто не понес. Я же сполна хлебнул горя. Но не жалею, потому что и счастья, вслед, я хлебнул той же мерой.
 
Заинтересованные стороны согласились, что это был компьютерный сбой, ошибка робота, замыкание в Сети. И искать виноватого — затея абсурдная, как договариваться с Кощеем Бессмертным о мирном урегулировании.
 
Последствий у этой ошибки было два. Короткое и длинное. Точка и тире. Про точку я сейчас подробно расскажу. А тире… Рейтинг мой в такси рухнул сразу на 9 пунктов. Кто таксует, тот поймет. Если у тебя было 5.0, а стало 4.1, рулевое колесо от злости можно сгрызть без соли! Ты же полгода этот рейтинг взращивал, как проклятый папаша Гобсек. Недосыпал, недоедал, пассажира со всех сторон облизывал, слова ему поперек не молвил и на его грубое равнодушие кроткой улыбкой отвечал. Лишь бы он тебе «звездочек удовольствия» в приложении Яндекса побольше поставил. И тут на тебе! Все нажитое непосильным трудом — коту под хвост, козлу на именины. Все твои пассажиры и заказы тю-тю. Другому отданы! А тебе заново к вершинам рейтинга карабкаться с рулевым колесом в зубах.
 
Однако стоп, машина! Я же не об этом хочу рассказать. А то уязвленному таксисту только дай открыть рот — Москва-река вскипит и вспять потечет.
 
Повторяю, последствий было два. И первое из них — встреча с необыкновенным пассажиром…
 
Прекрасный во всех отношениях таксист, довольный буквально всем на свете — текущим летом, свободой личности, обедом в лавке братьев Караваевых, приличной дневной выручкой и мыслями о холодном арбузе, — отдыхал в сквере на месте бывшего Хитровского рынка. Расположившись на скамейке, он даже позволил себе закрыть глаза и вздремнуть, уверенный, что писк компьютерной системы, возвещающей о поступившем новом заказе, разбудит не только его, но и несколько квартир в жилых домах напротив.
 
И правда, через некоторое время довольно противный, но всегда желанный сердцу таксиста звук огласил сквер. Таксист бодро вскинулся, «оживил» экранчик смартфона и, уже шагая к автомобилю, увидел свой новый заказ-наряд. Он нажал красную кнопку «принять заказ», и лицо его исказилось гримасой ужаса!
 
(Перечитал два последних абзаца. Кир Булычев в чистом виде! Научпоп-фантастика на родных дрожжах. Москва, Алиса, миелофон… и космические неприятности за скобками. — Прим. авт.)
 
Продолжаю с гримасы ужаса… В коротких словах и цифрах на экране — время и адрес — он заметил, чуть ли не впервые за свою практику, жуткое несоответствие. Против времени, к которому было необходимо прибыть на адрес, светилось предупреждение: «опоздание 4 минуты». То есть, еще не сев за руль, не двинувшись на метр, таксист уже грубо нарушал регламент. Ничего хорошего это ему не сулило. А сулило крупные неприятности по «профсоюзной» линии. Он прыгнул в автомобиль и ударил по газам.
 
Далее следует описание «рабочего момента», за который водителя надобно прав лишать. Поскольку в подобной критической ситуации наш брат разрывается буквально на части и становится прямой угрозой дорожному движению. Итак, автомобиль едет, водитель судорожно, «вслепую» придумывает маршрут. Один глаз на дороге, другой в навигаторе. Одной рукой рулит, другой пишет в планшете срочное электронное письмо диспетчеру под условным заголовком «Какого хрена?». Часы тикают, опоздание растет, колеса крутятся, пассажир ждет, диспетчер молчит, звонки срываются… Здесь очень важны самообладание водителя и московская прописка его ангела-хранителя. Чтобы найти короткую дорогу, избежав столкновений с прочими участниками движения. Наконец диспетчер очнулся и прибавляет таксисту времени на дорогу. Об извинениях нет и речи. Прибавочное время — 10 минут — не спасает. Таксист подъезжает к адресу. Помнится, это была Космодамианская набережная. И тут выясняется миленькая подробность… Адрес указан неверно! Уже 15 минут как… надо было стоять на улице Зои и Александра Космодемьянских. Дышим глубже, три-четыре, эфир не принимает проклятий, но диспетчера или яндексовского робота должна схватить смертельная икота. Никто на себя вины не возьмет, а отвечать таксисту. Диспетчер в ответ на очередной вопль протеста пишет коротко-невинно: «Следуйте по указанному маршруту». «Яко по суху пешешествовав Израиль… по бездне стопами».
 
В тихом отчаянии, «гонителя фараона видя потопляема…» таксист едет по Б. Каменному мосту. Даже в вечерней, воскресной Москве весь путь занимает еще двадцать минут. Итого: спустя 35 минут от заявленного машина останавливается у подъезда 14-этажки в Коптево. Пассажирка (будет описана ниже) открывает дверь и открывает… рот.
 
Вот это классическое женское «открыла рот» довело до умопо­мрачения не одно поколение слабеющего рода мужского. На что рассчитывал таксист, пускай даже с огромным семейным опытом? Оглушительный скандал и нервотрепка, жалобы в таксопарк и испорченная репутация… А женщина спросила:
 
— Я не очень задержалась?
 
Чувствую, что повествование требует перехода на местоимения первого лица.
 
— Нет-нет, не беспокойтесь, — пролепетал я.
 
— Что-то я совсем закрутилась… То есть вы не очень меня долго ждали?
 
— Нет! Что вы… Самую малость…
 
— Так не люблю подводить людей. И, признаться, всю жизнь опаздываю.
 
— Куда же мы едем?
 
— Я не указала? Дурная голова… Совсем недавно дети научили меня пользоваться этой штукой вашей…
 
— Приложением?
 
— Да… И я часто невпопад кнопки нажимаю. Итак, куда же мы едем?
 
И она задумалась.
 
А мне пора описать пассажирку. Думаю, что ей было далеко за 60. Но выглядела она значительно интереснее. Не моложе, а именно интереснее. Это была большая и довольно грузная женщина. Одета в нечто до крайности свободное, балахонис­тое с кучей складок, накладок, карманов и прочих шероховатостей. Я бы сказал, что это был мешок без дна, но чрезвычайно изящный мешок. На шее, не ко времени, толстый шарф, змеей вырастающий из глубин балахона, и на голове платок, стильный аксессуар, требовавший к себе постоянного внимания. Он имел поползновение падать с головы на плечи, а хозяйка возвращала его на место. Очевидно, что полчаса опоздания были потрачены на совершенствование «выхода». И не зря…
 
Так вот, пассажирка моя задумалась, и я, глядя на нее в зеркало, задумался.
 
Такая компания выпадает не часто. И хочется соответствовать — быть хоть на грамм умнее и красивше. Поразительно, как быстро родятся иллюзии: пять минут в тишине с особенным человеком, и чувствуешь — откуда ни возьмись прибавилось красоты и ума.
 
Не желая прерывать чужих раздумий, я сделал круг под двумя мостами Победы на «Войковской». Наконец женщина очнулась и произнесла:
 
— Давайте на Соломенную Сторожку, — сказала она.
 
И сразу:
 
— Нет! Не поедем на Соломенную. Там я была в прошлый раз. Поедемте в Брюсов! Вы знаете, где Брюсов?
 
Конечно, я знал, где Брюсов переулок. У моего ангела-хранителя в третьем поколении московская прописка. Я понял, что у спутницы особенные отношения со временем. Она не замечала его.
 
Ехать было совсем недалеко. На Тверском бульваре свернул направо, на Никитских воротах — собирался — налево. И тут голос:
 
— А что это? Фотовыставка? Чья же?
 
На аллее бульвара демонстрировалась выставка фотографических работ. Я притормозил и пригляделся.
 
— Похоже, снимки военных лет, — сказал я.
 
— Отлично! — сказала пассажирка. — Мы идем на выставку!
 
— Мы?! — удивился я.
 
— Ну конечно! До Брюсова еще не доехали, сделаем остановку и сходим. Или вам неинтересна жизнь города?
 
Я почувствовал укол в ее словах.
 
— Вообще-то я и есть «городская жизнь», — заметил таксист.
 
— Конечно! Вы — событие, и там — событие, делающие город живым и непредсказуемым.
 
«Ничего себе, — подумал я. — Меня сравняли с фотовыставкой».
 
И остановился. Женщина не торопилась выходить.
 
— Вы хотели открыть мне дверь и помочь выйти… — сказала пассажирка.
 
Моя поездка превращалась в приключение. Я вылетел на улицу, открыл дверь и подал руку даме. Таксист должен быть пажом. Это же записано в древнем кодексе извозчика. Только кодекс утерян.
 
Мы перешли улицу. И не торопясь двинулись вдоль стендов с фотографиями. Выставка посвящалась Победе, Москве и моск­вичам весны 45-го года. Пассажирка моя останавливалась возле каждой фотографии и подолгу напряженно всмат­ривалась. Словно искала среди сотен лиц знакомые. Затем сказала:
 
— Давайте посмотрим, как люди смотрят.
 
И мы присели на лавочку. И у спектакля нашего образовался «второй план». Наблюдение за москвичами 2016 года, как те наблюдают за москвичами 1945 года.
 
Минут через десять «паж» дипломатично намекнул на незавершенность общего путешествия.
 
— Что? Ах да… я задумалась, — ответила дама. — Вам не кажется, что прошлое… очень близко?
 
— Кажется, — честно признался я.
 
— Так близко, что мне бывает страшно, словно оно и не прошлое вовсе, а почти настоящее…
 
— Слишком великое событие, — заметил я, — не умещается в границах времени.
 
— Не умещается, — согласилась женщина.
 
— На наш с вами век хватит, — сказал я.
 
— Мне было 11 лет в 45-м году, и я помню, как ждала каникул и как все взрослые люди с ума посходили от счастья…
 
«Ничего себе! — подумал я. — Ей уже 83!!»
 
И мы вернулись к машине. Больше остановок не должно было быть. Ехать оставалось около минуты. Однако и здесь пассажирка не успокоилась. Проезжая Консерваторию на Большой Никитской, она попросила узнать, что сегодня исполняют в Большом зале. Конечно, вопрос парковки ее совершенно не волновал. Ее ангел-хранитель имел прописку в Москве со времен Очакова и покорения Крыма. И любое скопление железных колесниц считал обыкновенным недоразумением. Уже при въезде в Брюсов переулок я влез на бордюр, включил аварийку и метнулся к афише за спиной сидящего Чайковского. И подумал: может, еще и за кофе сбегать в «Кофеманию» на углу? Она бы не удивилась, решив, что форейторы для того за руль и садятся.
 
Итак, я вернулся и сообщил, что сегодня играют Брамса и Лютославского.
 
— Как жаль, — сказала она.
 
— Почему? — спросил я.
 
— Я больше не посещаю Консерваторию.
 
— Почему? — повторил я.
 
— Не с кем, — ответила пассажирка.
 
— Разве для того, чтобы слушать музыку, нужен еще кто-то? — спросил я.
 
— Вы не знали моего мужа, — сказала женщина, — и как он слушал музыку. Тридцать сезонов… абонементы в Филармонию… мы не пропустили ни одного концерта до самой его смерти.
 
— И как же он слушал музыку?
 
— Он молился, — ответила женщина.
 
Я замолчал, отчего-то подавленный услышанным. Это звучало столь же красиво, сколь и непонятно.
 
Напротив церкви Воскресения Словущего путешествие закончилось.
 
— Да, здесь, — согласилась женщина.
 
Когда она расплачивалась, я испытывал угрызения совести, словно все вынужденные остановки — посещения фотовыставок, консерваторские афиши и долгие разговоры — были мной подстроены из-за неизбывной таксомоторной алчности.
 
Мы простились, и женщина вышла. Надо было выйти на связь и сообщить Яндексу, что #3128 готов принять следующий заказ. Но я медлил…
 
Однако и пассажирка моя далеко не ушла. Остановилась посреди детской площадки, оглядываясь по сторонам, а затем решительно примостилась на лавочку по правую руку от бронзового композитора Хачатуряна.
 
Она вытащила из сумочки маленькую плоскую коробочку, похожую на мобильный телефон. Следующим движением извлекла большие ослепительно белые наушники и, подслеповато щурясь, принялась искать гнездо для штекер.
 
«Продвинутая старушка», — подумал я.
Моя бывшая пассажирка повела себя странно. Потыкала пальцем в экран, затем потрясла «машинкой» в воздухе, словно это был коробок спичек, и наконец приложила ее к уху. На лице ее изобразилось разочарование. Я его прочитал и немедленно решил, что история нашего знакомства еще не закончена. И вырос перед скамейкой в одно мгновение. Женщина подняла глаза, в них не было и тени удивления. Это было в порядке вещей: у дамы неприятности, верный паж всегда на месте.
 
— Дети купили эту штуку, — сказала женщина. — И до сегодня она работала совершенно исправно. А сейчас больше не хочет работать…
 
— Можно? — попросил я и взял коробочку в руки.
 
Коробочка оказалась очень недешевым аудиоплеером разряда hi-tech. Аппарат не включался по самой банальной причине.
 
— Все замечательно, — сказал я. — У вас заботливые дети. Но вы забыли ее зарядить.
 
— То есть?
 
— Вставить в розетку перед выходом. Хотя бы на полчаса.
 
Женщина взглянула на меня как на волшебника. Я и был им в этот момент.
 
— Что же мне делать?
 
— А что вы собирались делать?
 
— Я собиралась послушать музыку.
 
— Прямо здесь? Почему в таком странном месте?
 
— Потому что после смерти мужа я не хожу ни в Консерваторию, ни в театр. С чего вы взяли, что место странное?
 
— Простите, с языка сорвалось. Но я хочу понять: вы специально выезжаете в город, вот так садитесь на лавочку в скверах и слушаете музыку?
 
— Раньше брала с собой партитуры и слушала «по нотам». А сейчас отказалась и от этого. Нет необходимости.
 
— Вы музыкант, — догадался я.
 
— Я старая бабка без воображения и памяти. Как можно было забыть о таком важном деле? Испортила себе вечер.
 
— Это со всяким может случиться. Не корите себя.
 
И мы замолчали. Летние сумерки уже плыли над городом. Из храма через дорогу вышла высокая молодая девушка, закрыла двери на ключ, включила фонарь на крылечке и ушла. Еще один день из жизни подходил к концу.
 
— Первое отделение закончилось, — сказала моя бывшая пассажирка.
 
— Что будем делать? — спросил я.
 
— Это я вас должна спросить, что будем делать. Вы же мужчина…
 
— Я таксист, а не волшебник. У меня нет зарядки к вашему плееру. Радио «Орфей» в машине не спасет взыскательного слушателя?
 
— Нет. — Женщина покачала головой. — Вы не знаете, что я собиралась слушать сегодня.
 
— Сгораю от нетерпения узнать.
 
— 29-ю сонату Бетховена, хроматическую фугу Баха и немного Шуберта.
 
— В чьем исполнении?
 
— Как в чьем? Разве я не сказала?
 
— Смею предположить… В вашем?
 
— Нет! Моего учителя.
 
Она выдержала паузу, явно наслаждаясь разгорающимся любопытством в моих глазах.
 
— Марии Вениаминовны Юдиной.
 
— Вы ученица Юдиной?!? — пролепетал я и замер.
 
Сейчас я думаю, что это была вершина моей таксомоторной карьеры. Большего и желать невозможно. Мало кто поймет. Да я и не прошу… Но в тот момент привычная и неизменная связь времен словно перепуталась. Как обычный клубок ниток, прошлое встало на место настоящего. В кисейных сумерках летнего вечера дух гениального музыканта XX века коснулся меня и обжег.
 
— Это же ее игрой восхищался Сталин, а она в ответ обещала просить Бога простить его злодеяния перед народом и страной?
 
— Документальных подтверждений не имеется, — ответила женщина, — но, зная характер Марии Вениаминовны, эта история вполне возможна.
 
— Мы сейчас услышим ее! — сказал я.
 
— Каким образом?
 
— Самым очевидным.
 
И тут у меня произошел знаменательный телефонный разговор с собственным тринадцатилетним сыном. Я требовал незамедлительно предоставить мне доступ к его аккаунту во вконтакте, поскольку своего не имею. Подросток бурно возражал — видимо, решил, что папаша-таксист перегрелся на работе, — но все же уступил.
 
Я набрал в сетевом поисковике имя пианистки. Дальнейшее мне до сих пор видится чудом. Я не могу поверить, что какой-то смартфончик размером с ладонь способен передавать звучание такой силы. Но сам Бетховен и Мария Вениаминовна ворвались во дворик в Брюсовом переулке, своей мощью не давая нам ни дышать, ни глаз поднять. Мы сидели с пассажиркой на лавочке, как в моем такси. Я слева, она справа. Мы, словно птицы, попали в силки фортепианных звуков. Телефон лежал между нами, и мы слушали подряд несколько фуг Баха и совсем немного Шуберта. Мне казалось, что «наш» воинствующий концерт слышен во всех квартирах до самой Консерватории.
 
— Что это было? — спросил я, когда музыка закончилась — интернет на минуту пропал…
 
— Третий экспромт Шуберта, — сказала женщина.
 
— Нет, с нами?
 
— Напряжение сердца, — загадочно, «по-юдински» ответила она.
 
Затем поднялась и, не прощаясь, ушла вниз по переулку.

Колонка Александра Рохлина опубликована в журнале "Русский пионер" №71. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Александр Рохлин, дневник наблюдений, записки таксиста, Консерватория, Шуберт, Мария Вениаминовна Юдина
Рекомендую
1 2946
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    4.03.2017 15:59 Владимир Цивин
    В пространстве музыки и слова

    Душа моя, Элезиум теней,
    Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
    Ни помыслам годины буйной сей,
    Ни радостям, ни горю не причастных.
    Ф.И. Тютчев

    Раз друг с другом связаны они, через игры ветра и воды,-
    как перестает преградой быть, замерзшая река зимой,
    тела тяжесть может устранить, на время и душа порой,-
    когда ведь вдруг в душе, что в бездне, пусто,
    хоть горстку грусти бы наскрести,-
    спасает неслучайно же искусство, печалью, настоящей почти.

    Так опускается, небо на землю,
    чуть слышно ресницами струй шелестя,-
    чтобы была та, питаясь и внемля,
    как на руках материнских дитя,-
    словно от земного вдали, мы, что в небе, в душе легки,
    небо тела и небо земли, в этом мире странно близки.

    Однако, живы и измучены, болью обид,
    увы, до сих пор не изучены, души как вид,-
    минули чуть лишь тучи, пусть снова в сиянье святыня небес,
    да не зря слушать душу и случай, нас учили, и Бог, и Бес,-
    пока вы гости на погосте, пока ни поглотила вас мгла,
    об душе своей позаботьтесь, чтоб она не сгорела дотла!

    Для трагедий преграды нет, телом лишь, когда жизнь хороша,-
    сколько бы, не случилось бед,
    больше чуть, если б чтилась душа,-
    невеселым, значит, будет дело,
    коль душе отводится вторичность,-
    ведь лицо второе у нас тело, не отсюда ли идет двуличность?

    Да, хоть угрожает, то и дело, высоту сгубить,
    не удастся же душе без тела, на земле прожить,-
    но вдруг шикарным завершая траншем, земной свой удел,
    увы, нередко гибнут души раньше, своих бренных тел,-
    что и тело, пускай и бессмертьем дыша,
    то и дело, болеет и гибнет душа.

    Пока же глупость здесь сама, лишь продолжение ума,-
    вдруг смыслы иные итожа, прорежется в душах ведь всё же,
    без лишних звуков и слов, и зов тревожный основ,-
    а коли чувствуют, и свет, и пустоту,
    быть может, души не бесплотны,-
    и одолеют после тела высоту, лишь те, что были чистоплотны?

    Как бегущая в ручье вода,
    чтобы можно было из него напиться,-
    быть же ведь должна душа чиста,
    чтобы в тело новое смогла вселиться,-
    не зря у всех у нас есть нечто, что присуще здесь извечно,
    всему, чему в Пути сем Млечном, суждено любить беспечно.

    Истомясь пускай душой, под обложною ватой облаков,
    свежести ведь дождевой, мы всё же ожидаем от громов,-
    когда душа как птица просится, порхнуть скорее за порог,
    как в ней легко тогда проносятся, ветра восторгов и тревог,-
    точно выбросившееся на сушу, вдруг китовое тело,
    и поэзия же лишь то, что души, могут с собою сделать.

    Рождая смысла кристалл, что духа длит идеал,-
    лазурной музыкой, со словом бирюзовым,
    пронизанная, словно колокольным зовом,-
    вдруг должна взлететь душа к основам снова,
    чтоб парить в пространстве музыки и слова,-
    нет же у нее отечества иного!
71 «Русский пионер» №71
(Март ‘2017 — Март 2017)
Тема: Сеть
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое