Классный журнал

Яковлев
«Верни мне, Вар, мои легионы»
28 февраля 2017 10:20
Стихи главного редактора газеты "Коммерсант" Сергея Яковлева.

Август кончен. Под градусы низкие
Всеми тоннами, всеми каратами
Звезды блещут, дрожа, как римские
Последние императоры.
Им бы вовремя саморазрушиться,
Как красавице увядающей,
Но она только гуще душится,
Хоть, казалось бы, ну куда еще.
Сколько ткани и разных красителей,
От кармина до темной вишни,
Сколько слов и трудов спасительных,
Что потом окажутся лишними.
Сохнут листья, страницами ветхими
Шелестеть будут варвары с метлами
Под каштаном с пустыми ветками,
Под другими деревьями мертвыми.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
На смену очков
Все уложено в уравнение,
У всего есть какой-то резон:
Как садится с годами зрение,
С той же скоростью горизонт
Придвигается. Пыль закатная,
Мелочь летная, стрекоза,
Как сквозь оптику многократную —
Раз, и выросли на глазах.
Не желают держать дистанцию,
Подступают, идут гурьбой
И теснятся — так в клубе с танцами
Пары жмутся одна к другой.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Оттого был безупречен
Каждый день, что каждый вечер
По часам и по минутам
Был расчерчен и размечен
Так, чтоб я вдоль линий гнутых
С точностью нечеловечьей
Всем своим составом длинным,
Замедляясь, к полкам винным
Подходил по расписанью
И ощупывал их взглядом,
Словно некую лазанью —
Слой за слоем, яд за ядом,
И следил, как в перспективу
Дижестив с аперитивом
Утекают. Полок глянец
Громоздился под стропила,
Я был стоек, как спартанец,
В этих узких фермопилах.
Где-то там за стеллажами,
Словно пес за гаражами,
Загребая воздух пастью,
Время мерно семенило:
Падал снег, менялись власти,
Кассы звякали уныло.
Где-то там о кафель пола
С медным звуком пол-обола
Ударялись. Я при этом
Был окружностью и центром
И взлетал, касаясь света
Белых ламп люминесцентных.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Даже лес, к которому я равнодушен,
Потому что не знаю ни птиц, ни растений
Имен, и способность смотреть и слушать
Бесполезна, как жизнь, что не так и не с теми
Прожита до каких-то таких пределов,
Где отчетливо видно без оптики сложной:
Все обширнее список того, что не сделал,
Все короче в той части, что сделать возможно,
Даже лес бессловесный до небес дорастает,
На него возлагает господь десницу
И верхушки его словно книгу листает,
Выкликая по имени каждую птицу.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Выучил путь наизусть: за МКАД
Прямо и несколько раз налево.
Сначала жилища идут, горят
Окна. Потом — лишь асфальт и небо.
Ползешь по дороге сквозь лес, свет фар
Из черноты вырезает зеленый
Кусок. В голове как заело: «Вар,
Верни мне, Вар, мои легионы».
Деревья теснятся: стволы, стволы,
Еле живые то ели, то клены.
Никак не выходит из головы:
«Верни мне, Вар, мои легионы».
Ветви плетут свою канитель:
«Верни мне моих молодых и глупых».
Вспыхнет от света то клен, то ель,
Секунду горит, и снова — глухо.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Те, что лежат по гробикам
И при этом по небу шествуют,
Нарушают формальную логику,
Оставаясь в рамках божественной.
Смотришь, как воздух полнится,
Обживается в силу трагизма
Этой жизни, и слабо помнятся
Упражнения с силлогизмами.
Вроде посылки верные —
БОльшие есть и меньшие,
А смерти нет, как и не было,
Но дети, мужчины, женщины
Движутся небом облачным
И то словами, то жестами
Держат сердце мое, как обручем,
В нелогичных рамках божественных.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Еще шифруют, прячут и морочат
Наборы слов и важные звонки,
Но небо морщится и бледностью молочной
Уже обтягивает божьи позвонки.
Еще мы буквы складываем гладко
И звуки сглатывать умеем как никто,
Но рвется воздух, как дешевая подкладка,
Казалось бы, несносного пальто.
То снег навалится, то что-нибудь другое:
На всякий день — свой орган речевой.
И только ночь — без лишних аллегорий:
Щелк выключателем, и больше ничего.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Гай
Вот весна, а с каждым днем темнее,
Даром что по-летнему тепло.
Раньше сел бы с Марком или Гнеем —
Эти были те еще трепло:
Как они о подлостях погоды,
О змеиных кольцах изотерм,
О нестойкости людской породы
Говорить умели, и затем
За вином, за переменой снеди,
Как лепешку разделить страну,
И садилось солнце цвета меди
Там, где было сказано ему.
И потом без видимых усилий
Прочертить, уж раз рука легла,
От Испаний до мельчайших Сирий,
До камней, лежащих по углам
Карты мира, пару-тройку линий,
И пока не высохли они,
Замереть, залюбовавшись ими,
Крикнув слугам, чтоб несли огни.
И сжималась ночь подобострастно
Под щелчки и трески светляков,
В лён и кожу впитывалась краска,
Точно в землю — быстро и легко.
Только что, казалось бы, блестела,
Гней еще смеется, шутит Марк…
Но луна, как голова без тела,
Катится, и к середине март
Подошел, и утро пахнет лавром,
Служба ждет — не армия, но все ж
Опоздать нельзя. И солнце плавно
Выползает, как из ножен нож.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Безымянное
Опять слова имеют вес и силу,
Как у почти что вымерших племен.
Я скоро стану, как индеец сиу,
На всякий случай избегать имен,
Переходя от кратких междометий
К цепочкам свойств и списку должностей,
Чтоб рассказать, как те убили этих,
Не привлекая острый слух властей:
Ни тех, что здесь, где я слабею зреньем,
Кривлю душой, держу себя в руках…
Ни тех чинов, слепящих опереньем
Через прорехи в плотных облаках.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Из леса
В лесах звенигородских иногда
Опаснее, чем в джунглях колумбийских.
Столбы стоят вдоль них, и провода
Висят, как нераскрытые убийства.
Тропа бежит и ластится к ногам,
Пружинит и шуршит листвой и хвоей,
Здесь всякий ствол, как табельный наган,
Поблескивает тускло, здесь конвоем
Кустарник подступает с двух сторон,
Цепляется по каждой мелочевке
И тычет в синтепон и поролон,
Сбивая шаг, и без того нечеткий.
Здесь до жилья ближайшего рукой
Подать, но руку эту очень жалко:
Не то пугает, что забор глухой,
А то, что всё, чтоб только не сбежал ты.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Стрижи и ласточки
Стрижи и ласточки — никто им не подобен
Ни в этом воздухе, ни даже где-то там,
Где нам скользить вдоль собственных надгробий,
Преследуя друг друга по пятам,
И обмирать от каждой новой встречи,
И счет вести отмеренным летам,
Как долгий спор с природой человечьей,
Хотя он не влияет на итог.
Пора принять его уже без мелкой дрожи,
Без этой стыдной слабости в ногах
Достойной мест негожих и отхожих,
Но не таких, где мчатся в облаках
Стрижи и ласточки — их крылья то мелькают,
То застывают, уловив поток,
И тело теплое, как невесомый камень,
Запущенный господнею рукой,
Летит то равномерно, то рывками
Вверх продвигается и, обретя покой,
Парит неторопливыми кругами.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
У любви не так уж много проявлений:
Ну, дыхание собьется, ну, колени
На секунду, на какое-то мгновение
Подогнутся, или кровь застынет в вене,
Не желая к сердцу мерно течь,
Ну, сожмется до отдельных звуков речь,
До случайного набора междометий,
Из которого потом возникнут дети,
Стены, крыша, мебели предметы,
За зимой зима, за летом лето
Понесутся, ускоряя бег,
Промелькнет какой-то пух, какой-то снег,
Осыпаясь где-то больше, где-то меньше
На неровности земли, изгибы женщин…
Всё разгладится, смягчится и остынет,
Словно ночь на раскаленную пустыню
Опустилась, и спадает жар,
Только звезды мелко вдалеке дрожат.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Придет пора и спросит нас о том,
Кому и как виляли мы хвостом,
Какую с кем употребляли снедь
И для кого свою хранили смерть.
А мы сказать не можем ничего,
Как будто умер орган речевой,
А то, что тело живо до сих пор,
Так это в жилах плещется раствор:
Оксид железа, калий, магний, цинк
И крепкий страх, что влили в нас отцы.
Они свой срок отбыли как смогли,
И отвалили отчи корабли.
И злимся мы на них за наши смеси,
И тихо бесимся, и молча куролесим.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Чем дальше живешь от юга,
Тем условностей больше в чувствах,
В проявлениях их что к другу,
Что к любимой, и так искусно
Привыкаешь слова и жесты
Выбирать, даже если пьяный,
Подражая воле божественной,
Что во всем сквозит, но неявно.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Дитя любви — чего еще ребенок?
Не колыбели же и не пеленок,
Не школьной парты, не студенческой скамьи,
Не кресла в окружении семьи
Стареющих детей и рослых внуков,
Не койки смертной и не ночи в муках,
Не мерзлой ямы, не могильной тени…
Любви дитя, ее одной владенье.
Колонка Сергея Яковлева опубликована в журнале "Русский пионер" №70. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
25.09.2018«Все меняется посекундно» 0
-
13.07.2018"Все меняется посекундно" 0
-
27.02.2018Равновесие 1
-
24.01.2018Как же вымерз я, как замерз 2
-
31.05.2017Равновесие 0
-
0
3311
Оставить комментарий
Комментарии (0)
-
Пока никто не написал
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников1 1321Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 6284Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 8295Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8985Литературный загород -
Андрей
Колесников12701Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям