Классный журнал

Было очень солнечно

16 октября 2016 10:00

Актер Александр Демидов возвращается в те времена, когда было много счастья и света. По ходу колонки выясняется, что и сейчас есть свет и счастье в жизни Александра. А в чем секрет?

Мне в детстве казалось, что жизнь — это сказка, и я лет до пяти болтался по городу Шадринску, мной никто не занимался, родители развелись, дед давал мне 10 копеек (именно столько стоил билет в кино), и я смотрел фильмы, очарованный, как сказал Ленин, важнейшим из искусств.

А еще я заходил к бабушке, которая работала в столовой, где продавали беляши, бабуля давала мне три беляша и стакан горячего какао. Вкуснее этих беляшей и стакана какао не было ничего. Я был счастлив, и было очень солнечно, я щурился от солнца и улыбался, улыбался, смотрел на витрины магазинов и улыбался, видя свое отражение в стеклах витрин, и, несмотря на отсутствие присутствия родных и близких, мое детство было счастливым.

Потом меня забрал отец, увез в город Рязань, я оказался в другой семье, родились сестрички-двойняшки, мы жили 5 лет в комнате 12 квадратных метров в доме гостиничного типа, пока отцу не дали 4-комнатную квартиру, которая казалась огромной (на самом деле это были 40 квадратных метров), у меня появилась своя комната, и я был счастлив. Пошел в школу, в 7-м классе я стал комсомольцем, потом секретарем комитета комсомола, сократил прием в комсомол на 70 процентов, потому что задавал только один вопрос: «Зачем вы хотите стать комсомольцем?»

Ответить на него никто не мог. Пришли из райкома комсомола и, собрав в актовом зале всех учеников, устроили мне показательную порку, предложив положить комсомольский билет и покинуть комсомольскую организацию. За меня вступилась учительница географии, которая была парторгом, ну а дальше я стал героем школы, таким маленьким Ельциным. Я был в эйфории. Когда я шел по коридорам своей школы, я слышал, как за моей спиной шушукаются ученики. Меня уважали даже плохие ребята, ну, те, которые плохо учились, курили на переменах и пили портвейн.

Я устраивал новогодние огоньки, проводил конкурсы художественной самодеятельности, творческие вечера, дискотеки, занимался в театральной студии — короче, делал, что хотел, учился средне, но развивался творчески и после 10-го класса поехал в Москву, где сразу поступил в театральный институт — на эстрадный факультет ГИТИСА. Сейчас это РАТИ, Российская академия театрального искусства, а конкурс, между прочим, был 100 человек на место, но мне просто повезло, на этот курс поступили Хаит, Барац и Ларин.

Маленькие мальчики, приехавшие в Москву из разных городов, офигевшие от свободы, дурачились и наслаждались студенческой жизнью, детство продолжалось, а наш мастер курса Владимир Сергеевич Коровин все пять лет обучения вкладывал в нас то, что мы собой сейчас представляем, сделав из маленьких мальчиков «Квартет И», сохранив в каждом из нас ребенка.

Окончив институт, мы создали театр, Владимир Сергеевич тихо ушел из жизни, а мы громко понеслись по жизни, преодолевая огонь, воду и медные трубы.

Через 12 лет вышел спектакль «День радио», пришел успех, появились деньги, квартиры, машины, семьи, и счастье, мое детское счастье потихоньку стало уходить, потому что появилась ответственность, гастроли, спектакли, фильмы, корпоративы.

Мы многого добились и продолжаем работать. Славе с Лешей 44, мне 45, Камилю в этом году 50, но мы по-прежнему остаемся детьми и, не чувствуя свой возраст, дурачимся и смешим друг друга.

Все хорошо, и грех жаловаться, мы выросли, а детство глубоко закопалось в каждом из нас, осталось в воспоминаниях, в знаменитой общаге ГИТИСА на Трифоновской, в первых выпивках, поцелуях, разговорах до утра, где каждый считал себя гением.

Где ты, мое детское счастье?

В голове звучит мелодия и слова: «Куда уходит детство, в какие города и где найти нам средство, чтоб вновь попасть туда? Оно уйдет неслышно, когда весь город спит. И писем не напишет, и вряд ли позвонит…»

Я успешный, популярный артист, у меня прекрасный сын, которого я обожаю, у меня есть любимая девушка, живы мои родители и сестрички-двойняшки… Наверное, мое детское счастье перешло к ним, растворилось в жизненной суете, а я, как маленький упрямый мальчик, жалею об этом, пытаясь вернуться туда, где было беззаботно и хорошо, где было очень солнечно и я щурился от солнца и улыбался, улыбался и смотрел на витрины магазинов, и улыбался, улыбался, видя свое отражение в стеклах витрин, и был счастлив.

Все статьи автора Читать все

Александр Демидов, квартет и, детство

Рекомендую

1 3053

Спионерить!

Оставить комментарий

Комментарии (1)

16.10.2016 11:05 Владимир Цивин
В пространстве музыки и слова

Душа моя, Элезиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных.
Ф.И. Тютчев

Раз друг с другом связаны они, через игры ветра и воды,-
как перестает преградой быть, замерзшая река зимой,
тела тяжесть может устранить, на время, и душа порой,-
когда же вдруг в душе, что в бездне пусто,
хоть горстку, грусти бы наскрести,-
тогда-то и спасает нас искусство, печалью, настоящей почти.

Так опускается, небо на землю,
чуть слышно ресницами струй шелестя,-
чтобы была та, питаясь и внемля,
как на руках материнских дитя,-
словно от земного вдали, мы, что в небе, в душе легки,
небо тела и небо земли, в этом мире странно близки.

Однако, живы и измучены, болью обид,
увы, до сих пор не изучены, души как вид,-
минули чуть лишь тучи, вновь в сиянье святыня небес,
да не зря слушать душу и случай, нас учили, и Бог, и Бес,-
пока вы гости на погосте, пока ни поглотила вас мгла,
об душе своей позаботьтесь, чтоб она не сгорела дотла!

Невеселым, значит, будет дело,
коль душе отводится вторичность,-
ведь лицо второе, у нас тело, не отсюда ли идет двуличность,
для трагедий преграды нет, телом лишь, когда жизнь хороша,-
сколько бы не случилось бед,
больше чуть, если б чтилась душа!

Да пусть угрожает, то и дело, высоту сгубить,
не удастся же душе без тела, на земле прожить,-
и всё ж шикарным завершая траншем, земной свой удел,
увы, нередко гибнут души раньше, своих бренных тел,-
что и тело, хотя и бессмертьем дыша,
то и дело, болеет и гибнет душа.

Но раз уж глупость же сама, лишь продолжение ума,-
смыслы иные итожа, прорежется в душах всё же,
без лишних звуков и слов, и зов тревожный основ,-
а коли чувствуют, и свет, и пустоту,
быть может, души не бесплотны,-
и одолеют после тела высоту, лишь те, что были чистоплотны?

Как бегущая в ручье вода,
чтобы можно было из него напиться,-
быть же ведь должна душа чиста,
чтобы в тело новое смогла вселиться,-
не зря ж у всех у нас есть нечто, что присуще здесь извечно,
всему, чему в Пути сем Млечном, суждено любить беспечно.

Истомясь пускай душой, под обложною ватой облаков,
свежести же дождевой, мы всё же ожидаем от громов,-
когда душа как птица просится, порхнуть скорее за порог,
как в ней легко тогда проносятся, ветра восторгов и тревог,-
точно выбросившееся на сушу, вдруг китовое тело,
и поэзия же лишь то, что души, могут с собою сделать.

Рождая смысла кристалл, что духа длит идеал,-
лазурной музыкой, со словом бирюзовым,
пронизанная, словно колокольным зовом,-
должна взлететь душа, к основам снова,
паря в пространстве музыки и слова,-
ведь нет у ней, отечества иного!