Классный журнал

Праведник или безумец с острова Лампедуза

28 февраля 2017 11:00

Начало XXI века. Переселенцы в своем стремлении обрести новый дом не отправляются, в отличие от переселенцев прошлых веков, на необжитые земли, а прорываются туда, где жизнь уже устроена и налажена. Писатель Виктор Ерофеев в самом эпицентре миграционного процесса. На острове Лампедуза.

Легко ли быть праведником? А может быть, это безумец? Сошедший с ума по причине ночных видений… Доктор Пьетро Бартоло совсем сбился с ног. Двадцать пять лет без отдыха, без выходных. Пронто, пронто! — вечно при телефоне. В любую минуту днем и ночью его может вызвать береговая охрана освидетельствовать живых и мертвых африканских беженцев. Через его руки прошло — вдумайтесь в число! — триста тысяч черных людей! На острове Лампедуза он — звезда. Возможно, как-то заметил он, я доктор, который в мирное время видел больше всего трупов на свете. Мертвых осматриваю сам, без помощников. К этому невозможно привыкнуть. Я нередко плачу. Особенно когда дети. Или беременные женщины. Мертвые, они приходят ко мне по ночам. У некоторых крестики во рту.

Мы идем. Вся главная улица острова, via Roma, бросается здороваться с ним. Подбегают дети, собаки и кошки. Ну прямо святой! Одним людям он одобрительно кивает, другим жарко накладывает на ладонь с двух сторон свои большие врачебные ладони, как будто печет вафлю.

Он поджар, естественен, в адеквате. Не пыжится, не фонит, не размахивает руками.

Но он уже вырос из масштабов Лампедузы с ее мелкими магазинчиками, невкусными забегаловками и шестью тысячами жителей (в основном рыбаков), как вырастают из детских трусов. Теперь он знаменит на всю Италию. Больше того, уже половина Европы печатает его автобиографию «Соленые слезы». Я с ним познакомился на международном экономическом форуме в южной Польше, где за ним с камерами бегали телевизионщики.

Там, в мармеладных долинах, возле Словакии, показали на форуме фильм «Море в огне», где он сыграл самого себя в роли спасателя целой тьмы чернокожих мигрантов, и тьма накрыла Европу. Европа ужаснулась этой тьме, а Пьетро оказался ее спасателем, нет, даже уже спасителем, который проложил ей дорогу к спасению. За роль спасителя Пьетро в последнее время получил много премий на гуманных кинофестивалях Европы. Эти премии входят в клинч с проклятьями большинства жителей континента, готовых немыми аплодисментами приветствовать трупы нежданных гостей. Покорением Европы у Пьетро дело не ограничится. Впереди великие награды Америки.

В Польше мы договорились, что я приеду к нему в гости на Лампедузу. Выбрав редкие дни, когда он теперь бывает на острове, в конце ноября я приехал к нему с женой. У него было желание посоветоваться со мной откровенно, что делать ему со своей славой. А я хотел увидеть арабские баркасы, которые плывут и гибнут в море. Жена беспокоилась, что вокруг острова будут плавать черные утопленники, включая детей. И не хотела ехать, но из женского любопытства решилась.

Доктор Бартоло оказался настоящим человеком, вроде Алексея Маресьева с отмороженными ногами, любимца советской литературы. Свидетель бесчисленных катастроф, он гостеприимно суетился, встречая нас в аэропорту Лампедузы, отнимая тяжелые сумки и таща их к внедорожнику вместе с другом. Его друг встретил нас с совершенно застывшим лицом. Он заработал парез в холодном осеннем море и только гостеприимно мычал, будучи любезным и самым богатым человеком на острове — владельцем местных супермаркетов. Мы поселились у богача на терракотовой вилле с огромным количеством неведомых и неслыханных по красоте деревьев.

А так на Лампедузе деревьев нет. Камни и приземистые кустарники. Отвесные скалы. По форме остров напоминает лангет. Лампедуза — самый южный европейский остров, в ста с небольшим километрах от Туниса. Остров выглядит промежутком, в нем нет ни итальянской, ни африканской сути. В отличие от Пантеллерии, еще одного небольшого острова на юг от Сицилии, где разноцветные дома итальянской внешности разукрашивают портовую бухту, Лампедуза — хамелеон, замерший в пустыне. Ее дома созданы из завихрений песка и соленой воды, а главная церковь города возникла запоздалым уродливым довеском сицилийской арабо-нормандской традиции.

Таким образом, африканцы, которые доплывают до острова, скорее, оказываются в некоем приафриканском чистилище, нежели в Италии. Про это чистилище рассказывают, что в истории Второй мировой войны Лампедуза стала известна своей запредельной трусостью. Когда два английских военных летчика были вынуждены приземлиться на вражеском острове из-за отсутствия горючего, заранее выбрав плен вместо смерти в море, Лампедуза всем гарнизоном ринулась к самолету и радостно подняла обе руки навстречу англичанам.

Местный житель Лампедузы, Пьетро спасает африканских мигрантов не зря. Его сочувствие имеет автобиографическую подоплеку. Когда ему было шестнадцать, он ночью случайно свалился с баркаса в море. Рыбаки спали — не заметили. Баркас исчез в темноте, а Пьетро плавал в ожидании смерти. Он уже совсем выдохся и извелся, проспиртовавшись соленым морем, когда через четыре часа после падения его нашел отец и спас. Спасенный, он теперь видит перед собой не толпы беженцев, а тонущих в море людей. Он бросается как будто спасать самого себя и спасает, если это ему удается.

Первые 24 года на все усилия Пьетро спасать людей никто особенно не обращал внимания. Но вот началось недавнее вторжение беженцев с Ближнего Востока, сирийских переселенцев — и вдруг в один день доктор Бартоло оказался образцом для подражания. Европа заглянула с его помощью в зеркало своих же ценностей и воскликнула:

— Мы — гуманисты!

Став ньюсмейкером, Пьетро принялся открыто выражать недовольство теми, кто отказывался помогать ему в работе, боясь беды и крутя пальцем возле виска: местным отделением Красного Креста, администрацией острова и полицией. Ведь он что? Спасал людей за обычную, небольшую докторскую зарплату. Надбавок не просил. А те только мешали.

В чем заключалась его работа? Баркас подгоняли к специальному пирсу. Доктор встречал живых и мертвых людей. Живые делились на умирающих и тех, кто останется жить. Надо было определить, кто болен какой заразой. Изначально, по его мнению, эти мигранты здоровее нас с вами. Иначе они бы не добрались до судна в Африке. Но морское путешествие было предельно трудным. Умирал примерно каждый пятый. Больше всего уносила жизней понтонная болезнь, сжигающая кожу смесью солярки и соленой воды.

Пьетро открыл айфон и показал нецензурные фотографии. Откровенные голые женские трупы с сожженной понтонной болезнью кожей. Молодые женщины. Одна похожа на ангела. Я немножко удивился показу, но промолчал. Дальше он мне показал в порту Лампедузы перевернутые баркасы с арабскими названиями, похожие на скорлупу грецкого ореха. Билеты на эту скорлупу стоят от тысячи до полутора тысяч долларов. Иногда баркасы переворачиваются. Тогда тонут все. В последний момент от ужаса у беременной женщины начинаются роды: она тонет вместе с новорожденным, соединенная с ним в смерти пуповиной. Пьетро сам клал мать и младенца в один гроб… Но иногда он буквально вынимал покойников уже из пластикового мешка, чтобы реанимировать. Вот этот мальчик Мустафа, Пьетро снова листает айфон, считался мертвым, температура 27 градусов, но его удалось откачать.

Пьетро спас столько людей, что сам Бог мог бы поставить ему свечку о здравии.

— Ты верующий? — спрашиваю доктора. Мы ведем все разговоры на французском.

— Мой Бог такой же, как у всех. Когда я чувствую себя потерянным или мне не хватает энергии, я молюсь заступнице нашего острова, Мадонне из Порто-Сальву.

Для наглядности мы заезжаем в роскошный, заматерелый грот Порто-Сальву.

— Ну хорошо, — говорю я, рассматривая грот, — а как же Бог допускает страдания и гибель этих невинных людей?

Эти страдания, уходит от ответа доктор Бартоло, начинаются задолго до морского маршрута. Мигранты стягиваются к берегам Ливии со всех сторон. Есть даже выходцы из Бангладеш. Некоторые проводят в пути два года. Мали, Сенегал, Нигерия, Восточная Африка, мусульмане, христиане — к морю стекаются люди из разных стран и разных религий. До моря они доходят нищими и здесь попадают в рабство. Всех женщин, которых я осматривал как гинеколог, изнасиловали до начала морского пути. Сто процентов женщин изнасиловали… — Он строго, но одновременно застенчиво оглядел мою светловолосую жену сверху донизу, словно опасаясь и за ее судьбу. — Некоторые забеременели от насильников и молят об аборте. Если родственники узнают об их внебрачной беременности, их проклянут.

— Подожди, а как же на это смотрит Бог?

— Дело не в Боге, а в людях, — отвечает доктор. — При чем тут Бог?

Он увлекает нас с женой купить свежайшую рыбу в порту. Его похожая на хорватку круглолицая жена Рита с преданным, чуть растерянным взглядом, тоже врач, кормит нас каждый вечер отменными блюдами. Мы пьем сицилийское вино. Доктор крутит в руках черную шапку-ушанку, московский подарок, и спрашивает о России, как о далекой и мало похожей на все остальное планете. Чувствуется, здесь не до России. Мы ждем, когда же появятся лодки с мигрантами, но дни идут — на острове тишь. Доктор везет нас на пирс, к которому пристают африканские беженцы. На стене пирса у входа значится: «Охранять надо людей, а не границы».

— За все эти годы, — морщится доктор, — здесь даже не сделали общественного туалета…

За неимением мигрантов мы едем смотреть кроликов. На Лампедузе есть туристическая бомба мирового порядка. Это Остров Кроликов и рядом с ним — Пляж Кроликов. По мнению ведущих туркомпаний, этот пляж считается самым красивым пляжем на свете. Пляж Кроликов совсем не похож на песочный рай сейшельских и карибских пляжей под протекторатом высоких пальм. Видимо, такая картинка уже надоела потребителям пляжных красот. Пляж Кроликов окружен весьма суровыми скалами, на которых растут в изобилии дикие артишоки и зеленая спаржа. Вода здесь прозрачная до галлюцинаций. Сверху смотришь — она меняет цвет постоянно. То лазурная, то сероватая, то серо-розовая. Если купаться, а мы купались в конце ноября на пустом пляже (летом там давка), то как входишь в воду (вода теплая, больше 20 градусов), тебя начинают окружать и сопровождать всякие рыбки и рыбины серебристых цветов — край непуганых рыб. Есть даже юркие рыбки с человеческими бородатыми головами… Но, может быть, это и есть галлюцинация. Страшно, однако, подумать, что именно здесь, в виду этой бухты, в 2013 году произошла трагедия: утонула огромная лодка мигрантов. И, я думаю, рыбки полакомились…

После купания идем в стильную хижину известного умершего итальянского актера, где доктор с поваром жарят на мангале королевских креветок, осьминогов, барана… Пир-пикник. Напротив, чуть слева, — Остров Кроликов. Туда, на остров, белый от сидящих в траве чаек, мигрируют раз в десять лет кролики. Мигрируют, когда пролив между островом и Лампедузой пересыхает. Так что здесь и кролики знают о секретах миграции.

В городе и по окрестностям разгуливают кучки африканских мигрантов. Они все такие стриженые, с мытыми волосами, в спортивных костюмчиках. Почти театральные персонажи. Разве им тут можно свободно гулять?

Нет, отвечает доктор Бартоло, но полиция закрывает на это глаза. Не хочет взрывов возмущения. Тут уже были бунты.

По улицам разгуливают исключительно молодые мигранты (женщины отсиживаются в домах для беженцев), будущие жители Европы. Они присаживаются на корточки возле баров. Заговаривают с нами в надежде на мелочь или сигарету. Но доктор проходит молча мимо них, не останавливаясь, я с ним — тоже, и эти беженцы с выразительными глазами кажутся мистическими существами. Ведь я мог остановиться и с ними заговорить… Но что-то остановило меня.

— Пьетро, — говорю я, — а есть ли среди них террористы?

Пьетро решительно говорит нет. Морской путь слишком опасен, чтобы террорист решил приплыть на лодке. Я молчу. Я думаю про себя, что мигранты, доехав до места назначения, могут быть охвачены самыми разными чувствами. Трудно прогнозировать. Во всяком случае, тунисец, что устроил теракт на берлинском рождественском базаре, прошел через Лампедузу. С Тунисом, кстати, есть такой нюанс: если человек оказывается мигрантом из Туниса, итальянцы немедленно отсылают его домой. Считается, что бежать оттуда нет причины. К тому же Тунис слишком близко — так все могут оттуда сбежать.

А куда расселяют мигрантов?

По всей Италии.

В маленьких городках, я слышал, люди возмущаются, что их много.

Пьетро молчит. Его роль — спасителя, а не критика.

Наконец наступает его черед спрашивать. У него выступление на телевидении. Как ему держаться?

— У тебя есть безусловная телехаризма. Держись так, чтобы тебя снова пригласили, — говорю я. — Чтобы не оказаться одноразовым шприцем.

Он смеется. У него все в порядке с чувством юмора.

— Вам, писателям, хорошо, — говорит он с доброй завистью. — Вы можете написать новую книгу. А у меня одна и та же. Вот сейчас будут снимать игровое кино, где меня будет играть известный американский актер. Но это снова про мигрантов.

Он вынимает из кармана распечатанный список своих выступлений на следующей неделе. Список внушительный.

— Мне приходится повторяться, — говорит он. — Хотя я не актер.

— Но ты найдешь себе более обширную тему. Тебя потащат в политику.

— Не знаю. У меня одна тема.

— Но это смертельно важная тема!

— Но ее нельзя вечно эксплуатировать!

Какие у него планы? Оставаться на острове! Но зачем? Наконец раскрывается загадка отсутствия новых драм и трагедий. Я приехал слишком поздно, но по-своему вовремя. Ведь Пьетро как доктор и как герой уже отразился повсюду. Но зато он — новоявленный праведник, не знающий, что делать со своей славой, — и это его первая встреча с собой как со звездой. Мы — друзья. Все можно обсудить. Но что же делать?

Теперь, оказывается, встречать мигрантские лодки корабли береговой охраны выплывают чуть ли не под Ливию. Так всем спокойнее. Этим занимаются не только итальянцы, но и голландцы, англичане. Заметив мигрантов, они переправляют их прямо на Сицилию, где есть госпитали в нужном количестве, оттуда распределяют по Европе. Лишь редкие лодки доплывают нынче до Лампедузы. Острову предстоит испытать унылую судьбу модного курорта, а легендарные годы уйдут в прошлое.

Конечно, Пьетро не останется без дела. Его изберут в высокие комитеты и растворят в европейских ценностях. Он пребудет праведником, который будет противопоставляться европейским обывателям, а те его будут считать опасным безумцем, покровителем угроз.

— Нужно вливать много-много денег в Африку! — утверждает доктор. — Новый план Маршалла!

Не стоИт сегодня Лампедуза без праведника! Пьетро снова садится за руль. Ему есть что еще показать. Мы катимся на противоположный конец острова: там густой туман и военная база в тумане… ШевелИтся в тумане база НАТО размеров внушительных… Бьет в фанфары своих электронных тарелок… Стихи слагаются навзрыд… Отсюда следят за передвижением кораблей в Средиземном море. И наверняка сейчас подслушивают нас, хмыкает Пьетро.

Затем мы едем смотреть на виллу Берлускони недалеко от аэропорта. Она скромная. Вся в зелени. А потом едем смотреть на южный мыс. Крайняя южная точка Европы. Там, на скале, доступная всем ветрам, стоит простая желтая дверь. Железная скульптура двери. Это дверь в Европу. Она полуоткрыта. Заглядывайте!

Колонка Виктора Ерофеева опубликована в журнале "Русский пионер" №70. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все