Классный журнал

 

О чем бы мы ни говорили сегодня в публицистическом жанре или в полемическом запале, подспудный формат нашего высказывания — пост. Емкая (или не очень), внятная (или не слишком), обращенная ко всем и ни к кому конкретно внутри нечетко очерченного, но понятного круга, каждый раз новая, но лишенная зачина, потому что, по сути, срощенная с предыдущей, письменная реплика — пост. Пост — это мутация прокламаций, манифестов, эпистол и дневников, с успехом их заменившая. Пост Трампа, занявшего высокий пост. Пост отца Чаплина в Великий пост. Пост Нетаньяху в Jerusalem Post.

 

О чем бы мы ни писали, в значительной степени мы пишем о себе. Именно поэтому наш «социальный профиль» в компьютерных сетях говорит о нас больше, чем о предметах нашего высказывания, и никакая скромность этого не изменит. Проще признаться, что моя колонка про интернет в «Русском пионере» — это пост о себе (даже перепост — ведь ничего нового я не расскажу, обо всем писал уже). Тем более что в каком-то смысле большая часть меня — это русский интернет, и обратное тоже верно. «Русский интернет — это я» практически настолько же, насколько я вслед Людовику-Солнце не могу сказать этого про государство, уже во второй раз за 27 лет отбирающее у меня паспорт, — но этот пост не про то, что нет пророка в своем отечестве, он про то, что нет его в своем времени.

 

В целом я всегда прав. Но нужно быть правым вовремя. Люди, которые смеялись мне в лицо, когда я говорил, что пользователей интернета в России будет миллион, сделали свой миллиард, когда их стало десять миллионов. Самые тупые из них возглавляют фонды, поднявшиеся на интернет-инвестициях в кампании и проекты, придуманные нами и брошенные на обочине от скуки. Это, конечно, означает, что они не были такими уж тупыми, а тоже по-своему острыми, я просто пытался разбить их не с того конца.
 

В целом я всегда прав, просто не сразу, но у меня есть и своя персональная ошибка, которую я повторяю с завидной регулярностью. В 1994 году мы с Дмитрием Горошевским придумали, что можно улучшить протоколы передачи голоса через интернет, которыми тогда занималась израильская компания VocalTech, но в конце «переадресовывать» этот разговор через очень несложный «шлюз» в локальную телефонную сеть. Сначала пакет идет по интернету и таким образом преодолевает все границы, а потом, уже преобразованный в голос, попадает в местную телефонную линию и по цене обычного звонка (то есть в большинстве случаев бесплатно) связывает заграничного звонящего с отвечающим. Даже непонятно, зачем я это так подробно рассказываю: принцип действия того, что теперь стало IP-телефонией, сегодня известен всем, но тогда это нужно было объяснять и рисовать и инженерам, и инвесторам, и даже самим себе — не было Skype, не было аппаратного решения CISCO, был маленький офис и смешной коммутатор на спаянной вручную звуковой плате. Компания называлась Delta-3. Мы были молоды и неопытны. Вместо того чтобы совершенствовать технологию, обкатывать протокол, разговаривать с крупными телекоммуникационными компаниями или фондами, мы собрали два устройства в разных странах и стали продавать звонки между ними — за 15 процентов от официальной цены. Сервис вместо технологии, частное вместо общего. Когда мы очнулись (довольно быстро, надо сказать), было уже поздно. IP-телефония вырвалась на простор, где большие компании в нас уже не нуждались. Я вышел из бизнеса по относительно хорошей цене.

 

В 1996 году Емельян Захаров, Егор Шуппе, Рафаэль Филинов, Михаил Бриджиди и автор этого поста создали первого российского интернет-провайдера федерального масштаба — на пике у Cityline были отделения в 14 городах. Когда мы начинали, интернетом хоть как-то пользовались 50 тысяч человек; когда в 1999 году мы продали компанию, доступ в Сеть имели более миллиона человек, из которых несколько сотен тысяч были нашими клиентами. Чтобы добиться такого результата, был выбран простой путь. Людям рассказывалось: 1) что интернет существует, 2) что получить доступ в него удобно, просто и дешево (36,6 доллара в месяц за формально безлимитный dial-up) и 3) что интернет — это Сityline и это модно (все равно никакие другие провайдеры не рекламировались по центральному телевидению и в каждом лифте Москвы). Когда мы стали относительно знамениты и в офис стали приходить не только программисты, маркетологи, журналисты, но и люди иных профессий и возрастов (мои сегодняшние ровесники, например), то мы испугались, что, получив доступ в интернет, они разочаруются и в следующем месяце не вернутся, не продлят подписку. Русских сервисов в Сети было очень мало, картинки были нелепые, видео не было, полезная информация была в основном по-английски, и искать ее было сложно. Мы решили, что точка доступа должна стать медийным «порталом» (я до сих пор с трудом слышу это слово), рассказывать людям о новостях интернета, давать им чтение и занятие хотя бы на тот час в день, который они (по статистике) в интернете проводили. Так появились Иван Паровозов, Антон Носик, Тёма Лебедев. В Россию переехали «Анекдоты Вернера», была создана первая веб-почта Pochta.ru и многое другое. В какой-то момент нам показалось, что надо более активно привлекать людей в интернет из офлайна. И мы стали издавать журнал «Интернет» (он до сих пор кажется мне важным дизайнерским и маркетинговым достижением 90-х годов).

 

История Cityline рассказана много раз, про нее написаны статьи и книги, много противоречивых воспоминаний и вранья. Уже выросло целое поколение, которое ничего об этом не знает, и слава богу. Сегодня речь о другом. К концу 1999 года медийная компания, в которую вырос маркетинг Cityline, приносила нам треть выручки, съедала 70 процентов прибыли и занимала 80 процентов моего времени. Как-то утром мы осознали, что соединительные линии (технические подробности не важны) кончились, новые нам сделать не дадут, эпоха dial-up в Москве подошла к концу, и все, что у нас есть, — это толпа пользователей и мощный бренд, но никакого доступа к инфраструктуре. Задним числом мы поняли, что если бы мы озаботились этой проблемой в 1996 году, когда начинали, то могли бы потратить примерно столько же денег и сил на техническую экспансию вместо медийной. Мы занялись сервисом и медиа вместо инфраструктуры, частностью вместо общего. За несколько месяцев до того, как первый раз лопнул пузырь доткомов, мы вышли из бизнеса по относительно хорошей цене.

 

В 1998 году пользователей интернета в Москве было уже немало, но для кристаллизации сообщества мало насыщенного раствора, нужен некоторый толчок, событие, каким и стал августовский финансовый кризис. Именно он дал рост РБК и потребовал новых инструментов для постоянного обсуждения происходящего и взаимодействия активных групп. Этот процесс никогда не прекращался: грубо говоря, программирование позволяло высказываться без типографских машин, HTML-язык — без программирования, но чем больше людей оказывались вовлеченными в коммуникацию, тем более простые средства требовались им, тем более усложненные решения создавались для них. Этот процесс не остановился и до сих пор: все большие массы все проще и проще производят все более мелкие высказывания, но до эпохи твиттера и инстаграма тогда было еще далеко, мы стояли на пороге блогов, только не знали об этом. Нуждаясь в новом инструменте, Александр Гагин, на тот момент главный редактор журнала «Интернет», написал скрипт на PERL, который позволял каждому посетителю нашего сайта зарегистрироваться в системе и создавать свой топик не в общей цепочке неудобных форумов, а как некую полновесную статью, с иллюстрациями, форматированием, возможностью для остальных пользователей (и анонимов) комментировать, а для создавшего (и нас) — с инструментами модерации этих комментариев. Это была полновесная блог-платформа, очень похожая на Medium, но по целеполаганию напоминавшая тогда еще не созданный Живой Журнал, и даже первые пользователи системы с нелепым названием forum.msk.ru были те же будущие тысячники ЖЖ, в частности Крылов и Холмогоров. Уровень активности (по тем временам) превзошел все ожидания: десятки «постов» в день, сотни комментариев, настоящие флеймы, серьезные политические высказывания, которые цитировали бумажные газеты. Саша еженощно допиливал разный функционал, а я привлекал к участию разных знаменитостей: свои рецепты выхода из кризиса на forum.msk.ru дали Александр Лебедь, Каха Бендукидзе, Сергей Пархоменко и разные другие люди. Вместо того чтобы создать технологию и сервис, мы опять создали контент. Когда через несколько лет российские компании купили-таки Живой Журнал, они наступили на те же грабли: вместо того чтобы создать работающую современную большую систему, они создали важный, популярный, обреченный медийный междусобойчик, который умер под натиском более совершенных платформ. Даже имея некоторое отношение к акционерам Livejournal в России, я не смог убедить их, что так делать не надо. Они ведь не знали истории forum.msk.ru: к этому моменту такого сайта уже не существовало, мы закрыли его, списав плохо подсчитанные убытки.

Российский интернет вырос из рук и имен людей, которые делали частное вместо общего. Примеры вместо правил. Эксперименты вместо правил. Мне проще рассказывать о себе, даже на примерах неудач, но и удачных примеров превращения маленького в большое, разового в бесконечное, случая в систему, он уже знает немало. Русский интернет – по сути единственный пример, когда что-то большое и значимое выросло в чистом постсоветском поле из суммы разрозненных частных усилий, заимствования лучших западных практик, без приватизаций, сговоров, захватов и злодейств. Это не удалось ни русской прессе, ни русскому ритейлу, ни русской стройке, ни металлургии, ни нефтянке, ни русской общественной мысли, к сожалению. Будем надеяться, что пока не удалось.