Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Дочь в музее

16 февраля 2017 11:20
Из уроков мужества обозревателя «РП» Николая Фохта читатель почерпнул (и, смеем надеяться, успешно применяет в своей жизни) немало полезных навыков. Сегодня поучимся, как отказываться, как говорить «нет», как обрезать концы и сжигать мосты. В общем, как сделать правильный выбор. Чтоб не было мучительно больно.
Не мной придумано, не мной подмечено, что большинство неправильно пользуется правом выбора. Точнее, неэффективно. Подавляющее количество людей, как правило, выбирают, на что соглашаться. А правильней, точнее разумней, еще точнее — продуктивней выбирать, от чего отказаться.
 
Мне возразят: отрицательный выбор деструктивен, и вообще. На первый взгляд, да, отрицательный. Но ведь, если задуматься, отметая ненужное, мы оставляем нужное, пусть оно и за кадром остается до поры. Однажды оставшееся нужное само всплывет и уже на безальтернативной основе — мы ведь последовательно уже отказались от всякой ерунды и вредного хлама.
 
Однажды, короче говоря, и выбирать ничего не придется — оно само выберет тебя. А это намного приятней.
 
Но сначала нужно научиться отказываться, говорить «нет», обрезать концы и сжигать мосты. Для этого требуется мужество — и навык. Отказываться, когда тебе предлагают что-нибудь большое и заманчивое, про которое ты знаешь: точно не твое. Последние годы я именно этот способ выбора и принятия решений использую, отрицательный. От многого уже отказался, с нетерпением жду новых неотразимых, провокационных предложений, чтобы поступить жестко и решительно, немного даже безумно.
 
Но вот вспомнился случай, один из первых в этом ряду, когда первое отрицательное решение далось с трудом.
 
Был такой момент, увлекался я искусством. В широком смысле, то есть любым. Читал, ходил на поэтические вечера, посещал художественные выставки, заслушивался не только концертами классической музыки в академических залах, но и завсегдатаем числился в Театре оперетты и Музыкальном Немировича-Данченко.
 
Имел членский билет в Ленину.
 
Да, было это довольно давно — тем не менее. Больше скажу, время от времени, накачавшись непростым артом под завязку, позволял себе черкануть критическую заметку в «Московскую правду», в приложение «Ночное рандеву» — под псевдонимом, конечно. Дошло до того, что однажды мне предложили вообще переключиться с охранно-детективной деятельности на кураторскую: нужно было всего лишь пройти краткий курс истории искусства при МГУ. Я еще не практиковал метод отрицания, поэтому завис на пару недель; внутренне я почти согласился, хотя и от своего охранного бизнеса и частного детективного агентства отрекаться не собирался. Все мои мысли в те недолгие и прекрасные времена были посвящены логистике и таймингу: как я смогу совместить новую сущность с уже имеющимися? Отдельной строкой я мечтал и размышлял о том, во что конвертировать знания и корочку, которые я получу от курсов.
 
Именно в этот непростой и творческий момент меня и застал врасплох поэт Андрей.
 
Мы столкнулись с ним в Доме-музее Маяковского, на Лубянке. Был, как бы теперь сказали, мультимедийный вечер памяти поэта и художника Анастаса Савушкина. Поэты и артисты читали стихи, пожилые члены Союза писателей с плохо скрываемым удовольствием вспоминали, как Анастаса выкинули из их профсоюза за неоднократные публикации на Западе, за нелегальный вывоз его полотен и скандальные, но феерически успешные художественные выставки в Музее Гуггенхайма.
 
Все как положено, соразмерно таланту Савушкина.
 
Выступал и поэт Андрей. Все в зале знали, что Андрей — ученик Савушкина, что он в каком-то смысле единственный наследник и продолжатель. Других претендентов отродясь не было, что Андрей объяснял «недостижимостью планки».
 
Андрей со сцены пересказал известную всем историю знакомства с кумиром и мастером, прочитал короткое стихотворение про Савушкина, двадцать минут декламировал свои старые и новые стихи.
 
Все это было привычно, предсказуемо. Но Андрей все-таки сумел удивить аудиторию.
 
— Дорогие мои любители великого поэта и педагога, самого недооцененного поэта и художника, человека, без преувеличения, эпохи Возрождения Анастаса Гедеминовича Савушкина! Есть и хорошая новость. Московское правительство наконец дало разрешение на музей! Весь дом на Щипке, в котором находилась коммунальная квартира художника, будет отдан под экспозицию и мемориальный комплекс. Если бы вы знали, чего нам всем это стоило.
 
Ну все и зааплодировали. Я, не скрою, тоже хлопал.
 
Поэт Андрей догнал меня уже у метро.
 
— Николай, ты не спеши, есть к тебе разговор непростой.
 
— Ну давай свой разговор, зайдем куда-нибудь.
 
— На свежем воздухе куда приятней.
 
Я кивнул. Он прав. Если не учитывать проливной дождь и плюс три в мае, он прав.
 
— Как тебе вечер?
 
— Ты читал великолепно. Как всегда. — С Андреем мы знакомы давно, даже на дзюдо вместе ходили. Я знаю, какого ответа он ждет.
 
— Да я что, вот Савушкин… Скала.
 
— Поздравляю с музеем, кстати. Очень круто, правда.
 
— Вот о музее и речь, Николай. У меня есть предложение. Давай ты станешь директором?
 
— Андрей, с какого перепуга? Я не бизнесмен, не администратор. Мой бизнес настолько примитивный и понятный, что я даже не прихожу в сознание, чтобы его вести. А тут дело такое… Слушай, а я-то почему? Думал, ты будешь. Директором.
 
— Меня просят все, но я не могу. У меня здоровье, во-первых. Во-вторых, книжку пора сдавать, жить на что-то ведь надо. В-третьих, ситуация там непростая. Сложная. Только ты сможешь, мы так решили.
 
— Кто мы? И в чем проблема, выкладывай.
 
— Сейчас формально директором будущего музея и его главным бухгалтером числится Валя Арон, дочь Савушкина. Вот с ней и обсуждали твою кандидатуру. Ну еще ребята все наши, из Савушкиного ближнего круга. Никто против тебя не высказывался, все согласны. А сложность… Дом нам дали, но на него есть еще претенденты. С ними нешуточная борьба. Валька баба ухватис­тая, энергичная, но не справится. Там все серьезно. Девелоперы, понимаешь. Нам уже угрожали. Нужен сильный человек, который знает, как себя вести в экстремальной ситуации. Который может дать отпор. Но и наш, из наших, кто ценит вклад Савушкина, кто знает, кто это такой, как минимум. Ты идеальная кандидатура. Соглашайся.
 
Я пожал плечами и сказал, что мне надо подумать.
 
На следующее утро в офисе зазвонил телефон. Это был поэт Андрей.
 
— Коля, дорогой, ну что, ты согласен? В любом случае срочно приезжай, сегодня девелоперы нагрянут. Прямо сюда, в твой дом-музей, на Щипок. Я не могу, температурю, Валька остается один на один с бандитами. Выручай. Ну и вступай в должность.
 
Делать нечего, поехал.
 
Вообще-то, полночи думал про этот музей Савушкина. Сам Савушкин лично мне не очень нравился, как поэт и как живописец. Претенциозный, стихи и картины какие-то… незаконченные, что ли. Но не как у Леонардо да Винчи, а просто незаконченные, изначально. Но что самое неприятное, мне захотелось стать директором. Все-таки он, Савушкин, фигура международного масштаба. А значит — поездки, делегации, биеннале. Если музей, значит, должен быть и кабинет у директора. Кабинет в легендарном районе Москвы — не к этому ли стремится любой?
Прекрасный двухэтажный особнячок, снаружи в меру запущенный, внутри запущенный по-настоящему. В прихожей меня встретила высокая женщина, в общем молодая. Валентина.
 
— Сейчас они приедут, я немного боюсь. По телефону они очень невежливо разговаривали, Андрей даже растерялся. Чего уж про меня говорить. Документы все есть, вот они, можете ознакомиться. Хотите чаю с вареньем?
 
С чаем я согласился и стал листать папку с бумагами. И первый раз понял, что мне не очень все-таки хочется быть директором. Я ненавидел папки с бумагами — потому что я ничего не мог понять.
 
— Как вы с этим разбираетесь-то? — спросил я Валентину, зачерпнув ложечкой крыжовенное варенье.
 
— Да это что, тут пара бумажек всего еще. Я Плехановский окончила, а потом еще историко-архивный. Нам бы только пережить этих девелоперских людей. Вы не сомневайтесь насчет директора, я вам помогать буду во всем, это же дело всей жизни моей. Я этот дом помню ведь, жила тут до семи лет, пока родители не развелись. Вы уж соглашайтесь, ладно?
 
Страх перед папкой меня сразу отпус­тил, я снова начал хотеть этой должности. И тут в дверь позвонили.
 
Их было четверо. Главный — невысокий человек в кашемировом пальто, накинутом на синий, дорогой костюм. Некрасивая худая женщина в короткой юбке, с волосами, собранными на затылке. Два телохранителя. Точнее, один чистый телохранитель, со следами то ли побоев, то ли тренировок на лице, и водитель-телохранитель — фээсбэшник с пропитым лицом. Ну, все понятно.
 
Главный представился Геннадием, женщина — Елизаветой. Двое никак не представились: один, фээсбэшник, остался у входной двери, второй, побитый, зашел с нами в комнату и встал у окна, загородив на хрен весь свет.
 
От чая ребята отказались. Заговорил Геннадий.
 
— Ну, как решать будем? С кем тут говорить-то, с тобой или с тобой? — Он кивнул подбородком в направлении Валентины и меня.
 
— Давай со мной. — Я вдруг почувствовал себя счастливым. На фиг мне это директорство, вот она, жизнь. Вот это мне знакомо, вот где я могу принести пользу. Они думают, я лох, а я довольно опытный уже парниша. Пока мы тут трем, ребята из моего агентства изучают автомобиль, ставят туда маяк, пробивают людей по базе. Их уже сфотографировали, завтра на столе будет превью на каждого участника переговоров. Красота.
 
— Ты кто, директор?
 
— Для тебя — да. Для нормальных людей — она.
 
— Что, уверен в себе?
 
— Уверен.
 
— Так, коллеги, давайте все-таки по существу. — Это вмешалась Елизавета. — Чтобы не толочь воду в ступе, обрисую ситуацию. Завтра на правительстве Москвы отменят решение о передаче жилого помещения в ведение Минис­терства культуры.
 
— Оно уже в нежилом фонде числится. — В бой вступила Валентина.
 
— Коллега, уже не числится. Вот копия записки замначальника жилищного строительства Москвы об отзыве своего заключения по вышеозначенному дому. На основании этой записки решение о музее отправят на пересмотр, а затем и отменят. Мы ситуацию очень хорошо контролируем. Чтобы не терять времени и учитывая эмоциональную составляющую ситуации… Ну то есть что вот вы дочь артиста а… Савичева…
 
— Савушкина, — вспыхнула и пошла пятнами Валентина.
 
— Ну да, ну да. Короче, в качестве компенсации предлагаем вам две тысячи долларов. Это хорошая цена, поверьте.
 
Да, ребята, судя по всему, совсем не подготовились. А я, наоборот, подготовился. Всего за полдня. Потому что я молодец.
 
— Елизавета, я сегодня беседовал с господином Елизаровым, замначальника. Так уж сложилось, что мы учились в одной школе. Уверяю вас, он не писал этой записки, вас, наверное, обманули, подсунули фальшивку. Более того, Сеня Елизаров заверил меня, что документы на финансирование ремонта музея Савушкина сегодня в конце рабочего дня… А, уже, уже легли на стол мэра. И Сеня почему-то не сомневается, что тот их подпишет.
 
— Двадцать штук на обоих. — Геннадий нехорошо побледнел. Он не ожидал, что разговор вообще примет какой-нибудь оборот, поэтому пытался сосредоточиться и сменить тактику. Взглядом он подозвал того, кто у двери остался. Мужик вошел, молча сел за стол и стал пристально разглядывать сначала Валентину, потом меня.
 
— Геннадий Петрович, мне кажется, они блефуют. — Елизавета поняла, что налажала, и пыталась выправить ситуацию.
 
Я достал из кармана брюк мобильный «Нокиа». Его я одолжил у знакомого миллионера, с которым работал последний год. Набрал номер, подождал, пока возьмут трубку. Протянул руку с телефоном к уху Елизаветы. Фээсбэшник напрягся. Из трубки донеслось: «Елизаров слушает. Але, Колян, это ты, что ли?»
 
— Сеня, привет. Извини, случайно набрал, давай перезвоню минут через десять.
 
Геннадий и Лиза переглянулись. Смот­рящий не знал, на кого смотреть, он обернулся на коллегу у окна. Тот зачем-то сделал шаг вперед.
 
— Можете так же? — спросил я Лизу.
 
— В общем, так, смельчаки. Тупиковый разговор. Раздражаете вы меня. Но из уважения к поэту, потому что песню я вообще люблю, даю вам на раздумья два дня. Все, снялись, поехали дальше.
 
Когда они свалили, Валентина посмот­рела на меня с восхищением и предложила еще чаю. Я не стал отказываться.
 
Весь следующий рабочий день я посвятил изучению вчерашних переговорщиков. Люди оказались непростые, но и опасности сами по себе не представляли. Миха Щеглов, который вчера изображал голос Елизарова, сообщил, что Гена — пассажир известный. Раньше был в авторитете, теперь поутих. Но может и тряхнуть стариной. На нем висит одно заглохшее дельце; если трепыхнется, он по старым связям на Петровке дело это реанимирует. Гену по допросам затаскают, он точно притихнет месяца на четыре. Время мы выиграем.
 
Вечером я пошел ужинать в безымянную пельменную для работников дружественной и очень крупной охранной фирмы. Не успел зачерпнуть борща — ко мне подсела Елизавета из вчерашнего разговора.
 
— Приятного аппетита. Думаешь, ты один такой прыткий? Думаешь, мы бы не узнали о том, что ты фирму нашу пробивал? Что у тебя малю-ю-юсенькое охранное предприятие? И с Елизаровым, похоже, ты не знаком — он в другой школе учился.
 
— Мы в спортивной школе вместе учились, лучше копайте.
 
— Покопаем, покопаем. Я бы тебе, конечно, посоветовала слинять, чтобы неприятностей себе до конца жизни не нажить. Но знаешь, репутация у тебя все-таки кое-какая есть. Серьезные люди про тебя только хорошее. Поэтому лучше полюбовно. У меня предложение. Послезавтра я улетаю, на Канары. Давай со мной. На две недельки. Тут все пока рассосется, ты не при делах. Отдых будет приятным, обещаю. Никто еще не жаловался.
 
— Ого.
 
— Ну а что время терять. Я девушка простая. Ты мне нравишься, моей работе от этого только польза. Да и тебя от неприятностей спасу.
 
— Рассосется, говоришь?
 
— Давай без этого, ага? Если ты такой щепетильный, поехали сейчас ко мне, познакомимся. Чая не обещаю, а виски хороший есть. Мартини есть. Пиво есть. Готовлю я отлично. Как?
 
— Елизавета, предложение такое заманчивое, что я не могу сразу согласиться. Мне надо подумать. До завтра, до утра.
 
— Ну что ж, мыслитель, валяй. Завтра после одиннадцати бронь закрывается. Аде.
 
Таким образом, у меня появилось предложение, альтернативное директорству. И в чем-то его даже перебивающее. Да, Лиза была не красавица, да, она была из тех женщин, которые из-за неуверенности в себе предпочитают сначала переспать с мужчиной, а потом уже, на этой базе, заводить человеческие отношения. Да, она работает на бандита. Но вот эта откровенность, эта короткая юбка… Есть над чем подумать.
 
Хотя чего тут думать, ловушка это. Вернувшись домой, позвонил Андрею, рассказал ему про попытку сексуального подкупа. Андрей отреагировал странно:
— Да зачем тебе эта драная коза! Валентина лучше. Она сказала, что ты ей очень понравился, — хочешь, позвоню ей. Уверен, она будет согласна.
 
— На что согласна?
 
— На все, на секс. И готовит она — вообще закачаешься. Я знаю, у нас с ней в молодости был роман. Она уже тогда…
 
— Ты что, обалдел?
 
Я бросил трубку. Тоскливо стало как-то. Я думал, музей такое хорошее, высокое дело. Ну да, пара бандюков захотят оттяпать дом в хорошем месте — но мы отобьемся. На нашей стороне поэзия, живопись, музыка. А тут все, как обычно, будто не дом-музей Савушкина в центре Москвы, а кирпичный завод под Рязанью. Те же методы, те же люди.
 
Звонок.
 
— Николай, это Валентина. Мне Андрей звонил. Не подумайте чего-нибудь такого, но ради памяти отца я на все готова.
 
— Мне надо подумать, — привычно сказал я и попрощался.
 
Думал я, конечно, недолго.
 
Это был первый случай, когда из трех отличных вариантов я не выбрал ни одного.
 
Директором осталась Валентина. Моя контора заключила договор с домом-музеем Савушкина на «информаци­онную и юридическую поддержку» — все конфликты уладили официально и быст­ро. Тем более что Гену убили недели через две после наших пере­говоров — мне об этом сообщила Елизавета, зачем-то специально позвонила.
 
Да, уже потом, лет через десять, мы с ней снова повстречались, случайно. Должен подтвердить, что на завтрак она готовит отличные сырники.
 
Хотя с яйцами пашот Валентины их все-таки не сравнить.
 
А вот директором музея я так и не стал ни разу.

Повторим урок
Все статьи автора Читать все
       
Николай Фохт, урок мужества, Дом-музей Маяковского, Анастас Савушкин
Рекомендую
2 2783
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (2)

  • Александр Басов
    19.02.2017 10:00 Александр Басов
    Отличный урок, Николай. Один человек мне рассказывал, что прочёл у Экзюпери, кажется, такую фразу: "Жизнь, по-видимому, состоит из одних потерь". Вы рассказали нам, как управлять потерями, чтобы о них не жалеть.
  • Николай Фохт
    20.02.2017 14:11 Николай Фохт
    александр, привет. ну, если оформлять жизненные потери, как добровольный отрицательный выбор, тогда точно ни о чем жалеть не придется, а только радоваться))
70 «Русский пионер» №70
(Февраль ‘2017 — Февраль 2017)
Тема: Дом
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое